Небольшая неприметная улочка имени А. Дилачара находится в самом сердце Стамбула, в одном из главных его исторических районов — Шишли. Нет в этой улочке ничего примечательного. Разве что, если повернуться спиной к Босфору, по правую руку там обнаружится действующая частная армянская школа для начальных классов, основанная еще в 1912 году. Как она уцелела после событий 1915-го, можно только догадываться.

Имя хорошо известного лингвиста Дилачара в Турции не указывают, скромно обходятся инициалом «А.». Этой «скромности» есть объяснение: ведь под инициалом скрывается армянское имя Агоп. Не то чтобы турки его скрывают, но и афишировать, что один из главных реформаторов современного турецкого языка имеет армянское происхождение, точно не хотят. Анкара до сих пор предпочитает молчать о роли армян в Османской империи и светской Турецкой Республике.

Был главным советником Кемаля Ататюрка по языковым, культурным и научным вопросам, главным специалистом турецкой ассоциации лингвистов, которая и занималась реформированием турецкого языка. Мустафа Кемаль с легкой редакторской руки Мартаяна получил имя Ататюрк (в переводе с турецкого — «Отец всех тюрков»).

Veni, vidi, vici

Агоп Мартаян родился в Константинополе в 1895 году. О его семье сведений мало. Известно, что родители — армянские торговцы из Кесарии (современный Кайсери в Турции), переехавшие в Константинополь по наставлению старших рода. Агопа отдали в школу американских миссионеров в Гедикпаше (район Константинополя). Там мальчик и обнаружил в себе страсть к языкам, выучил английский, латынь, древнегреческий, немецкий. В общем, школу он окончил с отличием и вавилонской башней внушительных размеров в голове. На этом Мартаян не остановился: он поступил в Роберт-колледж (American Robert College, сейчас это Босфорский университет) и продолжил поглощение языков. Вавилонская башня в голове юного полиглота росла и разрасталась. Агоп погрузился в изучение османлы и сдружился со своим учителем, поэтом Тевфиком Фикретом, греком по матери, поддержавшим революцию младотурков, а затем разочаровавшимся в ней.

Агоп и колледж окончил с отличием, со знанием более 20 языков и нью-йоркской премией.

Кавказский фронт

На дворе стоял 1915 год, шла Первая мировая. Османская империя, уже ослабевшая в войнах с болгарами, сербами и греками, терпела поражение на Кавказском фронте, проигрывала российской армии, которой за короткое время удалось взять Карс и Ван и продвинуться дальше вплоть до стен крепости Эрзерум.

19-летнего Мартаяна забрали в армию на второй день после окончания колледжа. Отправили сначала в Диярбакыр, а затем на Кавказский фронт — учить турецкому немецких солдат, которые воевали в обнимку с «Турецкой грамматикой» Юлиуса Немета, венгерского востоковеда, лингвиста и тюрколога. Книжица оказалась любопытной для армянского новобранца.

Правда, по некоторым (преимущественно турецким) источникам, все было совсем не так или не совсем так. На Кавказском фронте Агоп учил немецких солдат турецкому только во времена затишья, а так — сражался с русскими, был ранен, а потом представлен к награде за отличную службу и храбрость. В тех же источниках упоминается, что «некоторые офицеры нацменьшинства, воспользовались ослаблением фронта и пытались бежать с войны». Их решено было «отправить на Южный фронт». Агопа отправили вместе с ними.

Попробуем прояснить формулировку «некоторые офицеры нацменьшинства». Речь, скорее всего, завуалированно шла об армянах, которых турецкие власти, напуганные освободительным движением греков, болгар и сербов (им, кстати, удалось в 1914 году отвоевать у разваливающейся Османской империи значительные части своих исторических территорий и основать независимые государства — в отличие от армян Западной Армении), поспешили обвинить в предательстве и сговоре с российской армией. Отряды армянских добровольцев действительно в это время сражались с турками, защищая коренное армянское население от уже начавшегося геноцида. Один из возглавляющих армянское сопротивление — заклятый и непобедимый враг и осман, и младотурок Андраник Зоравар.

Встреча в Дамаске

На Южном (Сирийском) фронте туркам везло больше. Здесь турецкие войска выиграли Месопотамскую кампанию, разгромив англичан у Эль-Куты (территория современного Ирака).

Возможно, именно блестящее знание английского языка спасло тогда Мартаяна от смертельной участи, постигшей его соотечественников, и он остался работать переводчиком в лагере для британских военнопленных. Впрочем, спасло или отсрочило? Однажды турецкие офицеры застали Мартаяна, разговаривающим с английскими пленными, и заподозрили в измене. Тут же доложили начальству и доставили «английского шпиона» в Дамаск, где дислоцировался штаб 7-й дивизии под командованием Мустафы Кемаля. Да, того самого, который спустя несколько лет станет основателем Турецкой Республики.

Мустафа Кемаль должен был мгновенно приговорить армянина к смертной казни. Но медлил. После обыска, в ходе которого изъял у подозреваемого пистолет, диплом и книгу, Кемаль разговорился.

— Почему не убежал, как другие?

Агоп в ответ дерзит:

— Кто не бежал с Кавказского фронта, тот, вероятно, не побежит с улиц Дамаска!

— Что сказал тебе англичанин?

— Просил передать прекратить нечеловеческое насилие над пленными, — еще более дерзко ответил Мартаян. — Насилие присуще султанскому режиму и должно быть неприемлемо для деятелей, стремящихся к республиканскому порядку.

«…Я был ошеломлен и думал, чем все это закончится… командир предложил мне чаю и попросил рассказать о подходящей структуре общественной жизни и демократических системах… Я с подозрением подумал, что со мной происходит какая-то игра…» — вспоминал потом Агоп Мартаян о пережитом в те минуты ужасе.

Это и правда была не игра. Мартаян еще какое-то время оставался с Кемалем, читал ему лекции о госустройстве стран, обсуждал книгу, в которой автор говорил о турецком языке как о «вульгарном», а турецкие слова были напечатаны латиницей.

Можно ли сказать, что так формировалось новое турецкое самосознание? Надеялся ли Агоп Мартаян, просвещая зло, обернуть его во благо, или это мы, его потомки, додумываем, потому что хотим в это верить? Чем оборачивается просвещение зла? История показывает неутешительные примеры. Она выдает Смирну 1922 года (речь о резне в городе Смирна, когда кемалистская армия подожгла кварталы, населенные армянами и греками. — «Новая»).

Университет свободы и приглашение на казнь

Мартаяну все-таки удалось покинуть фронт и уехать из страны. Он переехал в Бейрут, начал работать в местной армянской гимназии при церкви Сурп Ншан, сразу директором. Издавал армянскую газету «Луйс». Но вернулся в Стамбул, когда было объявлено Мудросское перемирие (оно потом переросло в Севрский договор, который, к разочарованию армянства, так и не вступил в силу). Преподавал в родном колледже английский язык. Успел жениться на армянке Мелине и снова уехал. На этот раз в Болгарию: преподавать древние восточные языки, а также османский турецкий в Университете свободы. Здесь он много времени посвятил изучению языков, которые знал, написал несколько важных работ на армянском языке. Публиковал их в стамбульской газете «Аревелк». Одна из статей и попалась на глаза Мустафе Кемалю, правителю и реформатору новой Турции.

Ататюрк объявил о масштабных реформах, как только была провозглашена Турецкая Республика. Одна из первых — языковая. Как и другие просветительские проекты Ататюрка, ориентированные на «западные ценности», она долго буксовала. Безграмотное почти на 90% тюркское население считало кощунственным переход на латиницу.

Процесс пошел, когда Ататюрк предложил Мартаяну вернуться в Стамбул и помочь с проведением реформы. Мартаян согласился не сразу. Он ждал все это время другого приглашения — от Советской Армении. Писал и ждал. Но родина молчала.

И Мартаян поехал очищать турецкий от арабского и персидского влияния, адаптировать турецкую фонетику под латинские буквы. Он переехал в Стамбул, а потом, когда Ататюрк создал Турецкую ассоциацию лингвистов, в Анкару. Все это время он вел не только научную, но и преподавательскую деятельность, участвуя в масштабной ликвидации безграмотности по всей Турции.

Мустафа Кемаль после декрета об обязательном прохождении курсов современного турецкого языка издал приказ о присвоении туркам фамилий. Обращения вроде «эфенди», «бей», «паша», «ходжа» заменялись на фамилии. Каждый Ахмед-бей положен был получить свое прозвище.

Мартаяну, имевшему фамилию, вовсе не обязательно было получать турецкое прозвище. Но фамилия «Дилачар», то есть открыватель языка, была подарена самим президентом Турции, и турецкие источники, цитируя Мартаяна, пишут, что он «почел за честь» принять наречение Дилачаром.

Самому Мустафе Кемалю тоже предстояло принять новую фамилию. Турецкие приближенные советники предлагали «Тюрк Атаси». Мартаян предложил отредактированную, более благородную версию — Ататюрк. И она понравилась младотурецкому лидеру.

Кемаль мне друг, но истина?

Все бы ничего, но Ататюрк не ограничился этими нововведениями. Он бредил идеей праязыка, имевшего тюркские корни, — так называемой концепцией солнечного языка. И Мартаяну предстояло всерьез развивать лженаучную теорию, провозглашавшую турецкий праотцом всех языков Центральной и Малой Азии. Вплоть до 50-х годов эту теорию всерьез преподавали в школах и университетах Турции.

«Крупнейший ученый и лингвист мира Агоп Мартаян тем самым дискредитировал себя. Скорее поэтому армяне не героизируют его», — отметил в беседе с «Новой» тюрколог Рубен Мелконян. Однако есть несколько «но», которые заставляют исследователей ломать голову: зачем понадобилось по большому счету смелому и принципиальному ученому участвовать в этой фальсификации?

На одном из больших конгрессов, где собрались по приглашению турецкого правительства лингвисты со всего мира, Ататюрк попросил каждого ученого мужа спеть песню на родном языке. Атмосферно, не правда ли? Француз спел французскую песню, испанский лингвист — испанскую, немецкий — немецкую. Своей очереди дождался и Агоп Мартаян, от которого все ждали услышать турецкую песню.

Но Мардаян запел на языке, который меньше всего хотели слышать в Турции, о человеке — которого ненавидела официальная турецкая власть.

Мардаян запел:

Իբրև արծիվ սավառնում ես լեռ ու ժայռ,

Как орел, ты паришь над горами и скалами,

Սուրբ անունդ պիտի հիշվի դարեդար,

Веками будут помнить святое имя твое.

Թնդացնում ես երկինք, գետին տենչավառ,

Гремишь в небесах, к земле стремясь,

Հսկա լերինք քեզ ապաստան, Անդրանի՛կ։

Великие горы тебе будут приютом, Андраник!

В зале зло скалились турецкие офицеры, сверкали ятаганами. Что в этот момент переживал реформатор и фальсификатор Агоп Дилачар, мы не знаем.

Известно только, что Ататюрк заставил офицеров вложить мечи в ножны и сказал:

«Андраник был врагом турок и убил тысячи турок. Такого героя, как Андраник, у армян не было в прошлом и в будущем вряд ли будет. Армяне правильно делают, что помнят своих героев».

Ататюрк, конечно, ошибся. В будущем герои у армян были и еще будут.

Вместо послесловия

Агоп Мартаян умер в сентябре 1979 года в Стамбуле. Турецкие телеканалы передали новость сухо: скончался главный редактор турецкой энциклопедии А. Дилачар. Некоторые СМИ объявили о смерти «известного лингвиста», некоего Адиля Ачара…

В Турции не видят большого конфликта в попытке стирания армянских, греческих, каких-либо еще следов в истории, науке и культуре страны. «Национализм времен Ататюрка не подразумевал, что абсолютно все должно быть исконно турецким. Важен был процесс «становления турецким», как это произошло с героем статьи, получившим имя Диль Ачар непосредственно от Ататюрка. Его происхождение не замалчивалось — оно просто не имело значения, — осторожно комментирует российский литературный критик, чье имя мы не указываем в целях его безопасности. — В Стамбуле до 1950-60-х годов, особенно в интеллектуальной среде, сохранялось значительное присутствие армян, греков и евреев. Но мне не кажется, что различие между ними чувствовалось так же, как в Османской империи, где эти слои не смешивались. В глазах государства и истории все они были турки разного происхождения».

Что касается языковой реформы, для турок она неразрывно связана с именем Ататюрка. По словам собеседника «Новой», в Турции предположение, что вдохновителем мог быть кто-то другой, воспринимается как настоящая крамола. Поэтому утверждение, что «армянин реформировал турецкий язык», для турецких граждан некорректно — это была страстная идея Ататюрка, над которой он много работал лично, а уж кто ее «воплощал», менее важно для общества.

В общем, Турция присваивает всё и делает своим. Внутри страны происхождение человека становится неважным — это модель, унаследованная еще со времен Османской империи, резюмирует литературный критик.

Арфи Пиликян