Сегодня, 25 декабря, — не только день оглашения окончательного решения по делу Беркович и Петрийчук. Сегодня день оглашения приговоров их соседям по списку экстремистов и террористов — четверым мало кому известным парням из Новосибирска, которых обвиняют в поджогах релейных шкафов, сотовой вышки и якобы травы. За их делом не следит весь мир, за них не поручаются «звезды». Но их дело — тоже театр абсурда, и их тоже назначили на роли, которые ничего общего с ними не имеют, — на роли террористов, и теперь им грозит от 6 до 18 лет заключения.

О деле Павла Соловьева — и проходящих с ним по одному обвинению Виктора Скоробогатова, Кирилла Веселова и Савелия Ряполова — я подробно писала в тексте «Этот возраст в огне». Четверо тогда еще подростков подожгли кто что: кто-то релейный шкаф, кто-то вышку Мегафона, кто-то траву возле СУ-24 на авиазаводе Чкалова. Они не собирались ни подрывать обороноспособность страны, ни устраивать диверсии, ни изменять родине с украинскими кураторами — вообще не собирались делать ничего из того, в чем их теперь обвиняют. Они собирались заработать денег на довольно безобидном, как им ошибочно казалось, деле — поджигании устаревшего оборудования.

Некто — «неустановленное лицо», как называют его в материалах дел, — написал в Телеграме Ряполову, что некоторые компании нуждаются в замене этого оборудования по страховке, а чтобы его заменить, его нужно испортить, то есть поджечь. Именно так и формулируются условия «работы» для всех подобных схем, которые примерно с апреля 2023 года по всей стране одинаково «успешно» формируют уголовные дела по статьям 205 и 281 УК РФ.

И в деле Паши Соловьева и остальных его друзей хеппи-энда тоже не предвидится — прокуратура запросила:

• Девятнадцатилетнему Паше, который поджог релейный шкаф, сотовую вышку и траву около СУ-24, — 8 лет лишения свободы.
• Девятнадцатилетнему Савелию Ряполову, который лично переписывался с «куратором» из Телеграма и передавал его инструкции остальным, — 7 лет.
• Двадцатиоднолетнему Виктору Скоробогатову, ездившему вместе с Пашей на завод Чкалова и тоже поджигавшему релейный шкаф, — 12 лет.
• Кириллу Веселову, которому 19 лет и который просто довез друзей до завода Чкалова, вообще не зная, куда и зачем понадобилось ехать парням, — 18 лет заключения.

Когда я читаю материалы этого дела, у меня складывается впечатление, что ни одного шага, ни одного этапа в следствии не пройдено законно. Нарушения прав, презумпции невиновности, манипуляции фактами ради готового ответа, готового приговора и готовой статьи встречаются там постоянно. Не сходятся биллинги, не сходятся экспертизы, не удовлетворяются никакие ходатайства — и чем дальше продираешься в одиннадцатитомное собрание следовательских сочинений, тем больше возникает риторических вопросов.

Особенно много вопросов возникает, когда изучаешь историю «поджога» Су-24 — того, который не меньше десяти лет простоял на ремонтной стоянке авиазавода имени Чкалова без деталей и двигателя. Того, который сняли с производства в 2016 году. Того, на который вообще-то должна была быть направлена камера видеонаблюдения, но который именно в этот день — какое совпадение! — оказался вне зоны ее видимости. Того самого СУ, рядом с которым в тот же день, как говорят свидетели-сотрудники завода, стояло несколько вполне боевых самолетов, просто ожидавших ремонта. Но вот какая удивительная штука: проницательный «украинский куратор» в переписке очень тщательно и очень подробно описал подросткам, что поджигать надо именно этот самый — разобранный и давно не пригодный к полетам — Су, и ничего другого. Вот что, согласно протоколу допроса, сказал Виктор Скоробогатов, поехавший на завод вместе с Пашей:

«Савелий [Ряполов. — В.А.] также показал мне переписку с кем-то в приложении «Телеграм» на своем телефоне, в этой переписке была открыта картинка, на которой была фотография местности, на которой я заметил длинную полосу дороги, я так понял, что это взлетно-посадочная полоса, так как рядом с ней находились самолеты, один из которых был обведен красным квадратом, а также какие-то стрелочки и полосы, возможно, схема, как туда походить».

И по мере узнавания всех этих фактов как-то сами собой возникают те самые риторические вопросы, которые я уже задавала в предыдущем своем тексте и которые в суде родителям и адвокатам задавать не дают. Например:

— Откуда, как утверждает следствие, у «украинского» тг-куратора такие сведения о том, какой самолет надо поджигать, а какой нет, как к нему пройти и когда?

— Или еще: как два парня (фактически с улицы) могли утром 9 мая спокойно проникнуть на территорию одного из крупнейших авиазаводов в стране, пройдя под всеми камерами наблюдения и миновав все караульные обходы (которые вообще-то — по уставу — проводятся каждые два часа)?

— И наконец: как могло произойти, что именно в этот день именно та камера видеонаблюдения, которая держала в поле зрения Су, оказалась отвернутой в сторону?

Помимо довольно странно написанных и странно составленных материалов дел (а мать Павла Соловьева Вероника говорит, что поначалу листы в томах даже не были сшиты и пронумерованы) довольно странно проходят и сами заседания судов. Например, на одно из последних пригласили в качестве свидетеля понятую — и какая странность: она вдруг начала говорить, что ее и группу ее друзей-студентов за несколько дней до следственной операции предупредили о том, что им придется побыть понятыми при обыске. В назначенную ночь — около полуночи — они приехали в центр, откуда их забирали группами и развозили по адресам. И когда адвокат начал расспрашивать ее подробнее о тех вещдоках, которые якобы были найдены при обыске, девушка сказала, что именно в момент их изъятия упала в обморок, — очень драматично.

У этого спектакля огромный список действующих лиц — он называется «реестр экстремистов и террористов». В последнее время он особенно разросся: там есть и реальные террористы — вроде тех, кто устраивал стрельбу в «Крокусе», или игиловцев*. А есть режиссер с драматургом, которые поставили антиэкстремистский спектакль. Есть, скажем, писатель Борис Акунин**. До сих пор есть Навальный. И есть подростки и молодые люди, которых обвинили в предательстве родины за то, что повелись на провокацию, авторы которой неизвестны. И все эти люди называются террористами — причем часто до всякого суда и следствия, а выйти из реестра они не могут даже посмертно. Их имена стоят в одном списке, в однородном ряду. Но разве поставить в один ряд игиловца, сознательно расстрелявшего заложников из автомата, и подростка, совершившего мелкое хулиганство, — это не оправдание терроризма? И разве не является оправданием терроризма упорное нежелание следствия искать «неустановленных» заказчиков? Или тем более — нежелание отвечать на самые очевидные, но самые важные вопросы «Как может быть, что…»?

Оглашение приговоров перенесли на 13 января. 13 января Пашу, Виктора, Кирилла и Савелия посадят — в этом сложно сомневаться: у нынешнего судебного театра в России слишком предсказуемые развязки. Возможно даже, что им дадут ровно столько лет, сколько требует прокуратура — и самый невиновный получит самый чудовищный срок. Но даже если срок каждого из них окажется традиционным для сегодняшней России (6 лет), они все равно потеряют главное: лучшие годы жизни и молодости. Годы, когда они могли бы найти настоящую работу и профессию, а не ту, которая нашла их из-за их подростковой глупости. Годы, когда они могли бы поступить в университеты и выбраться из той социальной среды, в которой им не светит никакого будущего. Годы, когда они в общем-то вполне могли бы и выполнить традиционно-ценностные нормативы: создать семью, пойти в армию и что там еще входит в джентльменский набор под названием «Я русский». Но сегодня у них отнимут любой из этих вариантов будущего — просто театр судебных действий так распределил роли. Подросткам достались роли террористов — и как бы ни убедительно они в них не выглядели, суд заставит доиграть эти роли до конца.

Потому что живет этот одряхлевший театр за счет отнятой молодости своих невиновных подсудимых.

* Террористическая организация, запрещенная в РФ

** Признан властями РФ «иноагентом».