Активистка, художница, учительница русского языка и литературы Дарья Апахончич еще в декабре 2020 года была включена российским государством в реестр СМИ-«иноагентов», став в нем одним из пяти первых физлиц. С тех пор Дарья, как и все «иноагенты», обязана четыре раза в год присылать в Минюст максимально подробные отчеты о своей деятельности, отдельно указывая информацию обо всех своих доходах и расходах, — за малейшее несоблюдение этих требований «иноагентам» грозят многотысячные штрафы. В 2021 году после обыска и допроса в Следственном комитете Дарья была вынуждена уехать из страны, но продолжила отчитываться перед Минюстом РФ — правда, очень необычно:

Как признается сама Дарья, идея переосмыслить «иноагентский отчет» в художественной форме появилась у нее почти сразу:

«Когда в декабре 2020 года меня объявили «иностранным агентом», и я узнала о том, что мне нужно будет отправлять отчеты, я поняла, что совершенно не хочу это делать, и меня возмущает и форма, и смысл этого действия. И уже первый свой отчет я хотела заполнить и отправить в художественном виде, как акт гражданского неповиновения. Тогда я придумала распечатать бланк отчета и сделать видео, как я крашу губы и целую каждую графу, чтобы вместо цифр и слов документ был заполнен поцелуями. Потому что слов у меня не было, но хотелось какого-то жеста. Тогда я этот перформанс не сделала: остановил страх, что меня оштрафуют и арестуют, я была в России, и после нескольких эпизодов с задержаниями и визитами полиции мне совсем не хотелось проблем».

Оказавшись в эмиграции, Апахончич перестала опасаться прямого преследования и смогла свободнее выражать себя в форме «отчета иноагента». Первые несколько документов были, скорее, шутливыми и в основном — просто ответами в свободной форме на требования Минюста. Описывая свою «деятельность», художница приводила такой ряд действий: изучение насекомых, репродуктивный и обслуживающий труд, работа скорби, пустая трата времени и сил и прочее, включая многократное написание знаменитой плашки из 24 слов, которым все «иноагенты» по закону должны сопровождать любую свою публикацию в интернете. Кстати, летом 2021 года художница своими руками сделала небольшую книжку под названием «и/или», посвященную все тем же 24 словам, где каждое размещалось на одной странице и сопровождалось печально-ироничными комментариями и иллюстрациями художницы (по сути, получился зин — авторское малотиражное издание).

Можно сказать, что первые отчеты Дарьи, написанные из эмиграции, носили подчеркнуто личный характер, и политическое измерение, возникавшее в них, было обусловлено лишь самой формой коммуникации (необходимостью гражданина государства подробно рассказывать чиновникам из министерства о своей деятельности).

Но после 24 февраля 2022 года интонация и прагматика этих отчетов сильно изменились.

Художница намеренно отказалась ставить плашку «иноагента» перед своими постами и тем самым выполнять основные требования Минюста, а вместо описания своей деятельности в апрельском отчете напрямую обратилась к чиновникам министерства, сказав в нем обо всем том, что начало происходить на территории Украины в начале 2022 года.

По словам Дарьи, у нее не было других способов обратиться к правительству России, и с ней трудно не согласиться. Современное российское политическое искусство сталкивается с очевидной проблемой — невозможностью достичь адресата. Любые формы художественного сопротивления внутри страны жестоко подавляются — от акций Павла Крисевича (приговоренного к пяти годам лишения свободы) до поэтических чтений, в которых участвовали Артем Камардин, Егор Штовба и Николай Дайнеко (получившие семь, пять с половиной и четыре года соответственно). В свою очередь, любые художественные протестные акции, проводимые за рубежом, не могут напрямую обращаться к российскому правительству, поэтому даже такие известные арт-группы, как Pussy Riot, в последние годы переключились на онлайн-формат, в котором их высказывания, правда, не могут быть столь яркими и громкими, как прежде. Дарья Апахончич же нашла способ, как, находясь за рубежом, создавать политически заряженное высказывание в художественной форме и при этом иметь возможность доносить его (хотя бы потенциально) до российского правительства.

В контексте политического искусства каждое художественное высказывание, как правило, понимается как социальное действие. Отчеты Дарьи Апахончич — буквально случай как раз такого действия, причем навязанного ей государством. Но если отказ отправлять отчеты (как решили делать многие «иноагенты» за рубежом) является скорее актом гражданского неповиновения, то в случае Апахончич можно говорить о пересборке правил игры: государство требует от нее подробного описания ее деятельности, она же говорит в ответ о вещах, совершаемых государством, и оставляет поверх бланков слова, рассчитанные на то, что их прочтут конкретные люди.

Отчасти это напоминает тактику сознательной порчи бюллетеней на выборах, только с другими адресатами и с более точечным сообщением. Конечно, как и при испорченном бюллетене, реакция потенциальных адресатов подобных высказываний остается неизвестной, но логику Апахончич можно понять: если у тебя есть возможность отправлять такого рода послания с определенной частотой, надо ей пользоваться. Но кроме того, чтобы пытаться как-то воздействовать на адресатов в этой принципиально неравной коммуникации с российским государством, с помощью своих отчетов художница хочет заявить о своей субъектности и «вернуть себе голос»:

«Я стараюсь никогда не писать оскорбительно, не использую обсценную лексику, но я стараюсь говорить именно то, что сказала бы им [чиновникам] в глаза, если бы с ними когда-нибудь встретилась. Мне важно, что у меня остался канал связи с моим государством, хоть этот канал работает не так, как должен: у тех, кого государство объявляет «иностранными агентами», лишая их многих гражданских прав, по факту нет возможности оспорить свой статус, доказать невиновность, и у нас нет никакой возможности обсудить это с кем-либо из Минюста. То есть мы им шлем отчеты, оплачиваем штрафы, если что-то делаем неправильно, с их точки зрения, а они на сайте публикуют списки врагов и не вступают в диалог. Так что мои отчеты — в том числе способ вернуть себе голос».

Известный феминистский лозунг «личное — это политическое» в современном российском контексте, возможно, лучше всего иллюстрируется именно иноагентскими отчетами Дарьи Апахончич.

Но Дарья не желает просто так сдавать свое «личное» государству и в результате, наоборот, сама резко «политизирует» свои отчеты, как бы играя на повышение ставок, но при этом максимально подчеркивает индивидуальную сущность всех своих посланий:

«Я считаю эти отчеты видом политического искусства, и мне важно, что в них много личного, потому что Минюст настаивает на том, что я СМИ-«иноагент», а я не СМИ и не «иноагент», а человек со своей личной историей».

Важно также отметить, что отчеты Апахончич неоднородны по своей форме, каждый раз она старается придумать какое-то оригинальное художественное решение для своего высказывания: то в духе визуальной поэзии использует слово «приказ» из исходных бланков, изменяя его на «приказываю», то склеит все страницы отчета вместе, чтобы получился большой плакат, то вырежет текст обращения канцелярским ножом. А в конце прошлого года художница превратила работу над отчетом в коллективную практику, попросив своих подписчиков прислать по одному слову для Минюста, которые она в итоге прокомментировала в очередном своем письме-обращении. Любопытно, что одним из самых частых слов, присланных Дарье, стало слово «солидарность».

Вопрос, насколько универсальной и популярной может стать такая форма «артивизма» (совмещения искусства и активизма) сегодня, пока остается открытым. Реестр «иноагентов», продолжающий обновляться почти каждую пятницу и пополняющийся все новыми и новыми именами, за последние годы превратился в печальную, но рутинную часть жизни многих россиян. Для некоторых эмигрантов статус «иноагента» становится даже своего рода почетным признанием «заслуг перед родиной».

Но, как кажется, кроме Дарьи Апахончич, почти никто не хочет использовать эту неприятную ситуацию как повод обратиться к власти в форме художественного высказывания. Впрочем, самой Дарье тоже понятно это ощущение: «Хотя мне лично весело придумывать эти отчеты, это совершенно не тот досуг, которым я бы хотела заниматься. Я вообще бы предпочла как можно меньше знать о российском Минюсте. Когда так долго занимаешься тяжелыми темами (а я и другие мои коллеги по политическому искусству столько лет говорим о насилии, о пытках, столько выставок сделали, столько работ нарисовали, столько перформансов провели), понимаешь, насколько ценна мирная жизнь, без войн, без репрессий, без насилия, как хочется говорить о прекрасном, о красивом, о добром, и каждый новый отчет я делаю, преодолевая ощущение, что уже много раз об этом говорила. Надеюсь, сотрудники Минюста тоже от меня устали».

Изучая пронзительные и яростные послания Дарьи Апахончич в Минюст, я неожиданно вспомнил об одном новаторском тексте столетней давности — эпистолярном романе Виктора Шкловского (автора, которого, судя по комментариям Дарьи в соцсетях, она очень ценит) «Zoo, или Письма не о любви». И хотя форма и прагматика этих текстов значительно отличаются, в их стилистической отточенности, краткости и слегка обреченной повторяемости мне видится что-то близкое. И все-таки я уверен, что финальный отчет Апахончич, когда бы он ни случился, не станет даже отдаленной копией последнего письма Шкловского из романа, обращенного во ВЦИК СССР, с просьбой принять его обратно в Россию. Грубо говоря, роман заканчивается разочарованием героя в любви и жизни в эмиграции и желанием вернуться на родину. Отчеты Апахончич — тоже «письма не о любви», и мы точно можем сказать, о чем они. Они о «личном» и «политическом», и пока эти вещи будут неразрывно связаны для Дарьи, Минюсту будет что получать на почту.

* Минюст РФ считает «иноагентом».