16 сентября, в понедельник, в коррекционной школе № 68 города Челябинска произошло ЧП, прогремевшее на всю страну. Ученик 7-го класса, 13-летний Р. с молотком напал на одноклассников и учительницу, с серьезными травмами они были госпитализированы. Незадолго до нападения он на своей странице во «ВКонтакте» опубликовал пост, в котором было в частности сказано (орфография и пунктуация авторские):

И еще путаное — про нацизм-антифашизм, Путина-Ельцина, закрытие границ и свою интерпретацию истории…

В тот же день, заявив отцу, что не пойдет учиться, мальчик сложил в рюкзак молоток, нож и пневматический пистолет — и отправился в школу. Без досмотра миновав пост охраны и выключенную рамку металлодетектора, подросток поднялся на второй этаж, проследовал в туалет, где переоделся в футболку с логотипом любимой индустриальной группы. Затем он пошел в кабинет биологии, где в этот момент занимались его одноклассники. Едва зайдя в класс, подросток набросился с молотком на учеников и преподавательницу химии и биологии Нину Шошину. После нападения Р. отправился в туалет, где предпринял попытку покончить с собой, однако совершить задуманное подростку помешали учителя и подоспевшая к этому времени охрана.

Сразу после случившегося Р. направили в психиатрическую клинику, а на следующий день правоохранительные органы задержали заместителя директора школы Сергея Дементьева и руководителя ЧОПа, охранявшего школу, Сергея Ялманова.

Однако челябинский районный суд, разобравшись в сути произошедшего, отказал в заключении их под стражу, освободив прямо в зале суда.

Вскоре после инцидента интернет наполнило множество версий причин случившегося — от психического заболевания подростка и якобы случившегося сезонного обострения — до буллинга со стороны одноклассниц и участия в суицидальной интернет-игре.

«Новая» отправилась в Челябинск, чтобы исследовать атмосферу города, из которой выходят мальчики с молотками.

«Общая ситуация повлияла»

Ленинский район, где находится коррекционный филиал школы № 68, — это практически самый центр Челябинска. Кажется, что время здесь остановилось на рубеже девяностых и нулевых. Окуклилось, застряло между облезлыми пятиэтажками и ветхими послевоенными сталинками.

Сразу после дождя остатки здешних дорог превращаются в реки, текущие густым, мутным маслянистым потоком между заросшими цветниками и замусоренными детскими площадками. Несмотря на то что никакого частного сектора тут нет, люди, кажется, еще не до конца оторвались от земли. То здесь, то там под окнами первых этажей попадаются сколоченные из досок и каких-то обломков других материалов заборы, сельские калитки с резинкой вместо замка. За каждым забором — огород с грядками, бочками для полива и даже с чучелами для отпугивания не столько ворон, сколько случайно забредших прохожих.

Школа — это большое серое кирпичное здание в три этажа с высоким крыльцом, огороженное невысоким забором. Утром и днем во дворе многолюдно — некоторых старшеклассников встречают родители, стоят у крыльца. (Внутрь, согласно антитеррористическому законодательству, запрещено пускать кого-то, кроме детей и сотрудников учебного учреждения.)

Я приезжаю спустя всего несколько дней после случившегося. События еще не остыли в памяти людей, еще обсуждаются. Ближе к трем часам дня из учебного заведения выходят две женщины около 45–50 лет. По отголоскам их разговора я понимаю, что главная тема беседы — это случившееся в понедельник и проверки, которые последовали за этим.

Медленно следуя за учителями, я все отчетливей слышу нотки недоумения в их репликах. Едва окна школы скрываются за пятиэтажкой, я решаюсь подойти к ним. Не останавливаясь ни на секунду, одна из учительниц резко сворачивает во двор. А вторая остается, просит только убрать телефон с включенной записью. Представиться она, разумеется, отказалась.

— Сейчас всех собак спустили на школу. И администрация, и вы, журналисты. Что учим неправильно, что надзора нет. И в интернете, вы же видите, что пишут. Что детей наших всех надо по дурдомам распихать. Почему к нам такое отношение? Приходят и приходят, пишут и пишут гадости на школу. Это мы недосмотрели, мы не воспитали. Но почему мы? У нас в каждом классе 15–20 человек. С каждым, кому требуется, работают психологи, у нас их трое. А Р. тихий был мальчик, весь в себе. И никто его не буллил! Не обзывал, как сейчас пишут. И в классе над ним никто не издевался, кому он там нужен? У нас дети разные. Есть и просто отстающие в развитии, есть с аутизмом, есть сердечники. У некоторых расстройства речи, поэтому им учиться в обычной школе затруднительно. Все они учатся вместе, и все друг к другу относятся хорошо. Детям, и в первую очередь детям с особенностями, необходима социализация. А есть ребятишки, к которым мы вообще ходим и обучаем на дому. И вот скажите, когда нам, помимо учебы, заниматься еще и воспитанием?!

Таким детям нужно повышенное внимание, потому что они принимают любую информацию за чистую монету. Потому что у них нет критического мышления. Вы же видели ту галиматью, что он у себя написал. Где-то же он этого нахватался? Почему родители вовремя не обратили на это внимания? — тут женщина осеклась. — Хотя… Сейчас такое время, что взрослые, хоть и самые родные, с детьми даже не разговаривают. А детям, особенно таким, внимания всегда надо больше.

— Говорят, Р. увлекался оружием? — аккуратно поинтересовался я.

— Откуда я знаю, чем он увлекался? Этого я не знаю… Что именно повлияло, сказать не могу. Может быть, интернет, а может, общая ситуация…

Что за «общая ситуация», собеседница уточнять не стала.

Детство цвета хаки

Что в Челябинске поражает больше остального, так это количество детей в военной форме. Даже за полчаса, что я добирался от вокзала до школы, мне удалось заметить три или четыре подобных компании. Кажется, цвет формы зависит от учебного заведения. Есть тут фсиновско-росгвардейская серо-синяя расцветка, и общевойсковая — старый, знакомый по кадрам еще с чеченской кампании «арбуз». Есть и вполне себе свежее — бежевая эсвэошная форма. Тактические рюкзаки, тактические берцы немецкой фирмы LOWA. Отпищали свое бюджетные реплики кроссовок Balenciaga — моды эпохи Моргенштерна… Сегодня, спустя два с половиной года, поколение Z выбирает «традиционное немецкое качество для носки профессионалами во время выполнения тактических заданий».

Однако в коррекционном филиале 68-й школы такую одежду не носят. Здешних школьников новомодные тенденции обошли стороной. Веселая, улыбчивая, в традиционном школьном «черный низ — белый верх» — у входа тусуется группа восьмиклассников. Решаю подойти к ним. Едва достав сигареты, подростки машинально прячут их в карманы, но быстро признают меня за своего. И мы разговариваем. Быстро выясняю, что тут и девушка, снявшая одно из самых широко разошедшихся видео. В этом видео к школе подъезжает карета скорой помощи, люди в белых халатах, держа под руки, заводят в нее окровавленного ребенка, девочки наперебой делятся впечатлениями, как страшно им было.

— Я только сегодня первый день в школу пришла после всего, — говорит мне К., девушка из компании школьников.

— Я так же, — перебивает ее подруга.

— Почему так? — спрашиваю я.

— Ну как? Потому что страшно! Они же написали, что убьют всю школу.

— Кто написал?

— Ну вот эти… «Красный дельфин», «Красный Челябинск». Я сейчас покажу…

— И я.

Девочки показывают мне свои смартфоны. На экранах — перепосты из телеграм-паблика «Красный Челябинск» численностью более 3,5 тысячи подписчиков. Я сфотографировал этот пост, и теперь привожу его фрагменты, потому что полный текст не поместится даже в воспаленное сознание:

Следующий пост — примерно того же содержания, но уже написан капсом:

— Это «Красный дельфин», — объясняют мне девушки. — Они дают задания и говорят, что делать. (Далее они приводят примеры, писать о которых в подробностях не хочу, поскольку они связаны с травимированием детей, убийством животных, потом — людей, а в конце — уже и себя — Н.Т.) У Р. почти получилось. Вообще непонятно, как он жив остался, он ведь дошел до самого конца.

«Красный дельфин»

Ответственность за случившееся действительно взяли на себя администраторы пабликов «Красный дельфин» и «Красный Челябинск». Это новые суицидальные квесты, пришедшие в Россию на смену нашумевшему «Синему киту» и другим подобным сообществам, получившим широкую популярность в 2016–2017 годах. Администраторы этих сообществ раздавали участникам задания и различными психологическими приемами подталкивали их к совершению самоубийства. Популярность подобных групп стала сходить на нет после возбуждения ряда уголовных дел против администратора одной из них, Филиппа Будейкина, осужденного по статье о доведении до суицида.

Первые упоминания о новой суицидальной игре «Красный дельфин» в СМИ появились в сентябре 2023 года. Упоминался и их администратор или группа администраторов, действующих под именем Антон Мишанин. Пообщавшись с одноклассниками Р. и погуглив информацию, я выяснил, что их создатели шагнули дальше тех, кто придумал «Синего кита».

Для того чтобы стать участником «Красного дельфина», кандидатура должна пройти модерацию. Для этого нужно записать видео с объяснением своего мотива. Тем, кто эту модерацию прошел, на выбор предлагается две роли: «дельфин-саморазрушитель» и «сверхдельфин». В зависимости от выбора, игроку дальше будут предлагать задания калечить себя — или же готовиться к атакам на окружающих. Подготавливая игрока к совершению этих атак, куратор снабжает его практическими советами и соответствующей литературой. Важный аспект:

Возможно, таинственные администраторы, которые взяли на себя ответственность за нападение Р., блефуют, однако одноклассники подростка не сомневаются, что тот действовал по указанию кураторов из групп. И в их правоте меня окончательно убедило новое нападение, случившееся уже через неделю — 23 сентября в поселке Балаганск, расположенном более чем в 200 километрах от Иркутска. Там 13-летний школьник набросился на одноклассников с ножом и молотком. К счастью, как и в Челябинске, в Балаганске обошлось без жертв. Следственный комитет Иркутской области возбудил уголовное дело по статье о покушении на убийство двух и более малолетних лиц — однако пока неизвестно ничего о первых результатах расследования. Неизвестно даже, связывает ли следствие два кейса.

Однако факт: в России снова набирают популярность «смертельные группы». И если прежде главной целью злоумышленников становились сами школьники, включившиеся в «игру», то теперь они раскидывают свой невод куда шире, подучивая их не только убивать себя — но и нападать на других людей.

После встречи с одноклассниками Р. я, притворившись школьником, тоже попытался присоединиться к этим группам. Однако после первого же задания — с членовредительством под камеру — от продолжения квеста решил отказаться.

На сегодняшний день ни одна из челябинских групп не отображается в строке поиска Telegram (по данным телеграм-канала Еж, бывший Brief*, доступ к ним был заблокирован еще 24 сентября).

Быть может, «Красный дельфин» — и не российское ноу-хау. Трагедии, связанные с этим квестом, одна за другой случаются в соседнем Казахстане. В тот же день, когда Р. осуществил нападение на школу, две алматинские школьницы покончили с собой демонстративным образом. В ходе проверки МВД РК выяснилось, что погибшие девочки были участницами аналогичного паблика. Всего в Казахстане на сегодняшний день известно о четырех случаях гибели подростков в связи с возможным участием в суицидальных группах.

Генеральный прокурор РК Берик Асылов в комментариях казахстанскому порталу ORDA.kz заявил о необходимости внесения изменений в республиканское законодательство:

С целью профилактики вовлечения детей в suicidal-quest в Казахстане уже проходят открытые уроки и родительские собрания, в ходе которых родителей призывают активнее следить за тем, с кем общаются, на какие каналы подписаны их дети в социальных сетях.

А что в России? Ребята из школы, в которой учился Р., рассказали мне, какие профилактические мероприятия были проведены после случившегося:

— Ну только завуч всех собрала, сказала, что [последствия нападения] нельзя было снимать и не надо было никуда выкладывать. Потому что паника началась.

О случившемся ни на сайте школы, ни в ее соцсетях нет ни слова. В новостях за этот день упомянута только победа школьной команды по тхэквондо на турнире в Магнитогорске, ну и поздравления героя СВО Артура Орлова с назначением председателем «Движения первых».
Несколькими днями позже — сухое сообщение об отборе учеников на курс разработки и эксплуатации БПЛА, отчет об участии школьников «в изготовлении сухих армейских душей для госпиталя в городе Ясиноватая».

«Он хотел дружить»

Пока мы говорили с девчонками из класса Р., сидя на вросшей в землю карусели, за нами наблюдали несколько парней. Наконец один из них решил вмешаться:

— Да это скамеры! Его буллили! Знаете ведь, что такое буллинг? Ну вот. Издевались над ним, что он такой.

— Кто издевался?

— Ну вот девчонки эти. Потому что он не агрессивный, просто тихий, и разное с собой делать позволял. Косметикой его измазали. Плевали в него, а он — никакого отпора. Ну вот и психанул.

— Говорят, что он увлекался оружием. Ты что-то слышал?

— Да после всего проверяли нас только первые два дня, — присоединяется к разговору другой парень. — Когда полиции и журналистов было много. А потом все уже, забили. Я сегодня эксперимент провел, — продолжая говорить, молодой человек потянулся к низу брюк. И буквально через мгновение на его ладони появился газовый баллончик. — Вообще никто даже внимания не обратил. Там детекторы — они на все реагируют. На ключи, на часы, на зажигалки. Охранники просят телефон выложить. Но сегодня охрана даже карманы шмонать не стала: запикало — и все, иди дальше… А если я тоже с молотком?

На вопрос, с кем общался Р., еще один парень вспомнил, что ни разу не видел его с кем-то из сверстников:

— Друзей у него не было, только родители, ну еще сестра. Но она взрослая, ей 28 лет, и здесь она не живет. Он пытался дружить, иногда к младшеклассникам подходил, четко с ними общаться пытался. Но его даже они на хрен посылали.

— Почему, на твой взгляд?

— Ну он же ебо-бо. Да еще … —— У него глаза, — юноша потянул кожу к вискам, — вот такие. И еще он в психушке лежал. Не было у него друзей, потому что он на хрен никому не нужен.

— А где он жил? Может быть, там у него были друзья?

— Там, где он живет, только старичье и наркоманы. Это за «Додо Пиццей» в трехэтажках по Вагнера.

— Вагнера?

— Ну да, улица такая…

Улица Вагнера

Район, в котором живет Р., находится всего в полутора кварталах от школы. Откуда происходит название улицы, не знают даже сами местные. То ли по имени немецкого композитора названа она, то ли в честь советского писателя…

Заброшенные, исписанные граффити офисы. Рекламные плакаты с призывами «присоединиться к СВОим» — по представленности могут соперничать разве что с пестрящими яркими типографскими красками предложениями взять кредит, избавиться от долгов или сдаться в работный дом.

Обозначенные школьниками «трехэтажки» — это старые, еще сталинские кирпичные дома. Как и все в этом районе, утопающие в мусоре, в сточных водах и в нищете.

Спиленные еще в канун выборов деревья спустя месяц никто так и не протрудился увезти. Этими деревянными останками завалены дворы, опилки и высохшие листья блокируют ливневку, и после дождя дворы превращаются в озера. Жители домов — те немногие, кому еще не все безразлично — ищут скрытые под толщей воды решетки ливневки. Для этого лучше всего подходит лом или лопата, которыми местные простукивают затопленный асфальт в надежде услышать резонирующий металлический звон.

За этим занятием я и встретил Ирину, жительницу одного из домов, — вместе с супругом она искала канализационный люк.

По словам женщины, о произошедшем в школе она узнала из новостей. Но сразу не придала этому особого значения:

— Про мальчика я читала, но я даже не подумала, что это произошло в Челябинске. А потом в соседний дом приехали полиция, Следственный комитет и Первый канал. Я-то думала, будут про двор снимать — в какой, извините, жопе мы живем. Но сказали, что это все из-за мальчика, — вот тогда я и поняла, что это у нас…

Ирина говорит, что сама она ребенка не видела, и потому допускает, что либо он все время сидел дома, либо его семья переехала сюда недавно:

— Здесь вообще, знаете, нет такого, чтобы, как раньше, в советское время, — как заехали, так и живут. Здесь многие из районов приезжают, из деревень. Молодежь и те, кто среднего возраста, приедут, буквально 2–3 года проживут и переезжают. Ну а чего им тут делать… Кто бухать не хочет — давно переехали, а за теми, кто бухает, честное слово, не слежу…

Зато Р. вспомнила соседка Ирины, пенсионерка Валентина Рейндгольдовна. По ее словам, семья, как и он сам, — тихая и непримечательная. За все время соседства женщина не вспомнила ни единого эксцесса с их участием. Р. она видела, правда, всего несколько раз. И ни разу в компании сверстников:

— Я, когда журналисты с Москвы приезжали, все им рассказывала. А что рассказывать? Ну видела я его. Он всегда один был, ну он такой угрюмый, неконтактный мальчик. Может, дома что-то, а может, просто скучно было, не с кем поиграть. Либо если есть, то это «неруси», вооот те… Гурьбой бегают, бутылки бьют или ломают что-то. Не дай бог замечание сделаешь — так весь табор, или как это у них называется, прибежит. Они с нашими не общаются. Есть еще ребята из общаги, но там девочки в основном.

Но, говорят, у него с головой проблемы. Кто говорит? Ну вот те, кто с Москвы приезжали, рассказывали… Так это ж ужас! А почему не лечили? Но хотя чему я удивляюсь. Сейчас вообще никого не лечат. Есть деньги, лечись сам. А на нет и суда нет, значит, родители должны были следить.

Валентина Рейнгольдовна указала на этаж и квартиру, в которой жил мальчик. В окнах его квартиры горел свет, а за дверьми был слышен работающий телевизор и даже бренчала посуда. Попытки дозвониться или достучаться до родителей мальчика не привели ни к какому результату.

Не объяснили, кто враги

Еще на выходе со школьного двора я заметил невысокого худощавого мужчину лет 35, в легкой, не по погоде футболке. Периодически он доставал телефон, по всей видимости, для снимков. И вдруг он снова появился.

Держа в руке банку «Гориллы» (это такой энергетик, бюджетная альтернатива «Редбулл»), он направился прямо ко мне. Походка решительная, взгляд острый. Кажется, сейчас будет разговор…

— Эй, ты кто такой?

— Журналист.

— И чё ты здесь забыл, журналист? Ты по какому праву к детям подходил?

— Собираю информацию о том, что произошло.

— А чё произошло? Оно из-за вас и произошло! Мы там родину защищаем, а вы здесь *** занимаетесь! Пишете ***, а они, — он указал банкой «Гориллы» в сторону школы, — читают. Потом тоже хотят, чтобы и про них писали.

— Вот вы вернулись с СВО, — я невозмутимо перехватил инициативу. — Что думаете о произошедшем?

— В смысле?! — как будто оскорбившись формулировке, возмутился мужчина. — Я не вернулся, я в отпуске! Вот дочку из школы приехал встретить. А по этому что я думаю?! Думаю, *** все это. Но тут родители виноваты, и школа, школа тоже… Значит, и родители не следили, и школа! Это же дети, значит, им не объяснили, кто настоящий враг.

— И кто же враг?

— Что делает?

— Ну он же не сам пришел в школу с молотком. Вот это и делает… Его же через интернет вербанули. А кто? Вот там копать надо, это же хохлы, их почерк. И детям это объяснять нужно. Ну и воспитание. А воспитание только родители могут дать. При любом раскладе спрос с них. И ведь он не один такой… Вон даже кто сейчас вышли, с кем ты разговаривал — они тоже оборзевшие. Только с крыльца спустились за угол — и прям тут же курят. Ты пойми, — окончательно сменив тон и как будто извиняясь за начало разговора, продолжил мужчина. — Ты к ним сейчас подойдешь, а они потом заявят, что ты к ним приставал. И все. Хрен чё докажешь. Знаешь, сколько там пацанов, которые за «время не подскажешь» сели? От детей лучше держаться подальше…