Никогда еще донос не доставлял столько радости аборигенам.

Сюжет таков. Фестиваль «Лето в Москве» в очередной раз заставил вздрогнуть жителей Патриарших. В местных пабликах сообщалось о перекрытии (до конца сезона) по выходным Малой Бронной. Здесь уже давно безумные дрифтеры наперегонки с очумевшими танцорами правят бал по ночам, и вот новая напасть. Но вдруг прошелестел слух — гулянки запретили. Соседка тайком передала мне благую весть. Во время первого же перекрытия народ танцевал под песню Кэти Перри, бдительные граждане обнаружили в композиции лесбийские мотивы. Молчать не стали, сообщили куда следует.

Донос — незаменимая в политическом хозяйстве вещь. Люди, промышляющие данным ремеслом, во все времена страдали излишним рвением. Наше время — тому доказательство. Даже полковник Судейкин, успешнейший глава российского политического сыска после Бенкендорфа и Дубельта, певец агентуры, не мог бы себе представить размах его любимого дела в XXI веке. Конечно, сама структура цель, задачи, форма доноса изменились, переместившись из сферы секретного в сферу общедоступного. Но суть осталась прежней.

Мозаика розыска складывалась из мелких подлогов, гарантирующих крупные суммы в платежных документах.

Впрочем, к нынешней стилистике поиска врагов ближе не мелкая шушера г-на Судейкина, а аристократы Зимнего. Они сбились в «Священную дружину» с целью защитить власть от революционного террора. Во главе мутного заговора — княгиня Юрьевская, молодая любовница Александра II, позже морганатическая жена, которую он поселил во дворце еще при жизни жены законной. Так, по слухам, княгиня, замыслившая усовершенствование тайной полиции путем доносов (в свою пользу), решила заявить о своих правах. Она хотела уберечь обожаемого царя от врагов и заодно отомстить охранке, поддерживающей императрицу. Но даже при всей любви Александра Николаевича к красавице Юрьевской и недоверии к собственным спецслужбам он быстро убедился в никчемности и пустозвонстве «дружинников».

В наши дни, когда донос стал едва ли не высшей доблестью, наблюдается удивительное явление. Наконец-то во всей полноте исполнился наказ Петра I: лучше доношением ошибиться, нежели молчанием. Общество увязло в болоте квазиполитического сыска. Практически любая форма публичного высказывания содержит признаки доноса в жанре филеров полуторавековой давности: та же интонация и та же аргументация, а точнее, ее отсутствие. Парижская Олимпиада обнажила эту тенденцию с особой наглядностью. Уже неделю именно Игры являются главной темой обсуждений и осуждений. Выпадение из мейнстрима приравнивается к предательству. Когда легендарные Татьяна Тарасова и ее вечный оппонент Ирина Роднина осмелились сказать несколько добрых слов об Олимпиаде, им тут же устроили выволочку.

Никто и не пытался проанализировать концепцию открытия, ее замысел, коды, тайные смыслы. Даже самые именитые спикеры сразу ринулись в такое пещерное богословие и морализаторство, что становилось жутко. Знаем, слышали: они работают по методичке. Но ведь методичка могла бы быть хоть чуточку умней. И тогда, возможно, кто-нибудь попробовал бы разобраться и с Леонардо, и с «Тайной вечерей», и с особой парижской иронией, и с непревзойденным французским интеллектуальным флером. А то ведь

И вот что еще важно отметить. В связи с коллективной амнезией многие забыли, что 10 лет назад на открытие Олимпиады в Сочи тоже наблюдалась борьба мотивов. Константин Эрнст сочинил не просто «Сны о России». Он сочинял саму Россию. Обходя стороной перезвон духовных скреп, который тогда уже был достаточно громким, он присоединял державу к европейскому пути развития. Поэтому основой его шоу стал русский авангард, залитый кровью. Большинство граждан вообще не поняли, о чем звук, поворчали, замолкли и принялись гордиться тем, что не поняли.

Подобное чудо в новейшей истории случилось только один раз. Ведь олимпийская риторика уже несколько десятилетий состоит из возбужденного патриотизма и агрессивного неверия в судейскую справедливость. Зато теперь все хорошо. Ура, мы не поехали в Париж, нас Бог спас, мы не опозорены, твердят охранители. Остается только один вопрос: а что тогда сей сон значит? Годами стада Дугиных талдычат одно и то же: европейская цивилизация давно умерла. Так зачем же с таким некрофильским восторгом на стертых лицах принюхиваться к смердящему трупу?

Осип Мандельштам любил повторять: разлагаться тоже надо умеючи. Не услышали, не захотели услышать. Каждый разлагается как может. Кстати, у нас «на районе» опять жизнеутверждающие новости. По переулкам у Патриарших раъезжает «сарматомобиль» с надписью «На Вашингтон».