В Берлине зима. Валит снег. Лишь самые отчаянные звезды вроде китайской актрисы и члена жюри Фань Бинбин решились на открытые наряды.

Лучшие моменты церемонии — духоподъемный ролик из фрагментов фильмов — обладателей «Золотого медведя» (да, были люди в наше время: Пазолини, Фасбиндер, Де Сика, Форман, Малик. И между прочим, Глеб Панфилов, которого не вспомнили, его «Тема» тоже была удостоена главной награды Берлинале). Но еще более упоителен короткий монтажный фильм, посвященный Тильде Суинтон и ее ролям.

Актриса с тысячью лицами. Вне возраста, а порой и гендера. Способная превращаться в ангела и дьявола. Космическая. Почетного «Золотой медведя» «За достижения жизни» ей вручил Эдвард Бергер, режиссер оскароносного эпика «На западном фронте без перемен». Ее темпераментная благодарственная речь была политически окрашена:

Помимо Тильды Суинтон и Тодда Хейнса, председателя жюри, на красной дорожке можно было увидеть Фатиха Акина, Ларса Айдингера, Корали Фаргет, Фолькера Шлёндорфа, Лану Вачовски… Звезд не так уж много, хотя новый директор фестиваля Триша Татл обещала сделать его менее артхаусным.

Фильм открытия «Свет»

Том Тыквер словно специально снял фильм для открытия самого политизированного кинофестиваля из главных смотров мира. И… прогадал. Кажется, в свой семейный кинороман длиной в два часа 40 минут он впихнул едва ли не все главные, обсуждаемые в современном социуме топики.

Неизживаемое европейцами чувство вины за колонизацию, разрушение института семьи, проблемы эмигрантов, климатический кризис, поиск волшебного языка эсперанто — для восстановления потерянного диалога отцов и детей.

Энгельсы (неслучайная в Германии фамилия) — типичная на первый взгляд, дисфункциональная немецкая семья. Эксцентричный отец Тим (Ларс Айдингер) — модный дизайнер, появляется дома лишь для того, чтобы, раздевшись догола, глотнуть пива, курнуть, заснуть и видеть сны. Мать Милена (Николетт Кребиц) пробивает грант на строительство центра общественных искусств в Кении, финансируемого правительством Германии; Кения, как ей кажется, прежде всего нуждается именно в таком центре. Мысли и голова Милен — в Африке. Дети, 17-летние близнецы Фрида (Эльке Бизендорфер) и Джон (Юлиус Гаузе), живут свою параллельную жизнь. Сын полностью транспортировался в VR-игры, дочь — в клубную тусовку, идиотские политические акции, запрещенные вещества, то есть в свой подростковый кружок. Это даже не разобщение, это полная атомизация «чужих родственников», попавших в «зону турбулентности», коим оказался нынешний мир.

Пока в семейку не заявляется в роли домработницы загадочная сирийская беженка Фарра (Тала Аль Дин), которая практикует «сознательность» с помощью вспышек медитативной лампы. Аладдин-Фарра должна помочь разобщенной ячейке общества заново сплотиться.

У Фарры, впрочем, есть своя цель и своя аналогичная семья, которая зеркалит образ европейской семьи, но в трагических ракурсах.

Тыквер решил в одном кино объять невозможное: «все, везде и сразу»: снять семейную драму в интерьере кричащих политических проблем и запузырить все это развлекательным интертейментом — мюзик-холльными номерами (яркими хореографическими и вокальными включениями с обилием исполнителей).

Фильм завис где-то посередине между серьезным высказыванием и развлечением. Постколониализм, империалистская вина, критика увязающего в чиновничьей паутине неолиберализма, отношение в Германии к беженцам, нерешаемый вопрос: как, не вмешиваясь в жизнь других стран, помочь им строить свое будущее. Распад нуклеарной семьи. Герои с плюсом, шаржированные. И их трудный путь друг к другу временами напоминает комикс.

Но что действительно хорошо в этом нескончаемом фильме, так это Берлин.

Тыквер не устает открывать для себя Берлин — вечно меняющийся, непредсказуемый, источающий бешеную энергию город-стихию, в котором добро и зло почти неразличимы.

Это третья картина режиссера, посвященная Берлину. Самым громким фильмом в его карьере оказалась лента «Беги, Лола, беги» (1998) о возможности исправлять ошибки в разных жизнях: главное — успеть. Потом была «Любовь втроем» о полиаморном любовном треугольнике. Потом — целый сериал «Вавилон-Берлин» о предвоенном мегаполисе.

И вот «Свет», который крепко-накрепко привязан к городу. Много сцен на улице, в метро, под мостами, в такси, много панорам, наблюдений за горожанами. Жизнь за освещенными окнами, полная тайн и скрытых конфликтов. Город-калейдоскоп — самое живое в этом кино.

Город и его жители утопают в дожде, который начинается в первых кадрах. Это похоже на потоп. И даже часы, которые разделяют главы фильма, здесь водяные: вместо песчинок капает вода, отмеряя время жизни. Дождь не кончается почти до финала киноленты, пока не появится свет. А для выдержавших этот марафон — счастливые финальные титры. И за стенами дворца на площади Марлен Дитрих… нет, не дождь. Нескончаемый снег.