Сегодня — 20 лет со дня штурма бесланской школы, в ходе которого погибло 333 заложника. За 10 дней до трагической даты в Беслан прилетел Путин, постоял на коленях, перепутал число заложников, удивился, что дело, оказывается, еще не расследовано.

А дело не расследовано по той причине, что как только следствие формально будет завершено — потерпевшие получат доступ к материалам следствия, а государство этого ужасно боится. Потому что из этих материалов дела жители Беслана, а с ними — и мы все узнаем и осознаем подлинную картину случившегося. А еще мы поймем, как много государство в лице следствия сделало, чтобы эту картину от нас тщательно спрятать.

В этом уголовном деле каждая страница, каждая экспертиза, каждый допрос, каждая строчка будут отшлифованы и выверены в соответствии с канонической официальной версией, согласно которой, спортзал бесланской школы взорвали террористы. Все заложники погибли от первых взрывов. Танки стреляли по школе только ночью, когда в ней уже не было заложников. Огнеметы использовались только для уничтожения террористов. Пожарные вовремя приступили к тушению огня в спортзале. Спасатели эффективно спасали. Спецназовцы «Альфы» и «Вымпела» вели огонь по школе с заложниками «только одиночными выстрелами и только на поражение боевиков».

И тем не менее все эти выверенные и отшлифованные материалы следствия будут доказательством обратного.

Потому что все эти 20 лет жители Беслана не только требовали от государства расследования. Они сами занимались расследованием обстоятельств гибели своих близких. И они знают достаточно, чтобы понять из этого уголовного дела, как именно государство скрыло от них правду Беслана.

Рано или поздно, но следствие по бесланскому делу будет закончено. Рано или поздно это дело будет возобновлено в связи с новыми обстоятельствами и фактами, вскрывшимися в ходе «народного расследования». Рано или поздно, но будет возбуждено и уголовное дело против тех, кто, выполняя приказ, пытался спрятать правду о Беслане, переписать, подменить.

В эту трагическую годовщину мы впервые публикуем показания свидетелей по бесланскому делу: военнослужащих 58-й армии, спасателей и пожарных, принимавших участие в ликвидации последствий штурма бесланской школы.

Эти документы появились у нас совершенно легально. Государство само предало их публичности, когда вынуждено было коммуницировать со Страсбургским судом по жалобе 409 бывших заложников и родственников погибших, обратившихся за судебной справедливостью в ЕСПЧ. До этого момента бесланцы прошли 127 российских судебных инстанций, и все они отказали им в их праве на объективное расследование.

Эти документы — ничтожная часть материалов уголовного дела. И все их можно поделить условно на три части:

• показания пожарных, которых допрашивали об обстоятельствах ликвидации пожара в спортзале первой школы;
• допросы военнослужащих и танкистов 58-й армии о том, когда и из какого оружия они стреляли;
• допросы спасателей МЧС о том, сколько трупов и, главное, из каких помещений школы они вынесли сразу после штурма.

Эти материалы российское государство тщательно отобрало из огромного уголовного дела, чтобы доказать Страсбургскому суду свою каноническую версию: в гибели заложников виноваты только террористы, а представители государства не несут никакой ответственности ни за захват школы, ни за 333 погибших в ней человек.

А еще мы расскажем, какими методами государство в лице следствия получало эти доказательства.

Ну а вы сами судите, верите ли вы им.

Страсбургский суд — не поверил.

Допросы живые и мертвые

Все допросы свидетелей, рассекреченные и переданные российским государством в рамках коммуникации жалобы в ЕСПЧ, можно условно поделить на две группы. Первая группа (таких допросов меньшинство) — это живые, настоящие свидетельские показания, в которых следователи фиксировали именно так и именно то, что говорил человек, ставший очевидцем трагедии.

Вот пример такого допроса, в котором сотрудник северо-осетинского МЧС рассказывает, как вместе с заложниками, спасенными из школы, к нему в машину попала девушка, в которой он заподозрил террористку:

Линия с возможно выжившей террористкой в материалах дела не получает никакого развития. Ни Тавасиева, ни кого-либо еще более об этом не допрашивают. Зато других свидетелей следователи передопрашивают по нескольку раз, хотя, казалось бы, зачем?

Вторая группа допросов из «бесланского досье», отправленного в ЕСПЧ (и их большинство), — это «мертвые» допросы, которые представляют собой не фиксацию прямой речи свидетеля — а подписанные им «заготовки» следователя. Эти допросы выполнены широко известным в России методом «копипаста», когда показания свидетелей совпадают слово в слово и даже орфографические и пунктуационные ошибки в их показаниях одинаковые.

Настоящим уникальным свидетельством очевидца такие допросы, конечно же, не являются, зато они отлично подтверждают (на следственном жаргоне — «закрепляют») версию следствия. В данном случае: что все заложники в бесланской школе погибли от рук террористов.

Уникальными, то есть действительно фиксировавшими со слов свидетелей детали событий 1–3 сентября были в основном самые первые допросы, проведенные следователями сразу после трагедии. Это был очень краткий период времени. Примерно до середины сентября. Тогда, очевидно, следователи еще не старались следовать некоей магистральной версии.

«Мертвые» допросы, то есть те, когда человек просто расписывался под заранее подготовленными показаниями, проводились сильно позже бесланских событий. И проводились они, это тоже очевидно, определенными волнами.

Самым информативным элементом этих допросов, как ни странно, являются даты. Мы можем наблюдать, как людей, уже неоднократно допрошенных по бесланскому делу, вдруг снова начинали массово вызывать в Следственный комитет. Даты их допросов совпадают с прорывами в «народном расследовании» трагедии, которое вели сами жители Беслана вместе с журналистами, гражданскими активистами и членом федеральной парламентской комиссии Юрием Савельевым.

• Так было, когда бесланцы нашли брошенные спецназовцами тубусы от использованных гранатометов и потребовали приобщить их к материалам дела.
• Так было, когда люди подняли вопрос о том, когда начался пожар в спортзале, в котором сгорели заложники, и почему этот пожар два с половиной часа не тушили.
• Так было, когда люди потребовали ответа, зачем по школе с заложниками стреляли танки.
• Так было, когда Юрий Савельев представил свою версию причин первых взрывов и доказал, что в спортзале взорвались не бомбы террористов, а термобарические снаряды для гранатометных систем — вооружение, которое было только у спецназа ЦСН ФСБ.

В «бесланском досье», переданном российским правительством в ЕСПЧ, самая чувствительная для российских властей тема первых взрывов в бесланском спортзале, с которых начался штурм школы, почти не затронута. Прежде всего, потому, что посылать в ЕСПЧ следствию на самом деле было нечего.

Доводы Юрия Савельева оказались сокрушительно доказательными. Настолько, что следствие вынуждено было с ними согласиться хотя бы в их части и радикально изменить локацию взрывов в спортзале и привести ее в соответствие с расчетами Савельева. Но не только. Дело в том, что Юрий Петрович Савельев во многом опирался на показания самих заложников, которые следствие до появления его версии игнорировало, а очень часто даже избегало задавать им вопросы о первых взрывах. Но заложники все равно эти показания дали — на суде по единственному выжившему боевику Нурапаши Кулаеву.

После появления доклада Савельева следствие по-прежнему не признавало тот факт, что причиной этих взрывов были выстрелы извне по спортзалу из гранатометов. Но, с другой стороны, теперь следствие не могло представить убедительное объяснение, что же все-таки (если не термобарические снаряды, выпущенные из гранатометов) взорвалось в спортзале.

Савельев объяснил механизм возникновения всех этих повреждений с помощью физических и математических законов (по сути, он в одиночку провел масштабную экспертизу математического моделирования первых взрывов). И с тех пор следствие так и не смогло противопоставить его экспертизе какие-либо научно обоснованные контраргументы. Сегодня официальная версия основывается на субъективном допущении, что у террористов МОГЛА БЫТЬ мощная бомба, хотя, как написано даже в официальной взрывотехнической экспертизе, проведенной криминалистами-взрывотехниками ФСБ, «объективных данных для такого предположения нет».

И поэтому главным доказательством того, что Савельев якобы ошибается, стали повторные допросы заложников, чьи показания Юрий Петрович использовал в своей работе. Этих заложников передопросили, и люди изменили свои первичные свидетельства.

Пожар

Аналогичным образом следствие поступило с показаниями пожарных, которые участвовали в тушении спортзала.

Пожар в спортзале бесланской школы начался сразу после первых взрывов. В тот момент в нем находились все заложники. Более тысячи человек. Какие-то из них погибли от взрывной волны, другие были ранены, контужены, обездвижены. Те, кто смог прийти в себя, выползали, выкарабкивались, вытаскивали других живых и спасались из спортзала своими силами. Группу заложников, которые не сориентировались или испугались, но могли передвигаться, террористы вывели в другие помещения школы. В спортзале остались только убитые первыми взрывами и те, кто был без сознания или не мог двигаться из-за травм. Сколько таких было — мы не узнаем никогда. 4 сентября из спортзала вынесут и доставят в морг 116 тел. Причину смерти этих заложников, как позже напишут судмедэксперты, установить невозможно «из-за воздействия на тела открытого пламени вплоть до полного обугливания».

А тогда, в морге, вглядываясь в эти 116 обугленных тел, люди не могли понять, кто чей родственник. Опознавали по наитию. Установить личности сгоревших заложников помогли только ДНК-экспертизы, и когда через несколько месяцев пришли результаты этих экспертиз, в Беслане начались эксгумации. Потому что в сентябре люди по ошибке похоронили чужих детей, чужих родственников…

Это был один из самых жутких моментов для Беслана, только что пережившего самые массовые похороны в истории современной России.

Именно поэтому вопросы о гибели заложников в спортзале от пожара всегда были одними из самых главных для жителей Беслана.

В материалах уголовного дела, а также в судебном протоколе по делу единственного схваченного террориста Нурпаши Кулаева есть сотни свидетельств того, что пожар в спортзале начался сразу после первых взрывов. В 13 часов 05 минут 3 сентября 2004 года.

Кроме показаний самих заложников и многочисленных очевидцев это зафиксировано и объективными данными — фотографиями многочисленных фотокорреспондентов. Например, фотокор Дмитрий Беляков, приехавший в Беслан вместе со спецназовцами, заснял крышу спортзала от момента возгорания до момента, когда перекрытия сгорели и остатки крыши рухнули на тела заложников.

Но кроме этого факта есть и другой факт, установленный не менее объективно.

Тогда (да, собственно, и сейчас) жители Беслана в первую очередь обвиняли в этом двухчасовом опоздании осетинских пожарных. Пожарные, в свою очередь, ссылались на то, что им не поступил приказ от министра североосетинского МЧС Бориса Дзгоева.

Борис Дзгоев ссылался на отсутствие разрешения руководителя оперативного штаба, начальника УФСБ РСО-А Валерия Андреева и начальника «Альфы» и «Вымпела» генерала ФСБ Александра Тихонова. Именно Тихонов вместе с заместителями Патрушева генералом ФСБ Проничевым и генералом ФСБ Анисимовым (в Беслане они находились в роли «консультантов», и их официальные полномочия пока не нашли отражения ни в каких документах) разрабатывали план контртеррористической операции. Как следует из материалов дела, в частности, из ситуационной экспертизы, с начала штурма, с 13 часов 5 минут, главным в Беслане был именно генерал Тихонов. Он руководил всеми ведомствами, вовлеченными в операцию, и отдавал приказы членам оперативного штаба.

По идее (по крайней мере, по закону) виновных за неспасение заложников в горящем спортзале должно было установить следствие. Вот только следователей по делу Беслана не интересовали эти вопросы. Их волновало другое.

И логику следствия можно хорошо проследить в допросах пожарных, которые российское правительство передало в ЕСПЧ.

Самыми важными, наверное, являются допросы двух человек, непосредственно осуществлявших тушение пожара в спортзале. Это — Виктор Харьков, начальник отдела пожарного надзора Правобережного района РСО-А, и Юрий Романов, 1-й заместитель министра МЧС РСО-А.

Вот что Виктор Харьков рассказывал следователям в самом первом своем допросе от 15 сентября 2004 года (орфография и пунктуация оригинала сохранены. — Ред.):

А вот показания первого заместителя министра североосетинского МЧС Юрия Романова.

…В мае 2005 года во Владикавказе начался суд по делу Нурпаши Кулаева, единственного, по версии следствия, выжившего бесланского террориста. Надо сказать, что государство предприняло поистине титанические усилия, чтобы представить все в выгодном для себя свете, и даже впервые в истории России предоставило на судебное растерзание живого террориста. Но канализировать горе людей в нужном направлении и уйти таким образом от неудобных вопросов все равно не получилось. Бесланцы, казалось, даже не заметили этих усилий и уж точно не были благодарны. Наоборот, они оправились от шока после траура (когда их так легко было убедить подписаться под нужными следствию бумагами, в том числе и под отказом об ознакомлении с материалами уголовного дела) и активно включились в судебный процесс по Кулаеву.

Государственные обвинители и суд снимали эти вопросы как не относящиеся к сути процесса, но люди продолжали требовать расследования.

Поэтому в августе 2005 года следствие было вынуждено все-таки назначить экспертизы о причинах первых взрывов и обстоятельствах возникновения и ликвидации пожара в спортзале. А до этого момента эти вообще-то ключевые для расследования вопросы следователей по делу Беслана не интересовали. Они сухо обозначили в материалах дела, что все заложники погибли по вине террористов, и передали уголовное дело в суд. Надеясь, что с приговором Кулаеву в истории бесланской трагедии будет поставлена жирная точка. Не получилось. Людям не нужен был Кулаев. Людям нужна была правда.

Вот тогда и потянулась череда передопросов свидетелей, которые должны были дать «нужные» показания, противоречащие тому, что эти люди видели в Беслане и о чем рассказывали на первых допросах.

15 августа 2005 года был передопрошен Виктор Харьков.

Вот его показания (орфография и пунктуация оригинала сохранены. — Ред.).

То есть год спустя Виктор Харьков радикально поменял свои показания, и теперь они не противоречили официальной хронологии и ситуационной экспертизе, проведенной по заказу следствия и признавшей действия членов оперативного штаба, силовиков и спасателей «полностью соответствующие требованиям действующих Федеральных законов, уставов, инструкций, руководств, приказов, а также иных правовых актов, распространяющихся на антитеррористическую деятельность». Как написали в своих выводах эксперты, а затем и следователи в постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела против членов оперативного штаба, пожарных и силовиков, «неправильных действий должностных лиц не установлено».

Аналогично Харькову повели себя на повторных допросах все без исключения сотрудники МЧС, включая и первого заместителя республиканского МЧС Юрия Романова, и даже диспетчера единой службы спасения Залину Салатову. Именно ее запись в журнале Центрального пункта противопожарной службы о начале пожара в 13 часов 05 минут 3 сентября 2004 года оставалась чуть ли не единственным незыблемым доказательством реального времени начала пожара. И вот какие показания Салатова дала 8 июля 2005 года.

Отчего же вдруг все эти люди решили в одночасье изменить свои показания?

Кажется, все очень банально.

Этот жирный намек поняли все.

Но вот в чем дело. Даже из тех немногих материалов дела, которые стали доступны для потерпевших, понятно, что спасение заложников в Беслане в принципе не было приоритетом для тех, кто готовил штурм школы.

Согласно этим материалам, план силовой операции начали разрабатывать уже 1 сентября, и он предусматривал многие важные моменты. Так, в соответствии с этим планом, снайперским группам, состоящим из сотрудников ЦСН ФСБ и дислоцированным на крышах пятиэтажек (а это — идеальные позиции для обстрела школы), подвезли 2 сентября дополнительную партию гранатометов с термобарическими снарядами (огнеметы «Шмель»). Ящики с гранатометами на крыши заносили сотрудники милиции Правобережного района, о чем они потом дали показания в суде по Кулаеву.

Военнослужащим 58-й армии 2 сентября раздали противогазы. Сотрудники ЦСН ФСБ проинструктировали военных, что противогазы понадобятся в случае применении газа во время штурма. Газ, как указано в показаниях военных, был тот самый, который спецназовцы ЦСН ФСБ использовали в театре на Дубровке, привезли в Беслан из Москвы еще 1 сентября.

Разработчики плана штурма позаботились даже о том, чтобы загодя аккумулировать в Беслане большое количество инженерной техники.

И вот зачем.

Это — показания Хаджи Дзтиева, начальника управления по делам ГО и ЧС Правобережного района.

Экипажам танков, кстати, 2 сентября подвезли танковую броню, которая защищает от выстрелов из подствольных гранатометов. То есть план штурма, как можно предположить, прямо предусматривал использование танков во время боя, и поэтому танки надо бы защитить от огня террористов.

Только пожарные и спасатели МЧС остались без всяких средств индивидуальной защиты от пуль и осколков. Их просто забыли обеспечить бронежилетами и касками. А зачем?

Аналогичная участь постигла и маршрут движения, который сотрудники МЧС РСО-А заранее разработали и представили в штаб, чтобы военные создали беспрепятственный и скорейший подъезд пожарных машин к гидрантам. Штаб этот маршрут движения получил, но он был проигнорирован.

3 сентября все подъезды к школе оказались заблокированы военной техникой, а спецназовцы ЦСН ФСБ, как рассказывают свидетели, разворачивали пожарные машины. Они кружили вокруг бесланской школы, трижды меняли маршрут, а когда наконец приехали, спасать уже было некого…