Баку намерен закрыть четыре офиса ООН: Программы развития, Фонда по народонаселению, Верховного комиссариата по делам беженцев и Детского фонда. Приговорено бакинское отделение Международного комитета Красного Креста. В деятельности его местного представительства, заявили в правительстве, необходимости нет. Как настаивает местная и лояльная к власти пресса, «Азербайджан сам стал донором и не нуждается в помощи извне, особенно если она оказывается на основе непрозрачных схем и через организации, структура которых носит явно разведывательный характер».

Сами по себе эти начинания вряд ли стали бы сенсацией — ссора Баку с Западом неуклонно углубляется с первых же дней второй Карабахской войны (см. сноску 1). Но на этот раз жертвами борьбы с чужой «мягкой силой» стал и «Русский дом» — изгнание символа российского присутствия случилось между закрытием бакинского офиса USAID и заявлением о нежелательности Красного Креста. Строгая симметрия наблюдается и по части зарубежной прессы. Вместе с Bloomberg и BBC закрыться предписано и российскому «Спутнику».

За тем, что может показаться новым курсом, на самом деле скрывается возвращение к совсем не забытому старому. Но в других условиях и с небывалой прежде прямотой.

Кризис после катастрофы

Тягостный фон в отношениях Москвы и Баку формально принято связывать с трагедией азербайджанского Embraer-190, летевшего из столицы Азербайджана в Грозный и рухнувшего под казахстанским Актау.

Нарочито оперативные заявления азербайджанской власти об осколках ракеты в обломках самолета не стали ни для кого в стране шоком или сменой вех. Отношения с Россией на протяжении всей новейшей истории страны были формой двусмысленности, порой довольно волнительной. Но при этом они всегда были частью более масштабного баланса: в то время как постсоветские страны определялись со своим местом по краям оси Восток–Запад, основой внешнеполитического позиционирования Баку всегда была равноудаленность и от того, и от другого. Географические и сырьевые особенности позволяли Азербайджану считать себя наиболее важным и интересным миру игроком на всем постсоветском Южном Кавказе. У истоков этой стратегии стоял еще Гейдар Алиев, завещавший ее исполнение сыну, и тот следует ей последние четверть века.

Подход всегда был вариативен, его параметры постоянно приходилось вычислять вручную, но с точки зрения политического выживания оно того стоило.

С одной стороны, Баку оберегал себя от поля тревожной гравитации Москвы, с другой — от пристального внимания Запада к внутриполитическим своеобразиям. На обоих направлениях у Азербайджана имелась система гирек и противовесов, которыми он регулярно пользовался. Он мог устраивать грандиозную распродажу лицензий на «месторождениях века» среди мировых нефтяных гигантов, не боясь недовольства Москвы, но когда шум полемики утихал, обнаруживалось, скажем, что не худшие позиции на шельфе среди прочих оказывались у «Лукойла».

С другой стороны, давление на журналистов и оппозиционеров носило здесь всегда сезонный характер, в ритме каких-либо договоренностей с Западом. При этом отношения с Западом и Россией друг от друга особенно не зависели, они развивались по своим самодостаточным законам, даже если порой и выглядели сообщающимися сосудами.

Как это было, скажем, в 2014 году. Крым и начало Донбасса в Баку расценили как угрозу, отвечать на которую было нечем. И дело не только в том, что Азербайджан всегда ощущал уязвимость своих северных границ по российско-азербайджанской реке Самур. Не только в готовности Москвы в очередной раз разыграть лезгинскую карту или использовать готовность немалого количества людей даже в Баку украситься гвардейскими лентами.

Советский Азербайджан был одним из лидеров по части номенклатурного единства на самом высоком партийно-хозяйственном уровне, обходя и закавказских соседей, которые самоутверждались совсем по-другому, и среднеазиатских, даже самых коррупционно близких Кремлю. Свои сырьевые богатства Азербайджану удалось конвертировать в особое устройство элитных отношений с Москвой, особенно в брежневские времена («Широко шагает советский Азербайджан!» — эта ремарка, сопровождавшая роскошный визит генсека в Баку, не случайно стала мемом на все времена). И, что особенно важно, в их бесперебойное воспроизведение. Наследием таких неформальных связей, которые отнюдь не всегда были такими уж привычно вертикальными, некоторые особенности российско-азербайджанских отношений в Баку иногда объясняют и сегодня.

Но если для отца, стоявшего у истоков этой традиции, она была безграничным ресурсом, то для сына постепенно стала и проблемой. Генетическая склонность многих из тех, кто достался сыну от отца, видеть мир через кремлевские окна, в определенной степени лишала его монополии в управлении балансом между Западом и Востоком, который географически все равно Север.

Союз без России

После трагедии под Актау Баку сразу установил в разговоре с Кремлем тон, которым прежде с Кремлем коммуницировали только Тбилиси при Саакашвили и Киев после Кучмы. Понятно, что сама внутриполитическая ситуация в Азербайджане, претензии Алиева на имидж лидера уже не столько регионального, сколько вдохновителя клуба, по своему составу и мотивации напоминающего Движение неприсоединения почти полувековой давности, на роль одной из ведущих фигур «третьего мира» вообще, так поднявшего свои ставки после февраля 2022 года, — все это требовало от Алиева непреклонности в реакции.

И к тому же, если он так отвечает Москве, то чего остается ждать Пашиняну, Пезешкиану или Макрону?

Но было и другое. Да, за все последние годы Алиев собрал убедительнейший флэш-рояль, но во многом он это сделал не без помощи России. В том же карабахском триумфе Азербайджан, помимо прочего, сыграл и на интересе Москвы к контрольному пакету — пусть и на паях с другими — в огромном коммуникационном хабе на границах Армении, Азербайджана, Турции и Ирана.

Россия, сознательно или не очень, своими миротворцами помогла Азербайджану в его плане возвращения Карабаха практически без новой войны. Но за это Баку пришлось платить усугублением северного крена, что противоречило заданной стратегии. К тому же этот крен сопровождался и решительным отдалением от Запада — опять же по своим, не зависящим от России причинам: карабахские начинания и вытекающие из них внутриполитические продолжения с преследованием оппозиции и журналистов не могли понравиться Западу. К тому же Баку, подобно многим государствам такого жанра, испытывавший сложности с американскими демократами, примкнул к широкому движению ожидания Трампа, что позволило ему представить ссору с США не как разрыв, а всего лишь паузу.

Тем не менее диспропорции традиционного позиционирования стали не только слишком явными и в чем-то угрожающими традиционному курсу, но и при этом уже совершенно не обязательными. Все, чем могла быть полезна Москва, Баку получил. А в Зангезурском коридоре (см. сноску 2) она все равно бесполезна, тем более что по большому счету России коридор нужен гораздо больше, чем Азербайджану — он, в конце концов, пусть и с меньшим комфортом, может решить проблему связи с Нахичеванью и Турцией через Иран.

И, наконец, еще один фактор, который стал особенно значимым: Турция. Мир, в котором надо было балансировать, стал для Азербайджана трехполярным, что особенно важно в меняющемся контексте.

Азербайджан и прежде был для России страной номер один на Южном Кавказе. Теперь же с учетом особой роли Турции растет и значимость союзного ей Баку. Москва вынуждена закрывать глаза и на то, что Азербайджан фактически оставил ее в стороне сначала от карабахского урегулирования, а потом и от интриги с Зангезурским коридором, которая все больше решается в треугольнике Баку — Ереван — Анкара, и на резкости, которые Баку позволяет себе в связи с крушением самолета, — возможно, в ожидании того, что кризис разрешат первые лица.

И когда это случится, мы, возможно, увидим еще одну выразительную иллюстрацию бакинской политической традиции.

Заговор

Одновременные гонения азербайджанской власти на антиподов — на западные структуры и институты «Русского мира» — затмили яркую, хоть и однодневную сенсацию, которая между тем тоже многое объясняет.

Вскоре после расправы с «Русским домом» в Азербайджане раскрыли российскую шпионскую сеть. Считается, что возглавлял ее якобы Рамиз Мехтиев, еще недавно всесильный глава президентской администрации, всю жизнь следовавший тенью за Гейдаром Алиевым и пытавшийся быть регентом при его сыне. Входил в нее Эльмар Мамедьяров, который руководил МИДом ненамного меньше, чем Ильхам Алиев — страной. Дальше — министр нацбезопасности, тоже бывший. Бывшие министры культуры и спорта. Словом, аллюзии на любой вкус. Хоть Берия, хоть троцкисты-зиновьевцы, хоть Остазия из «1984» Оруэлла, то враг, то друг.

Впрочем, обошлось без громких процессов, народный гнев ни на чьи головы не обрушился, интрига рассеялась с той же стремительностью, с какой была анонсирована. К тому же Мехтиеву восемьдесят шесть, а один из фигурантов и вовсе не дожил до разоблачения. Не в них дело.

И не в том, что Остазия-Россия стала врагом. Она им здесь всегда была, просто никто не требовал к ней всерьез как к врагу относиться. Политический контекст в Азербайджане всегда, даже при отце, был пронизан антикремлевскими мотивами, от памяти о январе 1990-го (см. сноску 3) до Карабаха, в котором, как принято здесь считать, Москва помогала армянам. Но при этом и братство с Россией, которому посвятил жизнь Рамиз Мехтиев, тоже оставалось частью мейнстрима. Даже когда Ильхам Алиев, укрепившись во власти, зачищал старую отцовскую гвардию с ее особыми и давними связями с Москвой и заменял ее своим поколением и своей элитой.

Изгнание «Русского дома» оказалось действом из двух актов. Первый избавил Баку от символов присутствия России — что для Москвы довольно болезненно, потому что другого присутствия уже не наблюдается. Второй хоть и выглядит антироссийским, но на самом деле для своих. Больше никаких кривотолков. Остазия — враг. Такой же, как и Океания из того же «1984». Что, впрочем, не мешает по-прежнему вести и с той, и с другой стороной взаимовыгодные дела. Поэтому, вероятно, конфликт Баку и Москвы близится к разрешению, и символом его окончания может стать встреча лидеров в Москве, в День Победы, в анонсе которой, правда, значатся заодно коллеги из Минска и Душанбе.

В то же время посол Азербайджана в Вашингтоне Хазар Ибрагим с забытыми нотками благодарности вспомнил, как 30 лет США поддерживали суверенитет его страны, и вообще Баку рассматривает Соединенные Штаты как стратегического союзника, «перед которым у него есть моральные обязательства». А поскольку само понятие «Запад» становится все боле дисперсным, какие-то подходы Баку, видимо, придется менять и в отношении Европы, тем более что все более активно пытается восстановить с ней отношения братская Анкара. Словом, есть время нарушать равноудаленности, и есть время равноприближенности. Но уже без «Русского дома» и Красного Креста. Хотя вряд ли кто поручится, что, если потребуется, они не вернутся.

сноски

1 Вторая Карабахская война — крупномасштабный вооруженный конфликт между вооруженными силами Азербайджана, с одной стороны, и вооруженными формированиями непризнанной Нагорно-Карабахской Республики (НКР) и Армении — с другой, в сентябре-ноябре 2020 года (первая Карабахская война — 1994 год).

2 Зангезурский коридор — продвигаемый Азербайджаном проект транспортного коридора длиной около 40 км через территорию Сюникской области Армении, соединяющего Азербайджан с его эксклавом Нахичеванской Автономной Республикой.

3 Черный январь — подавление политической оппозиции подразделениями Советской армии в ночь на 20 января 1990 года в Баку, закончившееся гибелью более сотни мирных жителей.