В крошечном, но уютном зале бара Mama Jan, несмотря на вечер выходного дня, было пустовато. Пять минут назад здесь должен был начаться поэтический вечер, организаторкой которого я была, и вчера после последнего-распоследнего напоминания всем участникам тридцать пять человек клятвенно заверили меня, что придут сегодня, что бы ни случилось. Пока же я не видела даже своего соорганизатора Сашу, который передавал мне через друзей просьбу не опаздывать. Опоздавший в итоге Саша подошел ко мне со спины, вынырнув из каких-то тайных глубин заведения.

С Сашей Маниченко мы знакомы почти двадцать лет, и проекту, который мы портировали с Урала в Ереван, — немногим меньше. Проект называется «Стихи о», а концепция его в том, что сначала выбирается максимально странная и неожиданная тема (стихи о приправах, стихи о бывших, стихи об отключении электричества). Потом все желающие принять участие погружаются в общий корпус мировой поэзии, находя там тексты, так или иначе подходящие под заявленную тему. Чем страннее будет выбор и чем изящнее объяснение этого выбора — тем лучше. Дальше все читают стихи, радуются, веселятся, кутят — в общем, мир, дружба, жвачка.

Проект начался в Екатеринбурге, потом переехал в Челябинск, а теперь мы около года делаем все в Ереване с переменным успехом (все время мешает отсутствие времени и сил). При этом когда мы все жили в России, сил почему-то хватало и на написание статей, и на ведение поэтических семинаров, и на организацию литературных фестивалей, и на участие в постоянных культурных проектах. Такая мелочь, как сделать поэтический вечер, привлечь туда зрителей, участников, найти оборудование, разослать анонсы в дружественные СМИ, — была настолько незначительной задачей, что даже не стоила особого внимания. А сейчас вдруг стала практически неподъемной.

Женщина за столиком у бара вдруг повернулась ко мне: «А что здесь за мероприятие должно начаться?» Я рассказала. «Ничего себе! А скажите, как вы собираетесь зарабатывать на этом?»

Я поперхнулась. Кажется, профессиональная литература в России никогда не была историей про деньги, только про одно сплошное подвижничество. Многие мои коллеги-литераторы и культуртрегеры работали ради денег, чтобы потом вкладывать их, свои силы, свое время в редактирование журналов, книгоиздание, организацию фестивалей и тому подобное. Оплата такого труда почти никогда не подразумевалась. Даже мастерам, ведущим поэтические семинары на форумах молодых писателей, платили редко, да и то только самым маститым, а литературные премии почти никогда не подразумевали капитала, кроме символического.

Получилась серия Рaroles, в издательстве «Поэзия без границ» с латвийскими ISBN (то есть настоящие, не самиздатовские книжки). И все это — безо всякой монетизации, без денег, из непонятно откуда берущихся сил, только ради великой цели. Какие заработки на поэзии, о чем вы говорите!

Так вот, женщина за соседним столиком повернулась ко мне: «Скажите, как вы собираетесь зарабатывать на этом?»

«Никак, — честно призналась я, — это, скорее, история про встречу друзей, про поддержание связей внутри сообщества».

Связи внутри поэтического сообщества сразу после эмиграции поддерживались с невиданной силой. Травму эмиграции каждый переживает по-своему, но переезд целым сообществом очень сильно помогал с этой травмой справиться. Поэтические вечера вместе с современными армянскими поэтами и музыкантами, постоянное желание сбиваться в общее коллективное тело, чтобы справиться с болью и страхом, — кажется, именно это спасло всех нас вначале.

Это была странная, но прекрасная ситуация, когда в рамках февральской-сентябрьской эмиграции в Ереване оказалась толпа русских литературных коллег. С кем-то мы вместе учились в литературном институте имени Горького в Москве, с кем-то познакомились на фестивалях и поэтических тусовках по всей России, были среди присутствующих молодые поэты и известные литераторы — исследователи и критики в том числе. Все были здесь:

Тем временем наступил сентябрь 2022 — и на волне [частичной] мобилизации поэтическое сообщество Еревана пополнилось еще раз. Тогда же, на волне активности новоприбывших, у него открылось второе дыхание. София Амирова и Алексей Кручковский, поэты из питерской тусовки, приехали примерно в это время. Сначала они начали делать циклы поэтических вечеров «Двойчатка» (поэты выступали по двое — согласно некоторой загадочной логике, которую зрителям предстояло разгадать). Потом придумали проект «Ереванский балкон». Концепция его проста и изящна: в Ереван постоянно приезжает много коллег-поэтов из самых разных стран, Леша с Соней приглашают их к себе в гости, садятся на том самом балконе и записывают выступление на видео. Потом Леша видео монтирует, выкладывает в соцсети. Постепенно концепция проекта начала усложняться: поэты стали читать на фоне ночных шоссе, архитектурных объектов, в собственных или чьих-то квартирах. Но это всегда было красивое видео с качественным звуком и хорошими текстами.

Одними из самых стойких эмигрантских литературных проектов оказались еще несколько — например, писательский клуб «Арцак» (в переводе с армянского «проза»), где вполне профессиональные прозаики собираются работать и обсуждать свои тексты, чтобы коллективно подпинывать друг друга и не срывать издательские дедлайны. Самодеятельная поэзия без великих целей и задач, существующая просто ради самой себя, тоже никуда не делась: сейчас проходят, например, регулярные собрания поэтического клуба «Координата», где люди едва ли не еженедельно читают и обсуждают свои тексты.

Вообще, приехав в другие страны, эмигрантское поэтическое сообщество принялось воспроизводить формы литературной жизни, оставшиеся в России. Иногда в довольно странных видах — так, например, в Чебоксарах был прекрасный литературный фестиваль «ГолосА», посвященный поэту Геннадию Айги. Там в какой-то момент все поэты-участники отправлялись в настоящую сосновую священную рощу делать вокативные подношения резному поминальному столбу. Теперь же, когда все участники и организаторы оказались в десятках разных стран, ритуальные камлания пришлось перенести в Zoom — впрочем, даже в формате дистанционного совещания они почти не потеряли своей магии: вокативные подношения теперь распространились на духов всех стран и континентов. Но, как и положено на сакральных таинствах, зрителей и слушателей, кроме участников и коллег по профессиональному сообществу, кажется, не было.

Закрытость сегодняшнего профессионального поэтического комьюнити, в котором зрители и читатели из внешнего мира как будто лишние, — это не признак маргинальности, и удивляться ей не надо: она растет из времен советской неподцензурной поэзии. Из тех 1950–1980-х гг., когда создатели неподцензурного искусства существовали в лакунах и брешах, невидимых оку «Большого брата». На их поэтический вечер нельзя было прийти «с улицы», человека должен был привести кто-то из своих, и авторы искали признания внутри своего закрытого профессионального сообщества, а внешний мир был не особо им интересен. Современное поэтическое сообщество идеологически и эстетически выросло как раз из этой неподцензурной поэзии, переняв и ее практики.

Правда, справедливости ради надо сказать, что примерно так же обстоит дело и в среде западной академической, университетской поэзии, и внутри любого узкоспециализированного профессионального сообщества: хоть шеф-поваров, хоть заводчиков собак. Свои премии, свои журналы, свои звезды, невидимые и неинтересные для человека со стороны.

Ради еще большей справедливости скажу, что своя специфическая жизнь течет и во вполне подцензурных литературных кругах — в Союзе писателей (такой же своеобразной организации, как в России). Вспоминается, например, как однажды в Армению приехали российские коллеги презентовать антологию поэтов, погибших молодыми, — под названием «Они ушли, они остались». Приехали — и сразу отправились налаживать контакты в Союз писателей. В результате этого странного тандема состоялся не менее странный поэтический вечер (кстати, тоже в Mama Jan — армянские литераторы тоже предпочитают выпить и закусить во время творческого процесса). Посетивших это мероприятие еще долго догоняли флешбеки таких же точно вечеров в Екатеринбургском союзе писателей или московском ЦДЛ.

Казалось, ни у кого не осталось сил на подвижничество — работа и новый быт поглотили всех без остатка, и теперь эта поэтическая клубная эмигрантская жизнь докипает, скорее, по инерции.

Я с трудом оторвалась от мыслей: передо мной снова были барные столики в полутьме, хрустели гренки с хумусом, звенели стаканы. Мы расчехлили многостраничные подборки стихов — и начали. Читали, интонируя, завывая, то повышая, то понижая голос. Звуки вокруг затихли, отошел на задний план грохот кофе-машины. В сущности, было совсем неважно, сколько человек сидит вокруг и слышат ли они нас, — звуки поднимались к потолку и уносились куда-то в огромное, пустое, общее на всех небо.

Нина Александрова