Теперь-то мы знаем, что «желтую звезду» могут влепить кому угодно, и это совсем не смешно. А тогда это сочетание — доярка и «иноагент» — вызвало много шуточек. Правда, горечи в них было все-таки больше, чем веселья. Специальный корреспондент «Новой» поехала в Тульскую область, чтобы посмотреть, как живется в родном поселке семье доярки-«иноагента».

Знаменитостью в родном поселке «иноагента» Елену Агафонову* не назовешь, хотя все население Партизана — две тысячи человек. Молодые люди просто не знают, кто это. Кто постарше — знают, но при слове «иноагент» одни удивленно открывают рот, другие просто пожимают плечами. Я-то думала, что в небольшом поселке мне сразу покажут дорогу к дому Агафоновых, но получилось примерно с десятой попытки. На выходе из сельмага, возле двухэтажного дома с разбитыми окнами, невысокая тетка с сумкой-тележкой усмехнулась: «Это которая буйная? Я ее знаю, живу рядом, но вижу редко, она пешком-то не ходит, все время на машине». И объяснила, как проехать к большому кирпичному дому с красными воротами.

— Ага, так вы тоже «иноагент»? — недобро сощурился на меня коренастый мужчина, выглядывая из-под капота серо-голубого «Фольксвагена».

Он вышел из ворот, украшенных бронзовым литьем, и нагнулся к машине, когда я подъехала, представилась и спросила Елену Агафонову. Это ее муж, Александр. Его столько раз снимали журналисты вместе с женой, что я его сразу узнала.

— Лена! — крикнул он во двор и снова повернулся ко мне. Подошел ближе, отряхнул руки, спрятал их в карманы. — Вот вам как живется «иноагентом»? Довольны вы? Тоже, небось, сами пробивали себе лбом это «иноагентство»? «А вот мы такие хорошие»! И каково теперь?

Я не успела придумать, что на это ответить, когда из ворот вышла женщина, кутаясь в теплую куртку. Из-под вязаной шапочки выбивались пряди волос, и лицо было такое, будто женщина сейчас расхохочется.

— Вы запишите, что он говорит, — кивнула она. — Запишите, вам интересно будет.

Это Елена Агафонова. Министерство юстиции РФ не только знало о существовании поселка Партизан в Тульской области, а в нем — доярки Агафоновой, но даже изучало ее общественную деятельность. И в мае 2023 года внесло в реестр «иностранных агентов» под номером 594. Так Елена стала если не самым знаменитым «иноагентом», то уж точно самой знаменитой в стране дояркой.

Александр покосился на мой диктофон, но решил не молчать.

— Я вот думаю, что люди в стране должны просто спокойно жить, рожать и развиваться, — запальчиво заговорил он. — А в какую сторону развиваться?

— А это каждый сам решает, — ответила за меня Елена.

— Да? — продолжил Александр говорить со мной, не глядя на жену. — Какая-то интересная у вас идея получается! Вам почему-то нравится, как за границей живут. А чему там нравиться? Почему «иноагенты» не захотели жить в России и уехали? А-а-а-а, вы не уехали? Ну не нравится вам в стране жить — давайте вообще в Советский Союз возвратимся. Там же вообще ничего не было! А сейчас всё у нас есть! Живи, радуйся и рожай!

— Вам все нравится? — спросила я. — Ничего не надо поменять?

— Я считаю, если большинство выступает «за», меньшинство должно подчиниться, это демократия, — припечатал Александр. — Вот ты добро делаешь, — повернулся он к жене.

— Еще скажут, — со смехом кивнула Елена. — Прикинь, я когда-нибудь посмертно героем стану, а ты будешь за меня выплаты получать!

Тогда, в мае 2023-го, Елена не приняла новый статус всерьез. Много смеялась, мужу о «награде» поначалу вообще не сказала. А зачем? Потом много и весело давала интервью, журналисты не оставляли их семью без внимания. «Очень резкая, может и послать», — предупреждал меня коллега, узнав, что и я собралась в поселок Партизан.

Сейчас у Елены Агафоновой уже полтора года «иноагентского» стажа. На год меньше, чем у меня, но вполне достаточно, чтобы оценить все «радости», которые дает нам номер в реестре Минюста.

— А вам как живется «иноагентом»? — это уже я спрашиваю Елену.

— Честно сказать? — Она на секунду задумывается. В глазах у нее перестают мелькать веселые искорки. — Наверное, я все-таки рада. Это оказалось для меня и моей семьи лакмусовой бумажкой. Она выявила многие вещи, которые я раньше, наверное, не хотела замечать.

Доярка

Правильнее было бы называть Елену фермером: у нее большое хозяйство — коровы, поросята, козы, птица, овощи. Недавно она продала старый трактор и купила новый — меньше, зато более современный. Сейчас на нем снег чистит, весной будет огород пахать. Если, добавляет, у «иноагентов» не начнут отнимать тракторы и огороды «или вообще не выпрут из страны».

— Доярка-«иноагент» — это я сама придумала, — признается она. — Так лучше звучит. А еще лучше — «безграмотная доярка-«иноагент» с тремя классами образования».

Елена родилась в поселке Партизан, окончила техникум, получив специальность экономиста, позже училась в университете на ветеринара, потом — на юриста, но оба раза бросала учебу из-за рождения сначала первого сына, потом второго.

— Меня так воспитывали с детства, — объясняет она. — Нужно выйти замуж, рожать детей и трудиться.

Сначала Елена и пыталась просто растить детей и трудиться. Интереса ради пару раз сходила на выборы в поселке наблюдателем. Многодетная мать была в Тульской области в почете, ее звали в общественные советы при разных ведомствах. Она включалась в работу с энтузиазмом, которого, видимо, от доярки не очень ждали. Оказалось, что ей хочется не просто заседать, а разбираться.

— Сама я тогда ни в чем не разбиралась, — признается Елена. — Но меня включали в общественные советы, потому что вроде как надо. Я посмотрела-посмотрела, а потом стала возмущаться, как это все происходит. Некоторые вещи очень возмущали.

В 2009 году у Агафоновых уже было трое сыновей. Елена вступила в тульскую Ассоциацию многодетных семей. «Спокойно жить и рожать», как предлагал муж, не получалось. Сыновьям, например, школьные учебники приходилось покупать за собственные деньги, а это ведь непорядок — многодетным семьям учебники положены бесплатно. Ассоциация подняла шум — с тех пор, говорит Елена, за учебники в тульских школах с многодетных семей денег не берут.

— Ассоциация — это был мой «первый вылет», — рассказывает она. — Мы людей пытались собрать.

Но больше всего, продолжает Елена, ее удивили не сами по себе нарушения и несправедливости, а то, как реагировали на них люди вокруг. В большинстве они шикали на доярку: дескать, не лезь, а то еще хуже будет.

— Больше всего раздражало, что людям безразлично во-об-ще, — говорит Елена. — Я пробыла в ассоциации до 2011 года, потом перестала этим заниматься, перешла в бизнес. Вместе с подругой, тоже многодетной мамой, мы открыли детский досуговый центр. А потом я перешла на сельское хозяйство. Потому что и смысла в этом больше, и прибыли больше, и сами мы едим нормальную еду. У нас же люди все обленились, не хотят на земле работать, предпочитают в магазине купить. А вы знаете, чем вас в магазинах кормят?

Ей все-таки удалось собрать вокруг себя пару десятков единомышленников. Со временем у Агафоновых родились еще две дочки, младшей сейчас пять лет, но их мама не успокаивается. Среди друзей Елены есть не только доярка, но еще уборщица, юрист, пенсионеры — очень разношерстная публика. Они упорно ходят на общественные слушания, ездят на заседания областной думы, записываются на приемы, требуют документы, всё — под видеозапись.

— У нас своя «бандитская компания», — смеется Елена. — Ну то есть они нас считают бандитами. Мы требуем постоянно какие-то документы, печати, заваливаем их жалобами. Я же не одна такая буйная. Например, на последних общественных слушаниях нас было пятнадцать. Записывалось вообще 25 человек, но некоторые идти побоялись.

Буйная

Фермером Елена решила стать в 2014 году. И у нее получилось. Как получалось вообще все, за что она бралась. Тогда детей у них уже было четверо, старшей дочке исполнился год. Дети и хозяйство отнимали у Елены почти все силы и время.

Тут как раз случилось «возвращение Крыма в родную гавань». Елена обрадовалась, что можно теперь в Крым свободно ездить отдыхать. Правда, не могла самой себе объяснить, что мешало людям отдыхать в Крыму до 2014 года.

— Мне нравилось, что Крым наш, — пожимает она плечами. — Но я вдруг обнаружила, что почему-то не могу больше телевизор смотреть. Я Путина тогда еще во всем поддерживала, но телевизор смотреть уже не могла. Как-то чисто интуитивно, что ли.

Летом 2015-го Агафоновы поехали в свежеполученный Крым на отдых. Но просто отдыхать Елена не смогла. Она стала расспрашивать крымчан о том, каково им спустя год «в родной гавани».

— И меня удивило, что мнения разделились, радовались не все, — замечает она. — Кто-то радовался, что они теперь в России, а кто-то нет. Один таксист меня чуть не пригрохнул, когда стала спрашивать. Их там и по налогам потеснили, и еще что-то ему не нравилось. Ну, говорю, зато пенсию повысили. Я думала, он меня вообще выкинет из машины.

Вернувшись в свою Тульскую область, Елена стала еще внимательнее смотреть по сторонам. Ей не нравилось, что дорог нет, что на улицах темень, дома обветшали, а их никто не ремонтирует, к врачу можно попасть только за деньги, а в школе детей учат так, что приходится нанимать репетиторов. Постепенно в ее кругу общения стало больше таких же, как она: предпринимателей, которые понимать-то всё понимали, но больше помалкивали.

— У нас же денег в стране полно, — горячится она. — Страна богатая, можно было в каждой деревне улицы заасфальтировать и фонарные столбы поставить. Но вот есть у нас тут сосед — завзятый путинист, еще с 2014-го говорит, что [украинцев] долбить надо, а президент у нас — вот такой молодец. Вижу как-то — идет, кругом грязь, навоз течет, света нет. Хромает и ругается. Я ему: «Вить, это же американцы виноваты». Он мне радостно: «Да, это они, суки, везде лезут». За последние пять лет у нас дороги худо-бедно появились — и люди радуются: спасибо Владимиру Владимировичу.

С этим и стали цепляться к местным властям Елена Агафонова и ее малочисленная группа поддержки. Приходят они, например, на личный прием к областному министру транспорта, ставят видеокамеру, он их прогнать пытается, а Агафонова перед ним трясет тоненькой брошюркой. Называется «Конституция Российской Федерации».

Или зашла однажды Агафонова в полицию в райцентре Узловая (рядом с их Партизаном), а там в туалете бачок не работает. Зато стоит пятилитровая баклажка: надо набрать воду в рукомойнике, чтобы смыть. Елена написала жалобу сразу в областной главк. Унитаз в поселковой полиции починили тут же. Те, кто все это время пользовался баклажкой каждый день, наверное, обрадовались. Сейчас, кстати, у Елены в самом разгаре борьба за водопроводный кран «с мягким концом» в полиции.

Как-то заинтересовало Елену, куда идут деньги от дорожных штрафов, которые собирают с людей дорожные камеры.

— Ну то есть мы-то знаем, что уходят они в итоге в чей-то частный карман, но ни одного документа нам не показали, — говорит она. — После наших попыток выяснить, смотрим — внесены какие-то поправки в правительстве, какие-то предложения. Как-то теперь камеры у нас на ГИБДД перекинули.

Методы, которыми действовали Агафонова и ее товарищи, раздражали чиновников, наверное, больше, чем сами «расследования» активистов.

— Смешно получилось, когда мы камерами занималась, — с удовольствием вспоминает Елена. — Пришли к начальнику ГИБДД. Там зал такой, он сел перед нами за стол на сцене, чтобы мы сидели внизу, как зрители. Мне не понравилось, что у него позиция более выигрышная, я поднялась и рядом с ним села. Я его про камеры спрашиваю — он мне лекцию читает: про смертность на дорогах, про статистику, про все такое. И данные у него в телефоне, а телефон он из кармана штанов достает. Я спрашиваю: зачем мне ваша лекция? А он снова о том же. И так раза три или четыре. Такая меня злость взяла!

Придя домой, Елена позвонила знакомой, чтобы выговориться. А та шутит: ты, мол, ему тоже прочти лекцию. Об эрекции.

— Ну я и написала этому начальнику письмо: вместо ответов на вопросы я прослушала лекцию, поэтому хочу в свою очередь тоже направить вам лекцию, — продолжает она. — И послала ему доклад о том, как вредно носить телефон в штанах, как это плохо влияет на потенцию. Один экземпляр ему лично вручила, а другой положила в их ящик для обращений, чтоб все отделение прочитало. Недавно узнала, что начальника там сменили. Вот уж не знаю, из-за нас или по другой причине.

По-настоящему допекать местное начальство Елена начала в ковид. Тогда, если помните, те, кто обычно поддерживал власти, вдруг насмерть встали против масок, прививок и других санитарных мер. И у Агафоновой, которая до сих пор остается убежденным «антиваксером», появились новые единомышленники из числа тех, кто раньше на нее только недобро косился. Они не хотели носить маски, их за это штрафовали, они оспаривали штрафы.

Они писали письма и запросы во все уровни власти, до каких могли достать, и в итоге заставили отменить в области QR-коды. У Агафоновых было уже пятеро детей, младшей дочке тогда год исполнился.

— До сих пор полицейские с нами на «вы» разговаривают, уважительно, — смеется Елена. — Разрешения спрашивают на всё. Стараются с нами не связываться. Потому что если к кому-то одному из нас придут, дальше начинаются тысячи звонков, жалоб, у нас уже шаблоны разработаны, мы их просто заваливаем. Нас мало, но мы в тельняшках.

Пока из всей их компании «иноагентством» припечатали только Елену.

— Потому что они цепляют самых буйных и безбашенных, — пожимает она плечами. — А я буйная.

Но работать труднее стало всей «бандитской компании». На одном думском заседании вице-спикер требовал принять специальный закон, по которому «иноагентам» запрещено ходить к чиновникам. «Вы в своем уме?» — поинтересовался мужской голос из зала.

«Иноагент»

Ковид неожиданно кончился 24 февраля 2022 года. На то, что происходило дальше, Елена смотреть спокойно тоже не могла. В апреле 2022-го именно из ее комментариев и видеороликов страна узнала о «деле Маши Москалевой» — школьницы из Тульской области, отца которой посадили за «дискредитацию армии» из-за рисунка дочери. Елена, так уж получилось, хорошо знала Алексея Москалева, поэтому больше других говорила о его истории. Многие считают, что «иноагентом» ее потом признали именно за это.

— Меня признали бы и без Москалева, — машет она рукой. — Это был только вопрос времени.

С началом спецоперации, а потом частичной мобилизации Елена сменила профиль деятельности.

— Мы начали постоянно ходить в военкомат, — продолжает она. — Военный комиссар от нас уже трясся. Нам не давали снимать, но мы записывали на диктофоны. Когда пошла [частичная] мобилизация, мы целое письмо написали: о том, что бронь есть только у депутатов Госдумы, а у местных ни у кого ее нет.

Недавно в Тульской области сменился министр спорта. Прежнего, Дмитрия Яковлева, перевели аж в Самару. Связана с этим «бандитская компания» Агафоновой или нет, неизвестно, но министру спорта эти люди тоже успели сильно кровь попортить.

— Когда уже шла СВО, мы сфотографировали его машину, а она стоит 15 миллионов, — рассказывает Елена. — Мы предложили передать внедорожник на фронт, он там нужнее. И чтобы сам Яковлев пошел на СВО, он же у нас спортивный.

«На защиту Курска, на защиту наших территорий, за родину, за Путина, на помощь Дюмину, с которым вы работали рука об руку! — говорит Елена в видеоролике, адресованном министру спорта. — Я в вас верю! И надеюсь, что вы будете в ближайшее время на рубежах нашей Родины стоять, не щадя своей жизни. Как только покажете себя в бою, мы все за вас проголосуем». Ее друзья шутили: если, мол, кто напишет на тебя донос, что ты против СВО, эти ролики будут доказательством в твою пользу. «На рубежи Родины» один чиновник из Тулы действительно ушел и героически вернулся уже через полгода.

— Теперь возглавляет областную думу, — усмехается Елена. — Дубровский фамилия. Сходил на СВО, шесть месяцев там, получил какой-то орден. Это как же, мне интересно, он вернулся? Другие возвращаться не могут, а он орден получил и вернулся! Но в общем-то, видите, они выполняют наши требования.

За один из своих роликов Елена получила обвинение в «дискредитации армии». Агафоновой присудили штраф — 45 тысяч рублей, для нее это сумма приличная. Но спасибо, что только штраф. Ролик, конечно, удален с ее канала, но многие помнят, что Елена говорила о тех, кто идут на СВО за деньги.

К этому времени она уже «иноагентом» была. Но еще до получения этого статуса у нее начались приключения в поселке. Сначала забор вокруг ее дома украсили флагами с буквой Z, потом принесли к воротам похоронный венок, потом прокололи шины в автомобиле. С «иноагентством» ее поздравили, бросив во двор дымовые шашки.

— Нет, это не какие-то разозленные партизановцы, — качает она головой. — Всё по поручению власть имущих. И я даже знаю, кто это делал.

Последней каплей, после которой Агафоновой занялись вплотную и в итоге признали ее «иноагентом», как считает она сама, была ее встреча с депутатом Госдумы от Новомосковска (Тульская область) Надеждой Школкиной.

— Это звезда, наша «табачная королева», — улыбается Елена. — Я опубликовала информацию о ее доходах и доходах ее мужа. После этого она написала в МВД, чтобы мои ролики проверили на экстремизм. Там толком ничего не нашли, но у меня есть запись разговора с сотрудником полиции. Он говорит: я ничего такого в ваших действиях не нахожу, но мне сказали составить протокол. Дальше — дело техники, уже в мае я получила «иноагентство». Потом узнала, что Минюст мне вменил даже то, что мы создали общественную организацию и предложили областной администрации заключить договор о сотрудничестве.

Лакмусовая бумажка

К ноябрю 2023 года Елена была «иноагентом» полгода и успела дважды передать в Минюст отчеты, какие положено составлять раз в три месяца. Она их не посылает по почте, как другие, а носит в тульское управление лично.

— Меня там любят, — смеется она. — Проверяют, чтоб я заполнила все правильно.

В ноябре вышел фильм Ирины Шихман* о семье Агафоновых. Меня лично больше всего удивил тогда Александр — супруг Елены. «Он просто поднял наш этот, как называется… — говорит он о Путине. — Вот в 90-е годы нас опустили так, считается, что мы проиграли в холодной войне и можно было об нас ноги вытирать. Он все же поднял нашу духовность…» И так далее. В общем, муж, как я поняла, Елену не поддерживает, хотя дальше в фильме он говорит, что ее жалеет, и ощущение такое, что в итоге они оказываются ближе по взглядам.

— Ну это в фильме так, — опускает глаза Елена. — На самом деле это безнадежно. Без-на-деж-но. Нет, он уже почти не смотрит телевизор, но в ютубе находит то, что соответствует его запросам. И чем больше смотрит, тем больше сам ютуб ему такое подкидывает. Теперь он стал говорить всем вокруг: жена-то, мол, «иноагент», она против Путина.

Рассказывает об этом Елена со смехом. Смех закусывает курагой из большой миски. Запивает чаем из большой кружки.

— А что мне, плакать? — Она шумно глотает. — Мне кажется, плакать или бояться, трястись — это я уже прошла. Теперь все воспринимаю с юмором. Мужу, кстати, режим тоже сейчас дает по щекам, но это его дела.

В фильме Александр говорит, что из-за статуса его жена не может найти работу. На самом деле история была совсем другая. Елену позвали работать управляющей на чужую ферму. Она с самого начала сомневалась.

— И невыгодно это было, и график работы неудобный, — рассказывает она теперь. — А потом и директор мне сказал: ты же, мол, начнешь тут права качать и революцию устраивать. И сама я подумала: придется кого-то слушать, кому-то подчиняться, а я не привыкла. Поработала один день, посмотрела там все, что мне интересно было, и не стала устраиваться. А муж взял и ляпнул в фильме, что меня из-за «иноагентства» не берут.

Зато позднее, продолжает Елена, неожиданно выяснилось, что с ее статусом и правда на работу не устроишься.

— Посмотрев этот фильм, какая-то женщина написала в приемную президента: дескать, есть такая доярка Агафонова, она «иноагент», но зачем вы ее так гнобите, она многодетная мать, а на работу устроиться не может, — рассказывает Елена. — Оттуда в наш центр занятости спустили указание: найти Агафоновой работу и отчитаться. Мне предложили место в библиотеке. Я пошла для смеха. Но библиотека отказала, потому что я «иноагент».

— Когда его отчислили, мы стали документы смотреть и программы, — рассказывает Елена. — У них есть такой «личный кабинет», где все это видно. Оказалось, он должен был сдать 20 тестовых вопросов и практическую часть, но ему дали 50 вопросов, а до практической части вообще не допустили. Мы в суды подавали. Суд видеозапись запросил, как сын сдавал, потому что в документах стоят три подписи профессоров, а один пришел в суд и сказал, что он вообще там не был. Но все бесполезно.

Пока шли суды, Военно-медицинской академии Елена тоже задала жару. Так, как она умеет. Сыну это, правда, не помогло — восстановить его отказались.

— Но пока мы судились с академией, они там, наверное, ночами не спали, — замечает Елена. — Переделали всё. У них программа была от 2017 года, уже недействительная, они ее переписывали.

После отчисления Сашу Агафонова собирались сразу отправить на СВО. Суды еще шли, а ему уже выдали предписание — идти на фронт санитаром. Он и его младший брат Женя — оба пацифисты, они уехали из поселка и с мамой могут теперь общаться только по телефону.

В июле этого года старший сын, Гриша, огорошил мать тем, что подписал контракт с Минобороны и уходит на СВО. С ним связи у Елены теперь совсем нет.

— Не могу это принять, — качает она головой. — Он же все понимает, он же меня и растормошил когда-то: ты, говорил, не видишь, что ли, что в стране происходит? Еще говорил: вы, мол, действуете неправильно, надо по-другому, чтоб ситуацию изменить. Уж не знаю, как он там, на СВО, теперь действует. Он у меня скрытный. Знаю только, что пошел из-за денег. Причем везде говорил, что он сын «иноагента». Но его все равно взяли. Сейчас он где-то в ремонтной роте.

Гришу поддержали отец и бабушка.

— Свекровь, еще когда Сашу из ВМА отчислили, ходила в военкомат, чтоб внука на СВО забрали, — продолжает Елена. — Говорит, что внук патриотом должен быть. А когда Гриша туда ушел, она стала ходить масксети плести. Не знаю, может, хочет стать бабушкой погибшего героя. Она в храме старостой была. У нас те, кто в храм ходят, — бабки. Под восемьдесят особенно… У меня несколько таких молоко берут. Говорят, что все мои сыновья должны на СВО пойти: «Ладно тебе, *** всегда была, что ж им теперь, возле твоей юбки сидеть?»

Уход сына на спецоперацию и реакция мужа стали для Елены, как она говорит, последней каплей. Она подала на развод. Начала строить дом в соседней деревне, чтобы тот, что в Партизане, остался мужу, а они с дочками могли переехать.

Александр написал на Елену заявление в полицию. Правда, пока только написал, в отделение не отнес. И жене показал, даже разрешил сфотографировать. «Прошу привлечь гражданку Агафонову Елену Владимировну, «иноагента», по статьям 280, 280 часть 3, статья 119, — читает Елена по фотографии в телефоне. — А также за вмешательство в учебный процесс моей дочери».

— Получается, моя семья проверку «иноагентством» не прошла. — Она внимательно смотрит на остывший чай в кружке. — Я и трактор поэтому купила новый — поменьше. На большом работать стало некому.

Эпилог

— Жизнь у меня проходит весело, я не унываю, — весело говорит Елена Агафонова, доярка-«иноагент». — Подала на развод, дом строю. Хочу все начать с чистого листа. Сделала себе печать — плашку «иноагентскую». И прямо везде штампую. Когда забываю ее с собой взять, тогда от руки пишу. И стараюсь «18+» пожирнее сделать.

Поступила опять на юридический. Не знаю, окончу ли на этот раз. Может, на пенсию пойду юристом. Если нас, «иноагентов», вообще не лишат пенсии. И на стройке дома я теперь занята, меньше времени остается, поэтому мы немного угомонились.

Мы продолжаем действовать, но чуть в другом ключе. Они назначают публичные слушания — мы идем. Это же не мы придумали, это они назначают. Нас хотели не пускать. Но пускают, куда им деваться. И теперь я чиновников только хвалю. Вот у нас, допустим, посреди поселка разрушенное здание. Пишу: какие вы молодцы, что его не ремонтируете! Снимаю остановки, на которых нет ни стен, ни крыш, и пишу: на самом деле тут всё есть, только вы не видите. Чуть мне перечат — я им сразу: как, вы разве против Путина? А вы знаете, что об этом Путин сказал? Или говорю: в стране идет СВО, а вы хотите разрушать?

Был случай на слушаниях по бюджету. Пошла я в туалет. Иду по коридору, а за мной сотрудница администрации. Догнала, посмотрела по сторонам и шепчет: «Елена Владимировна, я смотрела ваши ролики, мы на вашей стороне!» Еще раз огляделась и убежала.

Вообще проблема не в Путине. Люди сами не хотят управлять своей страной. Они даже деревней своей управлять сами не хотят. Своими домами управлять не хотят.

А есть такие, которые, наоборот, везде лезут, типа депутатов, какие-то дела проворачивают, чтобы для себя всё, чтобы сверхблага всякие получать.

Что до СВО — так мы же всех под одну гребенку гребем, а сами не знаем, из каких мотивов люди туда идут. Я разговаривала с одним мужчиной, так сам он в возрасте, а пошел для того, чтоб молодежи меньше брали. Еще одного знаю, который пошел, чтобы не забрали сына. А еще в одной семье пацана забрали под [частичную] мобилизацию, так мать следом мужа отправила: иди, говорит, и без сына не возвращайся. Хотя знаю и мамочек, которые прямо жаждут получить деньги хотя бы за ранение мужа.

Очень страшно, до какой жестокости люди дошли. Они ведь так и говорят: долбить *** [украинцев]. А кто такие эти *** [украинцы]? Такие же люди, которые пашут, сеют, просто мирные жители. Нам же не показали ни одного укронациста. Я вот ни разу не видела, чтоб какого-то укронациста арестовали и судили.

Хочу, чтобы все эти чиновники у нас тут кверху жопой работали на полях. Вот пускай те, которые сейчас законы придумывают, полют огороды и чистят коровники, а все эти псевдопевцы типа Шамана, которые псевдопатриотические песни поют и, как я думаю, растлевают нашу молодежь, пусть их развлекают. А потом они будут меняться.

Тульская область

* Минюст РФ считает «иноагентом».