Лысый человек крупного телосложения просыпается в небогатой, слегка захламленной квартире, делает несколько приседаний и идет умываться. Он чистит зубы и бреет голову одновременно, а попутно пытается еще и приготовить нечто неопределенное на сковороде, поставленной на пылающую плиту. Делает он это все утомительно долго, так что — вот незадача! — завтрак успевает сгореть: половину приходится съесть, половину выкинуть. Закончив этот утренний ритуал, он выходит с большого — во весь задник — экрана на сцену и заводит монолог об устройстве пчелиного улья. Тем временем через эти кухню, ванную, спальню, лестничную клетку пробирается гигантская божья коровка, попутно задевая и сшибая предметы быта. Следом за лысым она оказывается на сцене — ровно в том же костюме, что была на экране. Оба персонажа будут время от времени возвращаться обратно на заселенный квартирным хламом экран — сменить костюм или обозначить, что прошли очередные сутки.

Чулпан Хаматова и Максим Суханов играют пару артистов-эмигрантов, отчаянно перебирающих хрестоматийные тексты в попытках найти в них что-то важное и сыграть единственно правильным образом.

После череды трагикомических сценок (костюм божьей коровки сменяет обличье кактуса, затем Хаматова, совершенно неузнаваемая в этом образе, изображает престарелую шамкающую учительницу, пытающуюся провести занятие по авиамоделированию) они пытаются взяться за «Ромео и Джульетту», затем играют сцену из «Антигоны» Софокла, потом — «Дневник Анны Франк».

Впрочем, и со словом «играют» есть определенная игра: в своих первых обращениях к публике они неслучайно называют себя собственными именами и рассказывают про себя истории, действительно имевшие место в их реальной биографии. На их статус лишенных родины не указывает в целом ничего:

Все трое давно мечтали поработать друг с другом. И дольше всех, кажется, Хаматова и Суханов — они подружились еще на съемках прославившей обоих «Страны глухих» Валерия Тодоровского. Материал для совместной работы и свободные дни в плотных личных графиках эти двое искали более 25 лет. Есть своего рода мрачная ирония судьбы в том, что нашли они его только сейчас и уже за пределами оглохшей страны. Зазор между самими артистами и их героями оказывается почти равен нулю: у обоих оборвана карьера, множество неосуществленных планов и несыгранных ролей, один из последних пунктов в послужном списке — рейс из Москвы в один конец. Оба оказались за границей в силу своих причин и своих убеждений: Хаматова — в Риге после ухода из «Современника», Суханов — в Берлине после увольнения из Вахтанговского.

Интересно, что судьбу авторов разделил и сам спектакль, только уже в новой жизни и обстоятельствах, что лишний раз подтвердило, что у Крымова вместо хеппенинга получился почти что суровый реализм. «Запискам сумасшедших» пришлось прямо посреди репетиционного процесса в срочном порядке переезжать из уютного Латвийского национального театра в холодное модерновое пространство рижского LED Unit Halle: первоначально согласившийся принять у себя репетиции и премьеру театр объявил мораторий на постановки на русском языке до прекращения боевых действий между Россией и Украиной. Побывав в Грузии, Армении и на Кипре, постановка шесть раз была сыграна в четырех городах Израиля, чтобы в мае вернуться в Ригу и затем проехать по Европе.

С последней волной эмиграции сюда переселилось большое количество творческих людей: на спектакле в Тель-Авиве среди публики можно было встретить, например, Юлия Кима и Иосифа Райхельгауза. Ким живет здесь давно и руководит театральным фестивалем, Райхельгауз приехал в 2022-м после бесцеремонного увольнения из созданной им «Школы современной пьесы», но открывает в городе Нетания новый театр.

Когда-то Хаматова и Суханов сошлись на одной съемочной площадке начинающими звездами. Теперь встречаются друг с другом на одной сцене лидерами своего актерского поколения, двумя совершенно необыкновенными мастерами. Хаматовой под силу не только страшно комиковать в образе старухи-авиамоделистки (хотя смех от зрелища того, как на глазах человек быстро сходит с ума, тоже становится нервным) или нарядиться колючим растением, она еще и тринадцатилетнюю девочку может сыграть так, что глаза зрителя оказываются на мокром месте. Суханову же просто, кажется, можно дать роль без слов — своего героя он способен сыграть одной физикой тела.

В одном спектакле их свел Дмитрий Крымов, чья линия жизни испытала похожие колебания — уже в марте 2022 года, оказавшись по работе в США, он осудил боевые действия и решил не возвращаться. Из программок одних его спектаклей в Москве исчезло его имя, другие были просто сняты с репертуара. В свое время Крымов, сценограф по первой профессии, стал если не основателем, то основным послом жанра «театра художника» в России. И начинал этот путь еще в спектаклях отца, Анатолия Эфроса, а продолжал и развивал в виде собственной лаборатории в «Школе драматического искусства» под началом еще одного великого — Анатолия Васильева (уехавшего из России еще в 2004 году после конфликта с мэрией Москвы).

В его постановках визуальное играет наравне с драматическим, а то и переигрывает его, артистам частенько позволяется импровизировать и приплетать отсебятину, к самим спектаклям больше подходит слово «перформанс», а от первоначальной литературной основы часто остается один намек на нее. Так и здесь: родство со знаменитой повестью Гоголя у этой, написанной самим Крымовым инсценировки — пожалуй, только в том, что смешное и страшное здесь легко просвечивают и проступают друг через друга.

А от самого спектакля остается полное ощущение, что ты попал на его репетицию (или, выражаясь театральным арго, work in progress) и присутствуешь при процессе его создания. И вместо истеричного стенания по потерянной жизни (вполне уместного в предлагаемых спектаклем обстоятельствах) видишь за происходящим на сцене спокойные и меланхоличные глаза его создателя.

Финал у спектакля, правда, безжалостный и трагический. И это единственное, что кажется здесь не сымпровизированным его творцами, а предопределенным свыше.

Алексей Крижевский