10 января 1991 г. Среда.

Летящий почерк Пушкина — века
Не поспевают за его полётом.
Возводит незаполненные соты
Стремительная светлая строка.

И тысячи трудолюбивых пчёл
Заполнят их по пушкинскому следу.
Но он трудам медлительным победу
Над временем бессмертно предпочёл.

P.S. 2024 г.

Каждому дано погружаться в бездонность Пушкина на доступную лично для него глубину по мере нашего разумения, взросления, саморазвития. И да — не только у Марины Цветаевой, но и каждого из нас есть «мой Пушкин». Сколько на планете читающих по-русски индивидов, мыслящих и чувствующих личностных миров, столько — тысячи, миллионы — в нём и «моих Пушкиных».

Из всего этого бесконечного множества мне лично ближе всего тот, что у Фёдора Достоевского в его речи при открытии московского памятника поэту, а из живших уже на стыке XX и XXI веков исследователей творчества, личности, судьбы поэта — «мой Пушкин» Валентина Непомнящего.

Виссарион Белинский писал о Пушкине: «Придёт время, когда он будет в России поэтом классическим, по творениям которого будут образовывать и развивать не только эстетическое, но и нравственное чувство». И — через столетие — с ним перекликается»

Анна Ахматова: «…в дворцовых залах, где представители высшего света, ненавидевшие Пушкина и извергнувшие его из своей среды как инородное тело, «танцевали и сплетничали о поэте, висят его портреты и хранятся его книги <…> Про их великолепные дворцы и особняки говорят: здесь бывал Пушкин, или: здесь не бывал Пушкин. Государь император Николай Павлович в белых лосинах очень величественно красуется на стене Пушкинского музея, рукописи, дневники и письма начинают цениться, если там появляется магическое слово «Пушкин»».

Глубокий интерес не только великого поэта, но — как теперь ясно — и великого мыслителя России к роли личности в её истории, будь то неукротимый самодержец, вечный работник на троне Пётр или восставший против его всеподавляющей воли Евгений из «Медного всадника» (и навряд ли тут случайно совпадение имен с героем «любимого дитя пушкинской музы»), или главный «злодей» Государства Российского в век Екатерины Великой — Емелька Пугачёв.

Все они для него люди, все человеки. Все непросты, неоднозначны по природе, по характерам своим. И не случайно в «Полтаве» лик Петра ужасен и прекрасен одновременно. Как не случайна в «Капитанской дочке» человечность Пугачёва (рядом со страшной, бесчеловечной его жестокостью) в сопоставлении с финальным милосердием императрицы Екатерины.

Да и в стихах, которыми Пушкин сопроводил пересылку своей «Истории Пугачёва» Денису Давыдову, он говорит об этом «злодее» явно не без симпатии:

Вот мой Пугач — при первом взгляде
Он виден — плут, казак прямой!
В передовом твоём отряде
Урядник был бы он лихой.

Вот, оказывается, к чему приводят Александра Сергеевича мучительные раздумья о жестоком и беспощадном русском бунте, который не приведи господи увидеть любому поколению многострадальной России. К мысли о том, что случись «Пугачу» возмужать на несколько десятилетий позже, и, вполне возможно, незаурядный запас его энергии разрядился бы не в расправах над уездными помещиками, а в сражениях первой Отечественной войны. И тогда бы мы, быть может, говорили не о государственном преступнике №1 славной екатерининской эпохи, а об ещё одном народном герое 1812 года.

Конечно, история сослагательного наклонения не знает. Но ведь и пушкинское «был бы» тут, в предсмертном 1836 году, не случайно. В нём зеркально, наоборотно отражается уже совсем не сослагательная — реальная история превращения героев 1812 года в государственных преступников года 1825-го. Как не случайны в этом контексте и написанные в том же 1836 году строки: «… что в свой жестокий век восславил я свободу и милость к падшим призывал».

Проявляя одинаково глубокий интерес и к великому царю-реформатору, и к великому бунтовщику, став по сути первым их объективным историографом, Пушкин обнаружил и недюжинный талант историка-исследователя. Как известно, в частности и за это, он был избран действительным членом Российской академии.

Кое-кто из читателей может засомневаться: Ну да, Пушкин гениальный поэт, оригинальный историк, но зачем же его ещё и в «свадебные академики» определять? Люди, сведущие в пушкинских текстах, могли бы к этому вопросу присовокупить известную эпиграмму (и это о вице-президенте тогдашней РАН Дондукове-Корсакове!):

В Академии наук
Заседает князь Дундук.
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь;
Почему ж он заседает?
Потому что … есть

И менее известное (хотя и из «Евгения Онегина»):

Не дай мне Бог сойтись на бале
Иль при разъезде на крыльце
С семинаристом в жёлтой шале
Иль с академиком в чепце!

Тут, правда, есть одна тонкость. Вместе с князем Дундуковым в одной академии Пушкин никогда не заседал. Ибо в стране тогда было две академии: петровская Академия наук, в основном с физико-математическим и естественнонаучным уклоном, и созданная Екатериной Великой Российская академия (первый её президент Екатерина Дашкова, кстати, «свадебным президентом» тоже не была), занимавшаяся русским языком и словесностью.

Действительными членами её стали впоследствии Карамзин, Жуковский, Гнедич, Вяземский, Крылов. 7 января 1833 г. избрали в неё и Пушкина. Но не единогласно, как пишется в некоторых изданиях, а 29 голосами из 30. Против был академик, являвшийся высокопоставленным лицом в церковной иерархии, который никак не мог простить Пушкину его богохульную «Гаврилиаду», от которой сам Александр Сергеевич в это время публично открещивался.

Пушкин активно, особенно в год избрания, посещал академические заседания и даже дал в редактируемом им журнале «Современник» отчёт об одном из них. Парадоксально, но речь в нём идёт о том заседании, на котором Пушкин не был. Отчёт он писал по протоколу.

Там обсуждался проект академического устава, в котором были и такие строки:

Уже после смерти Пушкина Российская академия вошла в Академию наук в качестве её Второго отделения. Так что проживи Александр Сергеевич подольше, он автоматически стал бы академиком императорской Академии наук, числящимся по её Второму отделению, что эквивалентно нынешнему ОЛЯ (Отделению литературы и языка) РАН.

Думается мне, что мемуарная литература, в относящаяся к лицейскому периоду и первым годам ссылки, даёт не совсем адекватное представление о пушкинском интеллекте, о его якобы чисто гуманитарной ориентации. Может, в Лицее Пушкин не очень-то интересовался биологией, химией, математикой, физикой, космогонией, которые, помимо предметов гуманитарного цикла и иностранных языков, входили в учебную программу Лицея. Да и вообще он занимался тогда лишь тем, что было интересно ему самому. Не случайно в списке первого выпуска Царскосельского лицея по «успешности» он оказался 26-м из 29-ти лицеистов.

Из замечательной, густо насыщенной новейшей информацией телепередачи на ОРТ «В поисках Пушкина» (1.6.2024 г.), посвящённой Лицею, я узнал, например, (выступление одной их ведущих передачу Натальи Ивановны Михайловой, известного пушкиноведа, лауреата Государственной премии России и ряда авторитетных литературных премий, академика Российской академии образования, главного научного сотрудника Государственного музея Пушкина в Москве, многие годы бывшей зам. его директора по науке; ну и т. д.), что наш Царскосельский Лицей признан ЮНЕСКО «лучшим учебным заведением всех времён и народов». Почему так? Н. Михайлова называет важнейшую, глубинную причину, не утратившую актуальности и сегодня. Потому, что «в Лицее воспитывали уважение к личности». И ещё потому, что «Лицей провоцировал своих питомцев на творчество». Добавлю: на жажду познания нового в самых разных областях окрестной жизни и окрестной Вселенной. Что аукнулось в Пушкине с задержкой по времени. Уже потом. После Лицея. Когда Пушкин проявил и к биологии, и к химии, и к математике, и к физике, и к космогонии серьёзный самообразовательный интерес.

Хотя сам Александр Сергеевич немало содействовал легенде о том, что всю его молодость сопровождали «шипенье пенистых бокалов и пунша пламень голубой», и романы, романы. Но…

Вот вам совсем иной Пушкин. Письма из южной ссылки, 1821 год, самая молодость!

Гнедичу:

Всё тот же я — как был и прежде,
С поклоном не хожу к невежде,
С Орловым спорю, мало пью…»

Чаадаеву:

В уединении мой своенравный гений
Познал и тихий труд, и жажду размышлений.
Владею днём моим; с порядком дружит ум;
Учусь удерживать вниманье долгих дум;
Ищу вознаградить в объятиях свободы
Мятежной младостью утраченные годы
И в просвещении стать с веком наравне.

Когда он возвращался из михайловской ссылки, то вёз за собой 12 возов книг. И не только художественных, но и естественнонаучных. Так что в Петербург он вернулся не только умнейшим (по определению императора Николая Первого), но и одним из самых образованных людей России.

Не ведаю, как бы он развернул написанный по-французски план статьи о судьбах цивилизации и религии:

Но как это виделось ему в российском варианте, все мы знаем по «Евгению Онегину»:

Со временем (по расчисленью
Философических таблиц,
Лет чрез пятьсот) дороги, верно,
У нас изменятся безмерно:
Шоссе Россию здесь и тут,
Соединив, пересекут.
Мосты чугунные чрез воды
Шагнут широкою дугой,
Раздвинем горы, под водой
Пророем дерзостные своды…»

Образ светлого будущего венчает великолепное двустишие:

И заведёт крещёный мир
На каждой станции трактир.

С последним как раз всё у нас в порядке. Как и с раздвижением гор и поворотом рек вспять. Вот с дорогами посложнее. Особенно когда на них обрушиваются такие непредсказуемые в наших широтах снегопады. Ну, ничего. До пятисот лет у нас есть ещё время.

Между прочим, уже в ХХ веке Сергей Капица, начиная легендарную научную телепрограмму «Очевидное — невероятное», возьмёт к ней эпиграфом пушкинское:

О, сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух,
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг,
И случай, бог изобретатель.

Я вот всё думаю, почему его творения завоевали к нашим дням киноэкраны страны и мира, но «живого» Пушкина редко там увидишь? Хотя, начиная с 1910 года, в его роли побывало уже 13 наших киноактёров, в том числе и знаменитых.

Первым, на мой взгляд, удивительно в двух эпизодах послевоенного 1946 года фильма «Глинка» сыграл живого Пушкина замечательный артист Пётр Алейников. Кстати, сам он считал эту роль лучшей в своей жизни.

Роясь на днях в интернете, нашёл сообщение, где игра Алейникова в фильме «Глинка» называется гениальной.

Но люди этого не заметили. Тогдашний зритель не хотел видеть в Алейникове никого, кроме завоевавших воистину всесоюзную любовь поварёнка Молибоги из «Семеро смелых» и Вани Курского из «Большой жизни».

Власть одной роли над судьбой актёра — далеко не редкое явление в нашем кинематографе. Бабочкин, например, в кино и на сцене сыграл немало выдающихся ролей. Однако он навсегда останется для нас Чапаевым из фильма-легенды. Многие считают: то же самое можно сказать и о роли маршала Жукова. Но тут ситуация иная. Когда после долгой опалы в фильмах о Войне снова должен был появиться Жуков, киношники спросили маршала: а кого из артистов он видел бы в роли самого себя? И он якобы ответил: возьмите того, кто в «Председателе».

С Алейниковым в роли Пушкина история посерьёзнее. Вы никогда не задумывались, почему сразу после войны, когда новые фильмы выходили довольно редко, на экраны с разрывом всего в 6 лет выходят сразу две киноленты — «Глинка» (1946 г.) и «Композитор Глинка» (1952 г.)? Сегодня версий, почему так случилось, предостаточно. Но ни одна из них не в силах отрицать, что решающую роль в этом сыграл алейниковский Пушкин.

Одну из таких версий поведал в своём сериале «Серебряный шар», в передаче, посвящённой Петру Алейникову (2006 г.) Виталий Вульф. Он, между прочим, считал его нашим киноактёром № 1 в ХХ веке.

Сам Вульф говорит в фильме об Алейникове: «В нём была тайна. Тайна таланта. Та харизма, которая даётся Богом поцелованному артисту».

Ну а теперь о роли Пушкина:

Но всё же после всего сказанного… Почему и на сцене, и на киноэкране у нас «живой» Пушкин — большая редкость

Задал однажды этот вопрос народному артисту России Александру Кутепову, в течение многих лет с неизменным успехом читавшему 19 октября в московском Музее поэта свою композицию «Пушкин в Лицее» (по романам Ю.Тынянова «Пушкин» и «Кюхля»). И всегда это было как наваждение. Ты вдруг забывал, что за окнами белоколонного музейного особняка — сегодняшний вечер, сегодняшние автомобили, и оказывался то в лицейском нумере, то в царскосельском саду, далеко-далеко, на заре позапрошлого века. Отходило в сторону сходство чтеца с Пушкиным, которым он подчёркнуто никогда не пользовался. И ты начинал понимать: иная перед ним цель — сквозь магический кристалл прекрасной тыняновской прозы повести слушателя в духовный мир Лицея, где уже, как в завязи, просвечивают и гений, и судьба Поэта, и судьбы его друзей…

Вот что тогда Кутепов ответил на мой вопрос:

Когда Александр Яковлевич Кутепов в 1999 году умер (в год 200-летия со дня рождения Пушкина), заголовок над некрологом в «Новой газете» был: «Ушёл последний лицеист».

Наверное, вживание в образ, в личность Пушкина — под стать задаче о квадратуре круга или Великой теореме Ферма. Предметных, материальных свидетельств его сверхчеловеческой энергетики почти не осталось. Нет (и не могло быть) его фотографий, аудиозаписей его голоса. О его манерах, жестах, интонациях нам дано судить по слабому, по сравнению с первоисточником, отражённому свету мемуаров и живописных портретов (пусть даже таких мастерских, как у Кипренского и Тропинина). И только почерк, только легкокрылые рисунки-наброски — точные слепки стремительного движения его руки, его души. Подлинные артефакты, как теперь говорят.

19 октября 1991 г. Суббота.

Пушкинский триптих

В садах Лицея

Светают царскосельские сады,
И нет прозрачней этого рассвета,
И белокрылым призраком корвета
Двоится лебедь в зеркале воды.

И Пушкин начинается светло,
Веленью муз и вольности послушен.
Не в ад, не в рай уходят наши души —
Отечество им Царское Село.

19 октября

День Ангела и дружбы, и судьбы.
В саду, где галерея Камерона,
Царят свеченье самоцветных клён
И холодок прощальной синевы.

С решимостью безумной на лице
Вожди на рынке ищут панацею.
А мне одно спасение — в Лицее.
Да будет свет! Да здравствует Лицей!

Осенние дожди

России неопознанная ширь,
Рассвета невесомые стропила.
И в тишине над пушкинской могилой
Светлеет Святогорский монастырь.

Ещё звучат осенние дожди
В аллее Керн, в золоторунных рощах,
И мир и первозданнее, и проще,
И всё
ещё бессмертно впереди.

6 июня 2024 г. Четверг. 1 час. 30 мин.

Как традиционно у нас теперь на Новый год принято крутить рязановскую «Иронию судьбы или С лёгким паром!», так в День рождения Пушкина когда-то входило в традицию демонстрация киноленты «Юность поэта» (лицеистов в ней играли замечательные мальчики, московские школьники). Нынче та традиция, к сожалению, убывает. Хотя в этом году фильм о Пушкине-лицеисте 3 июня был снова показан на ТВ-канале «Культура».

Но я вот к чему вспомнил о «Юности поэта».

Фильму, вышедшему на экраны в 1937 году, исполнится ныне 87 лет.

Моему личному открытию Пушкина — примерно столько же. Оно начиналось буквально с пелёнок. В прямом смысле. Летние лагеря отцовской военной академии находились в Царском Селе. И мама полоскала мои пелёнки в Чесменском пруду.

«Евгения Онегина» Чайковского я слушал в театральном зале тоже ещё грудником. Достать тогда билеты в оперу, да ещё и на «Евгения Онегина» было большой удачей. А вот оставить меня дома было не с кем. И мои отчаянные родители решили … пойти в театр со мной: не пустят, что ж, сдадут билеты и вернутся. Фантастика, но им удалось уговорить работниц театра на входе и в зале — мол, я очень тихий ребёнок. И я, словно всё понимая, действительно сразу затих и никак не реагировал даже на самые бурные аплодисменты. Но когда в сцене дуэли после знаменитой арии Ленского раздался пистолетный выстрел, я вдруг разревелся — то ли Ленского стало жалко, то ли ещё что… Одним словом, родителям срочно пришлось покинуть театр.

Когда я подрос, уже разговаривал и сам ходил, родители выбрали способ моего погружения в окрестный мир, который, как теперь понимаю, всегда был весьма распространённым у нас на Руси. Мне стали читать сказки Пушкина. Слушал я с большим интересом и очень внимательно. Когда мама, читая «Сказку о царе Салтане», произнесла:

А потом честные гости
На кровать слоновой кости
Положили молодых
И оставили одних, —

я тут же спросил: «А зачем их оставили одних?»

Мама озадаченно на меня посмотрела. Подумала. И ответила: «Вырастешь, сам узнаешь». Предполагаю: в тот момент мне очень захотелось поскорее вырасти.

Всего этого я, конечно, не помню и знаю по более поздним, когда сам уже вырос, маминым рассказам. Но вот один её тогдашний «психологический» эксперимент надо мной помню сам с тех времён. Во всяком случае — в двух эпизодах.

Суть эксперимента заключалась в следующем. Мама где-то прочла, что если над ребёнком от колыбели до детского сада будет звучать специально подобранная музыка, она непременно закрепится в подсознании, что будет способствовать развитию музыкального слуха. У самой мамы, по утверждению специалистов, был абсолютный музыкальный слух. И очень красивый голос. Над моей детской кроваткой она пела белорусские колыбельные. А вообще — и русские, и белорусские песни. Но пела только в дружеских кампаниях. И дома. По моим и отцовским просьбам. Для нас. И для себя, наверное, тоже.

Осенью 1944 года отец погиб на фронте под Варшавой. С тех пор мама не пела больше никогда. До самой смерти.

Но вернёмся к эксперименту. Специальной музыки мама подбирать не стала. Но начала читать мне не только сказки Пушкина, но и некоторые его стихи «для взрослых». Полагая, что в содержании их я разберусь потом, когда действительно вырасту. А сейчас в моё подсознание укоренится таящаяся в стихах Пушкина, в их ритмике волшебная музыка Слова. Но так получилось, что два из тех стихотворений «для взрослых» уже с тех лет (было мне тогда около 4-х лет) запомнились навсегда. Первое («Редеет облаков летучая гряда») уж и не знаю почему. Может, потому, что оно на самом деле волшебно музыкально? А вот почему запомнилось второе («Памятник») — помню точно. Именно тогда я попытался на своём примитивном детском уровне коснуться и содержания стихов. Прослушав это гениальное завещание Пушкина, я спросил: «Мама, а что такое Александрийский столп?» Она ответила: «Да вон же он! У нас за окном».

Дело в том, что адрес общежития отцовской академии в Ленинграде был — площадь Урицкого (ныне — Дворцовая площадь). Семейным в нём выделяли отдельные комнаты. Наша окном выходила на Эрмитаж. Что перед ним гранитная Александрийская колонна с ангелом на вершине, я, конечно, знал. Но что это еще и столп, никак не укладывалось в моём сознании. Столп — нечто вроде телеграфного столба, а колонна — она ого-го!

Не сумев связать концы с концами, я попытался сменить тему, тут же попав в ловушку нового противоречия: «Значит, Пушкин был такой длинный, такой великан?»

И мама сказала: «Да, он был такой великан». Что было истиной в последней, высшей степени. Но понял я это гораздо позже. Когда вырос.

У мамы Пушкин был любимым поэтом всю жизнь. А из белорусских — Янка Купала.

Но вернёмся в день сегодняшний. Из многочисленных событий, которыми будет насыщен юбилейный пушкинский день, выбираю для себя два. Обязательно посмотрю «Отражения» — Концерт в пушкинском Болдино, так проанонсированный ТВ-каналом «Россия-1»:

И второе. Не изменяя традиции, обязательно снова посмотрю в записи «Юность поэта».