В такой ситуации Артем далеко не один.

Весенний призыв в российскую армию начался 1 апреля, а к концу мая из Москвы, Краснодара, Махачкалы и других крупных городов стали поступать тревожные сигналы: на парней призывного возраста полиция стала устраивать облавы. Их задерживают на улицах и отвозят в военкоматы. Для отслеживания используют камеры уличного наблюдения. Полицейские забирают даже тех молодых людей, кто оспаривает решения призывных комиссий в судах. Их призывают одним днем — не дожидаясь судебных решений.

«Новая газета» публикует истории четверых жителей Москвы, которых силой забрали или еще только пытаются забрать в армию. У всех них документально подтвержденные заболевания, освобождающие от прохождения службы. Они, их родственники и друзья рассказывают, как происходят задержания, как с призывниками обращаются в полиции и в военкомате. И прямо говорят, что в первую очередь хотят предупредить других парней.

История I

Сходил в магазин

Наталья, мама 20-летнего призывника Никиты:

Сына забрали 24 мая на выходе из супермаркета. Он вышел, а его уже ждала полиция. Посадили в машину и увезли в районное отделение. Он лишь успел позвонить, сказать: «Мама, меня забрали».

Его распознали по камерам. Оказалось, что всех, кто не приходит по повесткам — даже по уважительным причинам, — заносят в базу уклонистов. При этом туда не заносят ни информацию о болезнях, ни информацию об оспаривании призыва в судах. Полиции просто спускают список людей и указание доставлять их в военкомат. Мы принимали меры предосторожности: он не ездил в центр, не ездил на метро, но оказалось, что достаточно просто пойти в ближайший магазин…

Никите 20 лет, и он полгода назад бросил институт. До этого у него была отсрочка: не только по учебе, а еще по заболеваниям, с которыми, как мы думали, его не призовут. У него плоскостопие III степени и артроз. Эти болезни входят в перечень освобождающих от службы. Все было доказано: были сделаны свежие рентгены в государственных больницах, были заключения врачей: хирурга и ортопеда.

Первую повестку — «для уточнения данных» — ему прислали еще в апреле. Он ходил в призывной пункт на Яблочкова. Просидел там весь день: с 9 до 22 часов. Провели медкомиссию, на которую он взял документы. Но врачи не захотели вникать в ситуацию. Они нашли в Единой медицинской системе (ЕМИАС) какой-то рентген двухгодичной давности, глянули вскользь и сказали: «Годен». Когда он все же настоял, что у него есть свежий рентген, врач сказал: «Тут нога стоит неправильно». И все.

Ему дали повестку на 16 мая для отправки в войска.

Мы решили судиться и 25 апреля подали иск. Уведомили об этом письмом призывную комиссию. И послали жалобу в военный комиссариат Москвы. Все три письма были отправлены в один день, все три письма были получены. Суд принял иск к рассмотрению и назначил заседание на 22 мая. Соответственно, Никита не пошел 16 числа по повестке.

На первом заседании суда было решено привлечь к делу третью сторону — военный комиссариат. Мой сын был истцом, призывная комиссия ответчиком, и вот захотели привлечь военкомат. Назначили еще одно заседание — на 5 июня.

Я успела подъехать к отделению полиции, привезла документы, пыталась показать, что у нас идут суды, что у него медицинские показания, что вообще-то все в курсе должны быть. Но они не стали ничего слушать, они меня просто не пустили к сыну.

Я дождалась, когда его вывели на улицу. Мы переговорили, пока его сажали в машину. Никиту повезли в сборный пункт на Угрешскую улицу. Туда же поехал наш юрист. Но юриста туда не пустили. Родителей туда тоже не пускают, а самих призывников заставляют сдавать телефоны при входе.

Мы долго ничего о нем не знали. Потом оказалось, что там можно использовать кнопочные телефоны, и у двоих парней они были. Эти парни дали другим позвонить. Никита сказал, что в тот день задержали еще 60 таких же ребят. Причем большинство из них были с непризывными заболеваниями: с астмой, с язвой, у кого-то в недавнем прошлом даже был компрессионный перелом позвоночника. Наши юристы сказали им ничего не подписывать, но военные, по словам сына, заявили, что распишутся сами.

Некоторые ребята заявляли, что согласны пойти на альтернативную гражданскую службу (АГС), что они пацифисты, что они не возьмут в руки оружие, но военные сказали им, что якобы срочно требуется набрать какое-то определенное число призывников, и пока этого не будет сделано, ни о какой АГС речи быть не может.

Уже ночью 25 мая ребят на двух автобусах отвезли в воинскую часть в поселок Мосрентген. Выяснилось, что Никита с 25-го числа уже числился рядовым. А 2 июня его отправили нести срочную службу в Волгоград. Кого-то распределили в Ленинградскую область, кого-то в Мурманск, в Нижний Новгород, в Симферополь, в Ростовскую область. Я не понимаю, почему срочников отправляют в пограничные регионы — ведь в Ростовскую область и в Крым прилетает, там аукается [спецоперация].

Нет, сын допускал возможность, что его призовут. Если бы ему дали пройти медосвидетельствование, и он оказался бы годным, если бы доказали, например, что он «обманывает» — хорошо, пусть идет служить. Но ему не дали пройти обследование.

И меня, конечно, очень тревожит его здоровье. Ему нельзя маршировать, ему на физкультуре в школе нельзя было бегать, прыгать. Но маршировать они начали уже на Мосрентгене. Ноги у него стали болеть, и я не знаю, что будет дальше. У меня младшая дочь — инвалид, и теперь я боюсь, что и сын приедет инвалидом. Меня волнует, что сейчас их заставляют контракты подписывать. Все родители этого боятся. Я Никите сказала: «Ты нам нужен живым. Ни за какие миллионы не иди. Что бы тебе ни внушали». Он сказал, что все понимает.

Сын уехал, но мы будем добиваться, чтобы его комиссовали. Мы будем судиться. Мы будем продолжать бороться за него. Это борьба с системой. И борьба эта очень сложная. Но я знаю, что таких родителей очень много, и, может быть, мы вместе сможем чего-то добиться.

На перроне, когда его провожали, он был вместе с товарищами, которых забрали точно так же. Я лишь смогла сказать ему и ребятам, чтобы они держались вместе. Храни Бог их всех.

Я рассказываю об этом, чтобы предостеречь других призывников. Мало кто знает, что происходят такие облавы. Ребята, которые со своими заболеваниями, которые судятся, они не ожидают, что их схватят на улице, привезут в военкомат и просто отправят куда-то.

Пусть сидят дома, пусть ждут судов, пусть не разгуливают по улицам. Получается, что лучше где-то пересидеть до суда. Потому что иначе будет очень сложно что-то кому-то доказать.

Угрешка. Эпизод 2

«В августе планировали пожениться»

Угрешская улица, Москва. 4 июня. От Артема так и нет вестей. Вика узнает, что на сборном пункте разрешено пользоваться кнопочными телефонами, и немедленно вызывает такси до ближайшего салона связи.

— Он все время после задержания — без лекарств. Я думаю, что ему уже плохо, и просто надеюсь, что военные не захотят брать на себя такую ответственность, ведь возможно все — вплоть до летального исхода, — говорит девушка.

Она рассказывает, что с Артемом они учились в одной школе:

— Уже лет десять друг друга знаем. Соседние дома, прогулки после уроков… в этом месяце будет пять лет, как мы вместе. С юношества встречаемся, только начали вставать на ноги. В августе планировали пожениться, и вот…

В салоне связи продавец понимает, зачем девушка вблизи сборного пункта покупает кнопочный телефон. Вика на ее слова отшучивается: «Видимо, это такое испытание на прочность».

Артема Гальцина действительно невозможно назвать «уклонистом»: получив повестку, он 14 мая сам пошел в военкомат на улице Яблочкова — взял туда все документы, доказывающие заболевание астмой. Когда военные врачи решили, что к службе он все равно годен, — обжаловал это решение в суд и в военкомат Москвы. Городской военкомат предписал ему явиться для прохождения контрольного медицинского обследования 6 июня. Но до этого не дошло: вечером 3-го числа Артема забрала полиция, и теперь он в сборном пункте, у забора которого дежурит его невеста.

Принимать у Вики телефон для Артема, как и лекарства с документами, сотрудники сборного пункта отказываются.

История II

«Парень упал и разбил голову об унитаз»

Валерий Васильев, 21 год:

В 16 лет я получил приписное, и после этого военкомат меня не трогал. Никакие повестки мне не приходили, я ни от кого не бегал. Просто у меня непризывное заболевание: атопический дерматит. На меня влияет очень большое количество аллергенов, и если у обычного человека показатели иммуноглобулина «Е» [аллергических антител] от 0 до 100, то у меня в обычном состоянии 700 с лишним. Из-за болезни я очень часто покрываюсь красными пятнами, которые зудят и лопаются: периоды ремиссии редко длятся хотя бы месяц.

В конце апреля ко мне домой с повестками начали ходить представители управы. Но они почему-то всегда выбирали время, когда я был на работе, а дома были только родители. Раза три приходили, и в конце концов я решил добровольно пойти на пункт призыва на улицу Яблочкова, будучи полностью уверен, что меня из-за болезни призвать не могут. Я принес все документы, но врачи на медкомиссии посмотрели их лишь мельком и отложили в сторону.

Они начали осматривать мое тело — как назло был период ремиссии, и не было явных проявлений болезни. Потом сказали идти на дальнейший осмотр, ничего не предвещало беды, и в конце концов я оказался у главврача. Главврач же внезапно заявила мне, что по итогам медосмотра я признан годным к военной службе. И мне вручили повестку для отправки в войска на 10 мая.

Я связался с юристами, начал обжаловать решение медкомиссии. Военкомат прислал новую повестку — на 21 мая. Мне сказали, что до этого я должен пройти контрольное медицинское освидетельствование и сказали, что пришлют на него направление. Соответственно, 10 мая я никуда не пошел. Направление не приходило и не приходило, прислали новую повестку — на 4 июня.

Меня отвели в комнату полиции в метро. Я просидел там с 14 до 17 часов. Мне говорили: «Сейчас покажешь документы [о заболевании] — и отпустим». Но ничего не происходило. А потом они сказали, что мы едем в военкомат. Телефон сказали выключить, потом отдали его приехавшему в отделение отцу. Отвезли в сборный пункт на Угрешскую и завели там в комнату, где стояли двухэтажные койки — 28 штук.

Я увидел там знакомого, с которым мы вместе проходили медосвидетельствование. Он сказал, что рассчитывал на суд — у него тоже заболевание, ему даже назначили заседание, то есть процесс оспаривания решения комиссии начался, но его все равно забрали.

Волонтеры — это такие ребята, которые с военными, кажется, никак не связаны, хоть и работают на Угрешской, — сказали, что сами не понимают, что происходит: до этого, по их словам, задерживали человек 50 в месяц, а в мае все изменилось, и на момент, когда меня задержали, в сборном пункте было, условно говоря, человек 500… По словам волонтеров, 1400 парней в Москве к 24 мая находились в розыске.

На следующее утро нас повели на завтрак, а после него я остался один. Всех из моей комнаты увели проходить медкомиссию, проходить юристов, а меня оставили. Я подходил к волонтерам, спрашивал, в чем дело. Мне сказали: «Жди».

Было какое-то непонимание и страх. Потому что те, кого увели, хотя бы понимают, что с ними происходит. А я просто сижу в комнате с волонтером.

На Угрешской призывников в комнате одних не оставляют. Даже в туалет нельзя самому сходить, потому что один парень, как мне рассказали, специально упал и ударился головой о бачок, чтобы его не забрали. К вечеру нас стало шестеро. Вдруг к 21 часу заходит какой-то важный дядя, суровый очень, и говорит: «На построение!» А никто из нас на освидетельствовании даже не был! Мы об этом сказали. Прибежал какой-то парень — собрал наши документы. Потом в 22 часа опять: «На построение!» И там уже нам всем, кроме одного, сказали: «Ребят, извините, на вас проводилось тестирование системы отслеживания «Сфера». Эксперимент был». И вновь нам вручили повестки на те даты, которые у каждого раньше были. И отпустили.

Был даже один парень, который просто весь день ходил и трясся, реально трясся, с ним поговорить не получалось, он всю ночь ходил и не давал другим спать. Но его все равно посадили в автобус и увезли в часть.

Юристы говорят: ничего не подписывайте, хватайтесь за батареи, не повинуйтесь приказам. Но психологически это очень тяжело сделать. Это только звучит просто, а на деле все происходит так: если ты упираешься, тебя уводят в отдельное помещение, где с тобой сидят пять взрослых людей, которые начинают на тебя морально давить. Они говорят, что если ты сейчас все не подпишешь, то поедешь в Магадан. А подпишешь — будешь служить в отличной части. Рукоприкладства нет, но моральное давление очень сильное. И если ты сидишь там не первые сутки, то сломаться очень легко. Хотя я знаю, что на Угрешской есть ребята, которые упираются уже несколько дней, отказываются где-либо расписываться — даже за завтрак. Их там называют «отказниками».

Я понимаю, что теперь мне нужно добиваться медосвидетельствования, которое военные врачи мне назначили, но на которое никак не могут дать направление. Понимаю, что в армии мне не дадут лечения, которое мне требуется. И, конечно же, понимаю, какая ситуация сейчас в стране и мире. Я знаю, что ребят склоняют, чтобы они подписывали контракты.

Я не могу сказать, что армия это плохо или хорошо. Могу сказать, что я просто не должен служить, потому что болею. Если бы не болел, пошел бы служить без проблем. Но по закону не должен.

История III

«По глазам вижу, что годен»

Ирина Угулава, мама 22-летнего призывника Александра:

В 2018 году во время занятий спортом сын получил травму: у него выпала коленная чашечка. После этого ему поставили диагноз: «посттравматический двухсторонний артроз». Ему прямо противопоказаны серьезные физические нагрузки, иначе чашечка может снова вылететь. Чтобы этого избежать, он носит специальный наколенник. Еще у него синусовая аритмия, то есть пульс может падать до 40 ударов в минуту. Это все подтверждено документально.

Саша не уклонист. Он регулярно ходил в военкомат, когда его вызывали: каждый раз из-за проблем со здоровьем комиссия говорила, что он не годен. И когда 20 апреля его вызвали снова, он пошел.

В едином призывном пункте на Яблочкова он оказался в кабинете с двумя хирургами: один помоложе, второй постарше. Дальше со слов сына знаю, что тот, что помоложе, спросил старшего: «Ну что, ставим ему негодность?» А старший ответил: «Нет, пиши категорию Б3 [годен с ограничениями]. По глазам вижу, что годен». Но сказали все-таки пройти еще медкомиссию на Угрешской — в едином сборном пункте.

Мы не согласились с этим решением. Обжалование было подано 16 мая. 22 мая позвонили из военкомата и сказали, чтобы Саша явился для прохождения повторной медкомиссии, но уже на Угрешскую. Мы ответили, что обжалуем решение медкомиссии на Яблочкова, и нам сказали: «Окей, все, мы вас трогать не будем». А 23 мая моему бывшему супругу просто наклеили повестку на дверь: в ней содержалось требование явиться на Угрешскую 24-го числа. Но Саша не пошел, так как у нас была подана жалоба.

24 мая где-то в 16.20 мне позвонил другой сын, Иосиф. Он сказал, что когда заходил домой с покупками, вместе с ним в лифте было двое молодых людей. Он сказал: «Мама, я даже не успел закрыть дверь». Эти молодые люди вошли в квартиру, не имея на то никаких документов. Они прошлись по комнатам, начали смотреть в туалете, заглянули под кровать, открыли шкафы, посмотрели, нет ли там Саши. И еще мне позвонила соседка: она сказала, что пришли из уголовного розыска, разыскивают моего старшего сына.

Естественно, такого поворота событий никто не ожидал. Я подумала, что он что-то натворил. Но в полиции мне сказали, что нет, что он должен явиться на Угрешскую до 19 часов, а если этого не произойдет — его объявят в уголовный розыск. Я попросила, чтобы они не делали этого. Сказала, что мы подъедем, куда нам скажут. И они почему-то сказали, чтобы мы приехали в управу района на улице Трофимова.

Мы приехали туда с сыном. Зашли в помещение, нас встретил молодой человек. Он дал сыну ручку и бумагу и сказал, чтобы тот начал писать заявление о том, что обжалует решение призывной комиссии. Потом через минуту ему позвонили, он забрал у моего сына листок и ручку, сказав: «Поехали, там напишешь». Нас посадили в белый автомобиль и повезли на Угрешскую.

Этот человек из управы сказал, мол, вы не переживайте, ваш сын пройдет окончательную медкомиссию, и мы вам его отдадим. Когда я сказала, что, может быть, нужно какие-то справки распечатать, он ответил, что на Угрешской есть доступ к системе ЕМИАС, где все Сашины заболевания описаны.

Я начинаю звонить этому волонтеру. Он не отвечает. Звоню в военную прокуратуру. Мне удается передать Саше кнопочный телефон, и в 10 часов на следующий день он выходит на связь.

В 11 часов приезжает какой-то полковник. Саша звонит и говорит: «Поднялся очень большой шум. Не знаю, что будет». Он сказал, что вместе с ним очень много таких же мальчишек, которых привезли буквально насильно, даже в наручниках. Что у многих проблемы со здоровьем. Затем их начали прессовать, заставляя надевать военную форму. И мальчики, хоть и не хотели, все же надели ее.

Он позвонил мне в понедельник, 27 мая, попросил не расстраиваться. Его распределили в Ростовскую область, в город Миллерово. У меня очень большая тревога из-за того, что он сейчас находится недалеко от границы с Украиной. Были такие случаи, когда туда прилетали дроны и другие снаряды.

У меня, к сожалению, много знакомых, которые там побывали, и не все вернулись… Им обещают золотые горы, а мне этого не нужно.

После всего того, что я прошла в эти дни с Сашей, я поняла, что военным доверять нельзя: они говорят одно, а получается другое. И от этого еще страшнее за младшего сына, которому сейчас 17 лет. У него тоже много заболеваний, но, как понимаю, на это никто не посмотрит…

Я продолжаю бороться за Сашу, я подала жалобы во все инстанции. Почему-то я все равно верю, что если достучаться до вышестоящих чинов, то все может получиться…

Угрешка. Эпизод 3. Финал

Слезы

Дождь. 16.00. Вика сидит перед сборным пунктом уже девятый час. От Артема новостей нет, военные по-прежнему отказываются принимать документы, лекарства и телефон для него.

Чтобы укрыться от дождя, она садится под козырек на трамвайной остановке.

Мимо два офицера проводят четверых парней в синей форме. Полминуты ничего не происходит, и вдруг Вика бросается за ними. Она догоняет их и хватает одного за руку. В синей форме идет Артем.

Офицеры разрешают им попрощаться. Вика рыдает, то и дело хватает Артема за форму и пытается увести от военных. Но все понимают, что он уйдет с ними… Через две минуты офицеры говорят, что время вышло.

— Он лишь сказал, что это воздушно-космические войска, что он будет служить в Твери, — говорит она сквозь слезы. — Сказал, что к нему можно будет приезжать по выходным и что по выходным его будут лечить. Вчера был дома, а теперь… Но он действительно не может жить без препаратов. Он пользуется ими все время. Без них не может полноценно вдохнуть!

И добавляет: «Ему не идет синий цвет. Нет. Я буду за него бороться».

Комментарий и советы юриста

Людмила Трифонова, адвокат:

— Главная особенность этого весеннего призыва в том, что суды практически не накладывают мер предварительной защиты в отношении юношей, которые оспаривают решения медицинских комиссий. То есть их задерживают и отправляют в армию, не дожидаясь решения суда. А сами суды либо постоянно откладываются, либо, наоборот, проходят очень быстро и подтверждают решения призывных комиссий. Очень редкими стали случаи, когда человека удается «отбить».

Второе. Ребят массово объявляют в розыск (как минимум в Москве) и отслеживают с помощью городских камер наблюдения, после чего задерживают в общественных местах.

В этих условиях как юрист рекомендую призывнику первым делом написать доверенность на кого-то из родных или адвокатов, в которой отдельно прописать право на представление ваших интересов в воинских частях, военкоматах и, для Москвы, в едином призывном и едином сборном пунктах. Если вас признали годным к военной службе, но вы не согласны с этим — оспаривайте решение призывной комиссии в военном комиссариате региона и обращайтесь в суд. При этом очень желательно самому никуда не ходить (особенно в Москве из-за камер), а действовать через доверенных лиц.

Отказывайтесь от их предложений, если не согласны с присвоенной категорией годности. Требуйте вызова начальника сборного пункта, настаивайте на наличии заболеваний и вызывайте скорую, требуйте назначения контрольного медицинского освидетельствования в больнице. Важный момент: имейте с собой кнопочный телефон без выхода в интернет. Потому что смартфон отберут, но с помощью кнопочного телефона вы все равно сможете поддерживать связь с родными и юристами. Давайте свои кнопочные телефоны тем призывникам, у которых их нет, держитесь вместе. Только эта стойкость, знание закона и способность отстоять свои права могут вам помочь на сборном пункте.