В последний год мы стали свидетелями того, как между израильтянами и поддерживающими Израиль, с одной стороны, и теми, кто требует немедленного прекращения «бойни» в Газе, а теперь еще и в Ливане, — с другой выросла стена непонимания. Не то чтоб этой стены не существовало раньше, но теперь она стала гораздо заметнее. Демонстрации, академические и спортивные бойкоты, эмбарго на поставки оружия Израилю. А главное, ментальная пропасть, невозможность диалога.
Я беседовал — иногда просто слушая, иногда вступая в спор — о происходящем в Израиле и в Газе с десятками, если не сотнями людей. С живущими в России и в Европе. Русскоязычными и нет. Лично и в соцсетях. И мне кажется, я понял, из каких кирпичей сложена эта стена и почему ее так трудно, практически невозможно разрушить.
Огрубляя, можно сказать, что критики Израиля делятся на две большие группы.
Первая — это левые радикалы, борцы с империализмом и гегемонией «первого мира». В их логике Израиль — случайно уцелевший осколок машины колониального угнетения, который должен быть разрушен.
Это религиозные фанатики покруче любого хамасника, у них есть Священное Писание, и в этом Священном Писании сказано: угнетенный всегда прав.
Если угнетенный режет детей и женщин (вариант: взрывает автобусы), то это реализация его неотъемлемого права на освободительную борьбу. Его можно слегка пожурить за эксцессы, но не сочувствовать его святому делу нельзя.
Спорить с фанатиками бессмысленно, хотя проследить, как фанатизм стал интеллектуальной модой, как захватил университеты, газеты, площади мегаполисов, было бы делом небесполезным и поучительным. Но это тема для отдельного разговора.
Интереснее вторая группа. Она состоит из людей, которые не сочувствуют террористам, не симпатизируют ХАМАС, но считают ответ Израиля на резню 7 октября чрезмерным и приведшим к недопустимым жертвам среди мирного населения. Они призывают к остановке войны, переговорам, политическому решению конфликта.
Многие в Израиле, включая официальных лиц, объясняют любые антиизраильские протесты антисемитизмом. Это объяснение неверно и, как любое неверное объяснение, вредно. Конечно, антисемитизм никуда не делся, многие люди не любят евреев и верят, что еврейские элиты захватили власть над миром. Но на самом деле даже буйные демонстранты, кричащие про Палестину от реки до моря и жгущие израильские флаги, далеко не всегда негативно настроены к евреям как таковым. Тем более обвинение в антисемитизме неприложимо к мирным обывателям, которым больно видеть по телевизору или в интернете разбомбленные кварталы Газы и плачущих голодных детей.
И тем не менее помянутая стена между израильтянами и «прогрессивной общественностью» лишь укрепляется.
Кстати, вот еще один момент, не очень понятный извне. Когда я говорю «израильтяне», я действительно имею в виду подавляющее большинство жителей страны, включая тех, кого здесь принято относить к левым, кто терпеть не может нынешнее правительство, требует сделки с ХАМАС ради освобождения заложников и жалеет о провале мирных переговоров 1990-х. И даже эти люди качают головами и крутят пальцем у виска, когда слышат аргументы, казалось бы, близких им по взглядам европейцев и американцев.
— Это война, — говорит израильтянин. — На ней всегда бывают невинные жертвы. Так она устроена. Да, надо стараться минимизировать их число. Но избежать их невозможно. Тем более когда боевые действия ведутся в плотной городской застройке. Когда школы превращены в штабы террористов и склады боеприпасов. Когда под больницами входы в тоннели. Когда боевики не носят военной формы и легко сливаются с гражданскими.
Война — отвратительное дело. Но если она все-таки идет и если я признаю ее вынужденной и справедливой, то я одновременно признаю, что перед армией стоят в первую очередь военные задачи, а не гуманитарные.
— Если вы знаете, что ваши действия приведут к гибели гражданских, то не надо начинать, — возражает его оппонент. — Точечные операции спецслужб в жилых кварталах — это еще куда ни шло, но армия туда входить не должна. Тем более недопустимы бомбардировки — ведь они с неизбежностью приведут к массовым жертвам, разрушениям, потокам беженцев.
В этой точке сходятся два дискурса — правозащитный и обывательский. И те и другие говорят одно и то же: если цена войны — более или менее массовые жертвы среди гражданского населения, то такую войну не следует начинать и продолжать. Только обыватели выражают эту мысль более простым языком, а правозащитники — со специальной терминологией и ссылками на параграфы международных конвенций.
Последствия авиаудара Израиля по сектору Газа. Фото: Юсеф Мухаммед / ТАСС
Иногда эта позиция доводится до логического предела (и это хорошо, я люблю, когда мысль додумывается до конца). Ну, например, спрашиваешь человека:
— А вот если в густонаселенном районе Ливана стоит ракетная установка, которая готовится дать залп по израильским городам, можно ее разбомбить или нет?
— Это действительно сложный вопрос, — отвечает твой собеседник. — Но, в конце концов, у Израиля хорошие ПВО и бомбоубежища.
Или недавние размышления уважаемого человека, одного из основателей Диссернета Андрея Ростовцева о том, как нехорошо проводить операцию по освобождению заложников, если при этом приходится убивать хозяев квартиры, где удерживаются заложники.
А вот очень показательный диалог того же Ростовцева с одним из комментаторов:
— Каким образом вы предлагаете уничтожить террористическую инфраструктуру, не разбомбив всё? Как это сделать по-другому?
— Не знаю. Для этого есть дипломатия. Но уничтожать мирных жителей — это никуда не годится. Тем и отличается цивилизованный человек от пещерного, что научился использовать преимущества диалога.
И это очень характерная реплика.
Дело в том, что у критиков Израиля практически никогда нет положительной программы, в чем они вполне откровенно признаются.
— У вас есть право на самооборону, но так нельзя.
— Так нельзя, это мы уже поняли. А как можно?
— По-другому, без жертв среди мирного населения.
— Но так не бывает.
— Значит, никак.
Вариант:
— Надо создать палестинское государство.
— Ну хорошо, допустим, удастся преодолеть все территориальные и прочие разногласия, и такое государство будет создано. Власть в нем получат те же люди, что и сейчас, так что на следующий день туда начнут завозить оружие, а через палестино-израильскую границу станут просачиваться террористы. Израиль будет вынужден вводить войска, уничтожать боеприпасы и боевиков. То есть будет все то же самое. Тогда в чем смысл?
— Ну хотя бы попробуем!
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68
Диалоги из драмы абсурда. Проблема в том, что для израильтян все это звучит немного по-другому. Примерно так: чтобы удовлетворить наши гуманистические инстинкты, вы должны лечь на пол и ждать, пока вас вырежут вместе с семьями. Поэтому любая реплика в защиту мирных жителей Газы воспринимается израильтянином как пожелание смерти ему лично и его близким. Несмотря на то что автор реплики, несомненно, ничего такого в виду не имел. Он добрый, милый и умный человек. Просто он за все хорошее и против всего плохого.
А здесь нет выбора между хорошим и плохим.
Есть выбор между плохим для тебя и плохим для другого.
Если ты против гибели мирных жителей с одной стороны — значит, ты за гибель мирных жителей с другой. Ну вот так обстоит дело в реальности.
И приходится выбирать: либо под возмущенные крики гуманной общественности продолжать уничтожать террористов и их арсеналы, либо позволить им действовать дальше, потому что рядом с ними всегда будут жилые дома и гражданское население.
Это не просто разные позиции — это позиции, в основании которых лежит принципиально разная аксиоматика. А разная аксиоматика порождает разную оптику и разный язык. Например, там, где критик Израиля говорит про военное преступление, защитник видит удар по террористам, приведший, увы, к жертвам среди мирных жителей…
Брошенные и уничтоженные автомобили после нападения боевиков ХАМАС на фестиваль Nova в Израиле. Фото: соцсети
15 декабря 2023 года произошел один из самых страшных эпизодов войны в Газе. Израильские солдаты застрелили Самера Талалку, Алона Шамриза и Йотама Хаима — трех израильских заложников, сумевших сбежать после гибели охранявших их боевиков. Военнослужащий увидел группу приближавшихся людей, заподозрил угрозу и открыл огонь. Двое были убиты на месте, третий укрылся в соседнем здании. Оттуда он начал кричать на иврите: «Помогите! По мне стреляют!» Командир приказал прекратить огонь и сообщил человеку в здании, что он может выходить. Тот вышел — и был убит.
Расследование показало, что в первом случае стрелявший солдат имел ограниченный обзор и не видел, что идущие к нему люди размахивают белым флагом. А во втором — открывшие огонь не расслышали приказ из-за шума работавшего рядом танка.
Эта история потрясла Израиль. Ее долго обсуждали и в медиа, и в частных разговорах. Но никто, включая родственников погибших заложников, не использовал слова «преступление» и не требовал отдать стрелявших под суд. Всем было ясно, что у солдат не было злого умысла, а было лишь желание обезопасить себя. Все понимали, в каком состоянии после двух месяцев боев находятся военнослужащие, один из которых в решающий момент недослышал, а другой недовидел.
Мне кажется, эта трагедия и реакция на нее — идеальное объяснение того, что на самом деле происходит в Газе и на войне вообще.
Солдаты стреляют по своим. Ракета отклоняется от запланированной траектории и попадает в гражданский объект. Разведка наводит бомбардировщики на ложную цель. Танк наезжает на автомобиль с семьей, пытающейся выехать из зоны боевых действий.
Преступление — это сознательное убийство непричастных. «О, я вижу тысячу мирных палестинцев, сейчас я полечу туда и убью их» — вот это преступление.
Впрочем, про это уже сказал Бродский, описывая загробную встречу маршала Жукова с солдатами, которых он посылал на верную гибель:
Что он ответит, встретившись в адской
области с ними? «Я воевал».
Но почему этого не понимают те, кто обвиняет Израиль? Мне кажется, тут несколько причин.
Пропалестинская акция в Берлине, 7 октября 2024 года. Фото: Middle East Images / ABACA
Современная этика требует от человека эмпатии прежде всего. Причем эмпатии не вместе с рацио, а вместо него. Эмпатии, отменяющей и запрещающей разум.
«Рационализация» стала словом ругательным. «Ты что, не видишь: кровь, слезы, крики? Как ты смеешь рационализировать это? Какое имеешь право спокойно рассуждать об этом кошмаре?» И что тут ответишь? «Да, знаете, я хотел бы рационально и с холодным носом обсудить, сколько детей допустимо убить в качестве сопутствующего ущерба при ликвидации подразделения террористов»? Сам же потом ночами спать не будешь после такого ответа. Да и понятно, что человек, эмпатично восклицающий: «Мне невыносимо на это смотреть! Прекратите убивать!», — всегда в более выигрышном положении, чем бесчувственный зануда, поправляющий очки-велосипед со словами: «А что, собственно говоря, происходит? Давайте проанализируем и обсудим все по порядку».
Говорят, что современности присуще клиповое мышление. Мне кажется, это незаслуженный комплимент. Клип — это все-таки какое-никакое движение. На самом деле точнее — говорить о мышлении фотографическом. Фотография — застывшее время, история без конца и начала, без причин и следствий. Маленький фрагмент пазла, притворяющийся целым. Высокое искусство и идеальный инструмент манипуляций. И даже если речь о двухминутном сюжете в теленовостях, о ролике в тик-токе — все равно это точно такие же фотографии, только с имитацией динамики.
Но основное объяснение еще проще.
Мир отвык от войны и забыл, что это такое. Что в целом, конечно, хорошо. Только не надо бы изнутри этой «отвычки» пытаться рассуждать о войне.
Как говорится, I have a dream. Нет, не мир во всем мире, гораздо приземленнее. Я мечтаю, чтобы профессиональных гуманистов в телестудиях по всему миру заменили военные эксперты. Которые рассказывали бы, что такое сопутствующий ущерб и какие пропорции в современных войнах считаются допустимыми. Объясняли, кто, когда и насколько успешно вел боевые действия, аналогичные войне в Газе, на территории с близкой плотностью населения. И разбирали бы конкретные решения израильского командования, пусть даже критикуя их. Потому что если профессионал говорит: «Да, эту операцию можно было провести так, чтобы погибло на 300 человек меньше», — это важно и заслуживает внимания. А «там гибнут люди, давайте немедленно прекратим» — просто бессмысленное колебание воздуха, позволяющее произносящим хорошо выглядеть в собственных глазах за чужой счет. За наш счет. За мой.
Есть такой известный стишок Евгения Лукина:
На излете века
взял и ниспроверг
злого человека
добрый человек.
Из гранатомета
шлеп его, козла!
Стало быть, добро-то
посильнее зла.
Очень остроумный текст. Проблема в том, что встреча добра со злом действительно часто выглядит именно так.
И я предпочитаю, чтобы гранатомет в этот момент оказался в руках у доброго человека, а не у злого.
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68
