Владимир Путин в сопровождении большой делегации совершил визит в Китай. За два дня он провел переговоры с председателем КНР Си Цзиньпином, возложил цветы к памятнику народным героям на площади Тяньаньмэнь в Пекине, открыл выставку в Харбине, там тоже возложил цветы к памятнику, а потом стороны подписали 11 итоговых документов: о сотрудничестве между государственными информагентствами, о совместной охране «больших кошек», о развитии острова Большой Уссурийский (того самого, который страны делят, но Китай недавно на картах пририсовал его себе целиком), а также о правилах экспорта в Китай российского топинамбура. Эти важные итоги визита комментирует для «Новой» китаист, магистрант программы «Китайские исследования» Лейпцигского университета Алексей Чигадаев.

— Визит в Китай был первым для Путина после переизбрания на пятый срок. Это ритуальное действо или ему придавалось какое-то особое значение?

— «Первые визиты» Владимир Путин совершал уже много раз, и каждый раз мы пытались найти какой-то определенный смысл в том, почему он едет в Беларусь, почему он едет в Китай, почему он едет в Узбекистан и так далее. Сейчас сошлось несколько факторов. Во-первых, фактор дипломатического этикета: в прошлом году, так же через 10 дней после вступления в должность председателя КНР, Си Цзиньпин совершил первый визит в Россию. И это очень важно, потому что Китай не находится в международной изоляции, Китай может выбирать практически любую страну, куда Си хотел бы отправиться. Перед Си Цзиньпином не стояла проблема, скажем, ордера на арест, выданного международным судом. Он мог отправиться куда угодно, но он поехал в Россию.

— А у Путина, вы хотите сказать, просто выбора особого нет?

— Ну во-первых, это все-таки ответ на дипломатический жест со стороны Китая. Во-вторых, Китай в прошлом году, в октябре, на форум «Пояса и пути» официально пригласил Владимира Путина приехать в 2024 году. И третий фактор — да, у России не такой большой выбор, куда может отправиться президент, и визит в Китай выглядит как наиболее логичный, наиболее приемлемый и действительно демонстративный жест.

Китай — большая держава. И здесь мы переходим к еще одному фактору: это внешняя легитимация, потому что европейские институты, многие европейские государства к последним выборам президента России отнеслись как к «так называемым выборам», они не признают легитимность Владимира Путина. Поэтому признание со стороны других государств — это очень важный фактор.

— Из этого вашего ответа я поняла, что визит все-таки ритуальный. Но ведь с Китаем у России есть много важных дел. Видимо, и самому Путину, и большой делегации, которая отправилась вместе с ним, хотелось чего-то большего: решения проблемы с банковскими платежами, договоренностей по «Силе Сибири-2» и так далее. Вместо этого мы видим подписание соглашений о сотрудничестве в пропаганде и об экспорте топинамбура с говядиной. Почему так?

— Когда Си Цзиньпин приезжал в Россию, это тоже было, наверное, экономически не самое заметное мероприятие. Да, первая главная цель — ритуальная. Но вторая — политическая. Россия и Китай — две большие автократии, страны с авторитарными методами правления, и оба руководителя немного забронзовели. Поэтому принято, чтобы эти большие люди решали большие проблемы, обсуждали внешнеполитическую стратегию, глобальный миропорядок, а уж экономические проблемы — это уровень премьер-министра Мишустина и премьера Госсовета Ли Цяна. Собственно, об этом и сказал Владимир Путин, когда встречался с Ли Цяном: дескать, Михаил Мишустин тоже переназначен, вы летом встречаетесь, у вас сложились хорошие рабочие отношения, вот вы все и обсудите. То есть экономические проблемы спущены на этаж ниже.

Важный вопрос, действительно, газ и нефть. С нефтью, кажется, проблем нет, все как шло — так и идет, Китай в прошлом году купил 50% всей российской нефти, пошедшей на экспорт, 30‒40% покупала Индия, остальное — какие-то мелочи, которые раскидали по странам СНГ.

А вот с газом есть проблема. «Сила Сибири-2» анонсирована уже несколько раз.

— Но китайцы делают вид, что этих анонсов не заметили.

— Да. И мы не видим «Силу Сибири» ни в одном из заявлений. Ни у Владимира Путина, ни у Си Цзиньпина. Хотя они обсуждали какие-то проекты явно намного более низкого уровня. «Большие кошки» — это, конечно, очень важно, но все-таки не так, как экспорт газа. О газе говорил вице-премьер Александр Новак и в этом году, и в октябре прошлого года: работа идет, согласовываются последние условия, все на финальной стадии.

Официально Китай по этому поводу не говорит ничего, но есть утечки в СМИ, скажем, South China Morning Post пишет, что китайцы давят по цене. И это очевидно:

Российские переговорщики на это ответят: мы, мол, построим терминалы СПГ и будем продавать газ куда угодно. Но строить — это долго. Да и «Силу Сибири-2» за полгода не построишь. Поэтому здесь ничего не произошло. Условия строительства непонятны: кто-то ведь должен вложиться в эту трубу, это очень дорого. Китайцы, видимо, не готовы вкладываться так, как это было с проектами «Роснефти». Возможно, еще и потому, что видят негативный пример с Европой: проснется Владимир Путин в плохом настроении — и трубу перекроет.

— Есть еще одно препятствие. Прежде чем кто-то вложится в трубу, китайцы должны сказать, что им этот дополнительный объем газа нужен. А пока по состоянию экономики Китая не похоже, что он им потребуется.

— Это сложный вопрос, я не буду делать вид, что разбираюсь в газовой индустрии. Но здесь, вероятно, проблема такая же, как с нефтью, а данные по нефти я смотрел. Тот объем нефти, который Россия поставляет китайцам сейчас, уже достаточен. Никакого кардинального роста промышленности в Китае не ожидается. Уже достаточно хороший темп набран, понятные поставщики есть, если борьба и пойдет, то не за увеличение поставок, а за перераспределение: Россия будет отвоевывать долю у Ирана, у Саудовской Аравии, у Венесуэлы.

Что касается газа, китайцам, наверное, было бы лучше потреблять его. Они действительно нацелены на зеленую экономику, сейчас у них очень плохая ситуация с экологией, очень большое потребление угля. Но переход на газ — это все-таки очень много денег. Кроме того, Китай не любит складывать все яйца в одну корзину, он не захочет зависеть только от России как поставщика газа.

— Особенно с учетом того, что вы уже сказали об их наблюдении за европейским опытом. Получается, информации по «Силе Сибири-2» и ждать пока не стоит? Даже после встречи премьер-министров?

— Думаю, что это так. И китайцы этот проект как-то в СМИ не педалируют.

— Этот проект в китайской прессе вообще как-то фигурирует?

— Я очень давно не встречал упоминаний. Все китайские СМИ контролируемые, и если бы была какая-нибудь утечка о предстоящем подписании соглашений, то за месяц до того мы бы увидели публикации: великий китайский народ очень любит свою страну, заботится об окружающей среде, поэтому мы будем покупать у великой России прекрасный чистый газ. Или что-нибудь такое же красивое. Но ничего подобного нет.

— Среди подписанных после встречи документов есть «концепция развития острова Большой Уссурийский (Хэйсяцзыдао)», который разделен между Россией и Китаем. Между тем остров недавно омрачал прекрасные отношения России и Китая: Пекин вдруг опубликовал географические карты, на которых прирезал себе куски территорий соседей, и у России «оттяпал» ее часть острова. Наш МИД тогда долго молчал, прежде чем среагировать, потом как-то невразумительно сказал, что, дескать, нестрашно, товарищи немножко промахнулись.

— Да, тогда дело ничем не закончилось. Мария Захарова говорила, что приехали коллеги из Китая и провели полноценные рабочие переговоры — и все. Нового пресс-релиза по этому поводу я не видел.

— Означает ли документ, подписанный теперь, что китайцы извинились, ошибку признали, остров «вернули», то есть новые карты нарисовали?

— С новыми картами все непросто, потому что китайцы создают их с определенным интервалом — раз в пять лет, если не ошибаюсь, ее можно скачать на официальном сайте правительства КНР, и не дай бог, если кто-то использует другую карту. В общем, карта у них не выходит раз в месяц.

— Так что сейчас с островом на карте?

— Я думаю, такие мелочи на встрече вряд ли обсуждались, это могли спустить на тормозах. Возможно, признали региональной проблемой и отдали губернаторам. Ну ошиблись китайцы, бывает. Потому что и Россия, и Китай говорят, что суверенные государства не должны влиять на внутреннюю политику друг друга, то есть не могут диктовать, как рисовать карту.

— Да? Посмотрела бы я на реакцию, если бы условная Латвия пририсовала себе кусочек Псковской области.

— Согласен. Но в случае с Китаем это, видимо, рассматривается как мелкая неприятность, на которой не стоит делать акцент.

— Еще два подписанных документа касаются экспорта топинамбура и говядины из России в Китай. Это те самые важные вещи, на которых делать акцент стоит? Я не спрашиваю, зачем об этом договариваются главы двух стран, наверное, это тоже важно. Но зачем об этом отдельно сообщают на сайте Кремля?

Китайский рынок очень закрытый, очень протекционистский, попасть туда с какой-то новой категорией товаров — это достижение, о котором стоит отдельно говорить и даже отмечать его бокалом шампанского. Совсем недавно начались поставки российской свинины, хотя, казалось бы, свинина — очевидный товар для экспорта в Китай, на нее есть огромный спрос, огромный рынок. Последние десять лет российская свинина в Китай не поставлялась, потому что раньше она не соответствовала китайским требованиям по качеству.

И любая победа на китайском рынке — действительно очень важно. России нужно расширять категории экспорта. Если у вас 90% экспорта — это нефть, ситуация не очень здоровая. Если наскребется условного топинамбура на пару миллионов долларов, это уже хорошо.

Понятно, что все это мелочи, но важно, чем они объясняются. Первое объяснение: больше ни о чем не договорились. И оно, наверное, самое логичное. Второе объяснение, видимо, дадут вам более консервативно настроенные эксперты. Они скажут, что Китай поддерживает Россию, активно инвестирует в Россию, но делает это тайно, чтобы никто в недружественных странах об этом не догадался, а то грозят вторичные санкции. Поэтому, скажут вам, часть соглашений прошла непублично.

— Это действительно так?

— В таком объяснении есть слабое место. Если бы было подписано соглашение о поставках чего-то важного, рынок об этом узнал бы в течение четырех секунд. Невозможно спрятать разрешение на поставки чего-либо в стране, где есть частный бизнес.

Кстати, десять соглашений — это немало.

— Одиннадцать. Десять соглашений, протоколов и меморандумов плюс совместное заявление «об углублении всеобъемлющего партнерства».

— Да-да, но совместные заявления подписываются всегда. И это количество подписанных документов — это нормально, последние десять лет именно так и происходило. То есть в самом начале, в 2010-х годах, действительно были длинные листы, но речь шла о публичных соглашениях коммерческих компаний.

Сейчас, если вернуться ко второму объяснению, о котором я говорил, публичные контакты с российским бизнесом — это не очень хорошо для бизнеса китайского. Так что давайте все-таки поверим, что такого рода соглашения были подписаны и сейчас, но их никто не стал выносить на публику, чтобы не привлекать внимание разных санкционных регуляторов.

— Когда Си Цзиньпин ездил в США, его переговоры с Джо Байденом обсуждались на совсем другом уровне, речь точно шла не о поставках овоща.

— Да, но и товарооборот Китая с США побольше, чем с Россией. Есть риторика, а есть реальный бизнес. Риторика между Китаем и США отвратительная, и в российских «патриотических» телеграм-каналах обсуждают это в таком духе, что Китаю пора уже перестать терпеть унижения и ударить по Штатам, ввести туда танки, порвать торговые отношения и тому подобное. А факт в том, что торговая война между США и КНР особо ничего не изменила. Есть ограничения по пошлинам, что-то китайцы перестали экспортировать, но товарооборот между США и Китаем очень большой, в 2022 году, например, он составлял 760 миллиардов долларов.

— В три раза больше, чем между Китаем и Россией.

— Тогда это было как минимум в три раза больше. По некоторым позициям товарооборот снижается, он перестраивается, есть пошлины, но он все равно очень большой. По итогам 2023 года он сократился до 664,45 миллиарда долларов, по данным главного таможенного управления КНР. С Россией риторика замечательная, мы лучшие друзья, товарооборот растет, но это все равно не те объемы, которые есть у США с КНР.

— В итоговом заявлении Путин говорил о растущем инвестиционном сотрудничестве — о 80 приоритетных проектах. Что это за проекты? Китай инвестирует что-то в России или российские компании — в Китае?

— Китаист Алексей Маслов, профессор, опубликовал ссылку на доклад Института финансовых исследований при Народном университете в Пекине. Самого доклада нет в публичной части, но есть открытая часть в форме заявления для прессы. Согласно этим данным, объем российских инвестиций в КНР в 2022 году — это 40 миллионов долларов.

— Как-то совсем негусто.

— Это 0,02% от всех прямых инвестиций в Китай. Совсем копейки. Сюда входят логистика, розничная торговля и — сюрприз — алюминий.

По китайским инвестициям в Россию, согласно официальным данным, с 2019 года идет отток. России нет даже в топ-20 инвесторов в Китае, доля России во всех китайских инвестициях — меньше процента. И это пишут сами китайцы: есть геополитический конфликт, есть угроза вторичных санкций, инвестиционная среда в России неидеальна. Возможно, есть какие-то проекты…

— Приоритетные.

— В комментарии в мой телеграм-канал пришел аноним, который пишет: весь Дальний Восток застраивается, все хорошо. И это правда, он действительно застраивается. На Дальнем Востоке, в Забайкальском крае обновляются пограничные пункты, идет стройка. Только это стройка на российские деньги, ничего китайского там нет. Это огромные бюджетные вливания, которые мы видим в российской статистике. Где там китайцы — не очень понятно. Видимо, есть какие-то небольшие проекты, но если бы речь шла, например, о строительстве какого-нибудь нового порта, мы бы об этом знали.

— Зато мы знаем об инвестициях в автомобиль «Москвич», который оказался убыточным. Поэтому я и хочу понять, где там приоритетные проекты.

— Скорей всего, вам ответят, что это не ваше дело.

— Да, теперь о многом в России нам говорят, что это не наше дело.

— Но тут вам наверняка скажут, что проекты тайные, что китайцы очень боятся говорить вслух, а на самом деле со страшной силой инвестируют в Россию.

— Все 80 проектов такие тайные, что о них во всеуслышание говорит президент?

— На самом деле, понятна логика китайцев, которые осуществляют трансграничные платежи. Они действительно просят не говорить об этом. Если какой-то маленький китайский банк принимает деньги из России, он просит не выпускать на эту тему пресс-релизы. Но рынок об этом так или иначе знает.

— Путин принял участие в открытии VIII Российско-китайского ЭКСПО в Харбине. Что Россия там экспонирует? Недавно я покупала ивановское махровое полотенце, на нем было написано «Сделано в Китае». Машины у нас теперь поголовно китайские. Что Россия может продемонстрировать на выставке китайцам?

— Выставкой занимается «Российский экспортный центр», его гендиректор — Вероника Никишина, по стечению обстоятельств супруга нового министра обороны Андрея Белоусова.

— Тогда понимаю.

— Да, бывают такие совпадения. Этот центр входит в систему ВЭБ РФ, которым руководит Игорь Шувалов. Нужен этот центр для того, чтобы стимулировать российский экспорт, делать его более разнообразным, чтобы шли поступления валюты в Россию. Нефть и газ — это очень хорошо, но что-то еще продавать надо. Что еще есть у России? Продукция аграрно-промышленного комплекса.

— О! Топинамбур.

— Совершенно верно. Эта продукция есть, но ее надо еще как-то продать. Выставка Made in Russia сейчас путешествует по всем странам, которые еще остались дружественными. И Российско-китайское ЭКСПО проводится попеременно, раз в два года, то в Екатеринбурге, то в Харбине. Оно прерывалось из-за ковида, но теперь продолжается. В Екатеринбурге его пытались совместить с «Иннопромом», повели китайцев еще и туда, показали им российские станки и прочее, чтобы привлечь инвесторов.

Это отнюдь не бессмысленная история, она долгая, у нее есть свои традиции. И РЭЦ поддерживает именно малый и средний бизнес. В феврале они проводили ярмарки в Шэньяне, в Даляне, туда ездила фигуристка Анна Щербакова, то есть это хорошо сделано с точки зрения пиара и поддержки экспорта.

Это, наконец, огромные траты на маркетинг. Мы же только что пошли в Китай с нашим «поворотом на Восток», а вообще-то китайский рынок — это десять российских, за него активно сражаются во всем мире. Все хотят поставлять продукцию в Китай — и Австралия, и Новая Зеландия, и США, и Европа, и Центральная Азия, и Африка, это рынок очень высококонкурентный, пробиться туда даже с топинамбуром — большой успех, этому надо очень радоваться.

— Во всех одиннадцати документах, подписанных в ходе визита, нет ничего странного, смешного и непонятного, и в режиме нормальной жизни они выглядели бы очень логично. Но когда экспорт топинамбура и охрана уссурийских тигров афишируются как большой успех встречи на высшем уровне, тогда и возникают вопросы.

— Я думаю, что здесь просто приурочили встречу на высшем уровне, а так выставка прошла бы и без Путина. В прошлые годы на такие мероприятия, на выставку или форум, приезжали Михаил Мишустин, Денис Мантуров. Вероятно, проблема в нас как в наблюдателях: мы ждем от российско-китайских встреч чего-то крупного, скажем, завтра Китай поставит России танки, признает «Донецкую» и «Луганскую» народные республики…

— Хотя бы начнет беспрепятственно проводить банковские платежи.

— Вот это как раз wishful thinking людей, которые говорят о Китае как о большом союзнике России. А Китай — союзник Китая. У Китая сохраняются нормальные торгово-экономические отношения с Евросоюзом и с США, и я не вижу ни одной причины, почему Китай должен что-то делать в интересах России так же, как США что-то делают для Украины. Для Китая кризис в Украине — какая-то локальная история: дерутся два славянских народа, очень жаль, мир жесток, но нам, пожалуйста, дешевую нефть, мы будем поставлять дроны и оборудование и в Россию, и в Украину. Китай очень важный торговый партнер и для России, и для Украины, зерно он покупает и у России, и у Украины.

— В странах ЕС как в торговых партнерах Китай заинтересован еще больше, и недавно Си был с визитами в Евросоюзе. У него там были какие-то конкретные цели?

— Эти цели я бы разделил на политические и экономические. Политические — это убедить страны Европы в том, что он готов вести с ними переговоры на равных. Китаю интереснее, если не будет связки НАТО, связки США плюс ЕС, а будет только один Европейский союз. Еще лучше — если отдельно Франция, отдельно Германия, отдельно Испания и так далее, вот тогда ему удобнее с ними разговаривать.

Одновременно он вносит раскол и внутри ЕС, говоря с Францией об авиастроении, с Германией — об автомобилях, предлагая дружить всем по отдельности.

Вторая часть — это экономические цели. Торговая война с США, конечно, экономику Китая не разрушила, но стала для него болезненной. То, что мы видим сейчас в отношениях с ЕС, можно рассматривать как предвестник торговой войны. Только в США это decoupling — разъединение, а у Европы политика de-risking — снижение рисков, по сути — легкое выдавливание. Это тоже торговая война, но на стадии, когда температура еще 36,7. Поэтому в Европе Китаю нужно держаться за рынок, за технологии, за инвестиции, поэтому Си туда и ездил. Россия, конечно, прекрасная страна, но Европа ему интереснее.

— О чем говорит «набор» лидеров, с которыми Си встретился в Европе? Урсула фон дер Ляйен и Эммануэль Макрон — понятно, но он встречался еще с Виктором Орбаном и Александром Вучичем. Он намеренно выбрал «полярных» лидеров? Это та самая попытка внести раскол?

— Я думаю, что это действительно во многом символические визиты. Есть ведь еще и годовщина бомбежек Сербии со стороны НАТО, и там погибли китайские журналисты. Китай об этом помнит, но не педалирует. Си Цзиньпин мог бы произнести какую-нибудь речь о том, что НАТО — зло, США — мировой империализм, а Китай от этого страдает, как страдала Сербия. Но ничего подобного он не сказал.

Есть еще один аспект — инфраструктурный и экономический: эти страны — часть китайского проекта «Пояса и пути». Прежде Китай надеялся на Беларусь, очень много денег в нее вложил, но Беларусь теперь закрыта. Китай надеялся на Италию, но она в прошлом году объявила, что не будет участвовать в проекте «Пояса и пути». С Центральной Азией работа у Китая идет, здесь нет никаких изменений. А теперь еще Будапешт и Белград станут важным логистическим плечом, чтобы товары из Китая шли в Европу. В Китае перепроизводство, товары должны куда-то идти, иначе Китай теряет деньги и задыхается.

— Если Венгрия и Сербия выбраны чисто географически, это выглядит не очень логично. Почему тогда не Болгария, не Греция, не Румыния?

— Наверное, это так. Но это первый визит Си Цзиньпина в Европу за последние годы. Мог ли он посетить Болгарию или Румынию? Наверное, да. Но это та часть Евросоюза, которая уже сделала выбор.

Сербия — страна колеблющаяся. Ее кормят обещаниями, что она станет частью Европейского союза, но она не становится. И Сербия тоже успешно качает деньги и из России, и из ЕС, и из Китая. И ее как-то еще можно поколебать, можно предложить ей стать витриной китайской модернизации в Европе. В Сербии действительно очень много китайских флагов, там везде на тебя смотрят логотипы китайских компаний. Возможно, в будущем она станет примером для стран ЕС, условных Болгарии и Румынии: дескать, смотрите, можно жить не на деньги Европейского союза, а на китайские, при этом у вас будет хорошая IT-инфраструктура, мы вам железную дорогу построим, при этом нам наплевать, что у вас с правами человека, пропагандой и цензурой, нам неинтересно, какие у вас выборы. Это не сознательное внесение раскола, а такое предложение подумать.

— Путин заявил, что Россия поддержит объединение Китая и Тайваня. Это-то зачем нужно было? Назло недружественным США или тут есть практическая цель?

— Мне кажется, это стандартное дипломатическое заклинание, которое все повторяют. Президент Швейцарии недавно тоже заявила, что Тайвань — неотделимая часть Китая. Она хотела еще раз подчеркнуть, что никто на Тайвань не претендует, приезжайте в Швейцарию на мирные переговоры. Но эту мантру повторяют и в ЕС, и в США, это есть и в итоговом заявлении, сделанном во Франции. Это такая риторическая эквилибристика: все говорят, что Тайвань — неотделимая часть Китая, а Россия еще и усиливает, она говорит, что Китай и Тайвань объединятся де-факто, а не только де-юре. Я думаю, что в этом нет глубокого смысла, просто Китай просит вставлять эту фразу примерно везде.

— Странная история произошла во время этого визита с Сергеем Шойгу: ему выдали какой-то не тот значок и не пускали на переговоры в китайский парламент, как бы он статусом не вышел. Что это было? Его нарочно решили обидеть?

— Думаю, это просто ошибка.

Там ученых больше, они лучше финансируются, опыт Советского Союза рассматривают как свое возможное будущее.

— В том-то и дело. Поэтому я не верю, что только что отставленному министру обороны выдали неправильный значок нечаянно.

— Видимо, все-таки здесь была протокольная ошибка с российской стороны. Действительно в табели о рангах сегодня Сергей Шойгу — уже не человек министерского уровня. Совбез — это даже не исполнительная власть, это просто консультативный орган, и по китайским понятиям его секретарь — человек не министерского уровня. Китайская система очень регламентирована, очень жестко прописана, и такого уровня человек не может идти на встречу с Си Цзиньпином в компании с Путиным, Белоусовым и Лавровым. Таков протокол, я не думаю, что это было намеренное оскорбление. Просто с российской стороны им подали бумажку, где было написано: Сергей Лавров — министр иностранных дел, Сергей Шойгу — секретарь Совета безопасности, значки им полагаются разные.

— Как бы вы оценили перспективы этой встречи? Если я правильно поняла вас, то продолжать будут на новых встречах премьеры и отраслевые министры. Как этот визит поспособствует будущим договоренностям?

— Вот это как раз неизвестно. Этот визит должен был состояться потому, что он должен был состояться. Если бы он не состоялся, это была бы новость. Тогда мы с вами сейчас обсуждали бы, что конец российско-китайских отношений не за горами, Китай отказался поддерживать Россию и так далее. А так — это новый рабочий цикл, понятные отношения, которые и должны так строиться.

На самом деле, мы ведь не знаем, о чем договорились Путин и Си, что они вообще обсуждали.

— Но хотя бы о чем они договорились договариваться?

— Мне кажется, это все-таки абсолютно политическая история. Государственный визит — это в принципе не тот формат, чтобы обсуждать реальный бизнес. Невозможно в такой компании чиновников самого высокого ранга всерьез обсуждать детали. Так что пока это — еще раз познакомиться, поздороваться, пожать друг другу руки.

Очевидно, что на встречах обсуждали Украину, [спецоперацию], планы России, мирную конференцию. России каждый раз нужно снова и снова продавать Си Цзиньпину свой политический курс.

Пока Индия не подтвердила участие, Китай тоже пока не дал согласия на участие. И это один из итогов: партнеры России по БРИКС говорят, что разговор о мире без участия России невозможен.

Экономические последствия визита мы сможем оценить в течение двух-трех месяцев. Если начнут открываться филиалы российских банков в Китае, если возобновятся прямые платежи, мы это заметим и скажем, что Владимир Путин дожал-таки Си Цзиньпина. Хотя скорее всего этого не случится.

Последние два года во всем мире занижают ожидания от встреч на высоком уровне. Когда Си Цзиньпин ехал в Европу, ожидалось только, что он возложит цветы, встретится с Макроном и с лидерами Сербии и Венгрии, а потом уедет. Два года и СМИ, и госструктуры заведомо снижают ожидания перед серьезными визитами, потому что все понимают, что серьезных перемен ждать нельзя. Поэтому мы должны быть благодарны за то, что хотя бы все осталось как есть.

* Внесена Минюстом РФ в реестр «иноагентов».