Кто кого играет?

Фильм Открытия — не выдающийся, но вполне обаятельный «Второй акт» Квентина Дюпье, одного из популярнейших французских режиссеров и музыкантов.

Дюпье — правильный кандидат для поднятия занавеса киносмотра. Он снимает недорогое авторское кино, которое пользуется успехом у зрителей и у критиков (впрочем, не у всех). Публика любит Дюпье сразу в двух ипостасях, и неизвестно, какая важней: кинематограф или электронная музыка, там его зовут Mr. Oizo. Он выпускает альбомы, у его первой знаменитой композиции Flat Beat тираж больше трех миллионов копий и номинация на Brit Award

Его кино смешное и горькое, ироничное и абсурдное ровно в той мере, в какой абсурден наш нынешний мир. Порой слишком простое, скетчевое, лобое. Но за внешней легкостью зачастую таится социальная глубина, за смехом — язвительность и горечь. Например, в «Реальности» герой придумал сценарий, в котором телевизоры высасывают мозг у людей, те сходят с ума и кричат от боли. У него любят сниматься звезды, не требуя заоблачных гонораров. И во «Втором акте» (а значит, и на красной дорожке) — Леа Сейду, Луи Гаррель, Рафаэль Кенар и Венсан Линдон.

Наконец, это французское кино, что в случае Канн, не забывающих о национальной идентичности, — суперважное обстоятельство.

Первое название фильма «За нашу прекрасную профессию». Об актерах, которые снимаются в каком-то дрянном кино. Об изнанке профессии. Но понимаем это мы не сразу.

Итак. По полям меж живописными лесами бредут и очень долго беседуют два товарища. И камера не отрывается от них ни на миг. Красавец Давид (Гаррель) просит своего друга Вилли (Кенар) соблазнить преследующую его Флоранс (Сейду). Она не дает ему прохода, звонит, постоянно, пишет. Это невыносимо. Кенар переспрашивает: «Она некрасивая?» — «Да нет, она красавица». — «Она не настоящая женщина? — «Прекрати!» — «Но я терпеть не могу, когда у моей партнерши… внешние половые органы…»

И дальше этот олух-гомофоб выступает в таком же духе, пока Давид не взрывается: «Что ты несешь? На нас же сейчас смотрят зрители!»

Флоранс уговаривает отца (Венсан Линдон) хотя бы коротко поговорить с ее возлюбленным. Но и папаша Гийом в какой-то момент не выдерживает… выпрыгивает из машины и разражается истеричным монологом о том, как можно сейчас вообще играть в комедиях, кривляться… когда земля горит в войнах и хаосе… Когда планета превратилась в «Титаник» и идет на дно. «Но и на «Титанике» музыканты играли до последнего», — парирует Флоранс. «Потому что так захотел Кэмерон», — не унимается Гийом. Его возмущение улетучивается после неожиданного звонка американского режиссера Пола Томаса Андерсона. Об этом звонке он мечтал всю жизнь. О да! Он готов сниматься! И у великого Андерсона. И сейчас. Пусть только из-за камеры подскажут текст, который он не успел доучить.

Гомофобия и культура отмены, игра и жизнь, вместо режиссера — искусственный интеллект (роботизированный голос), смерть на камеру… и вне камеры. Все видимое оказывается мнимым: гомофоб — геем, враги — друзьями. Актер после съемок… наклеивает усы, чтобы отправиться домой. Другой не может пережить провала.

Может, и не слишком свежа мысль о том, что реальности не существует, а весь мир — съемочная площадка. Но слишком похоже на правду. К тому же ни в кино, ни в жизни смысла нет, одно — изнанка другого. В середине картины — ритмический и смысловой провис, но он с лихвой восполняется долгим метафорическим финалом, который рифмуется с началом.

К тому же запоминается фраза непутевых и, видимо, бездарных персонажей-актеров: «Не волнуйся, на монтаже все поправят». Вот бы так и в жизни.

Дюпье — мастер разных видов комедий: от гэговых («Смени лицо», «Неправильные копы», «Жвалы») до язвительной, порой беспощадной сатиры («Реальность», «Оленья кожа») и хоррора («Шина»). На его метод влияли все сразу — от Бунюэля до Аллена и Линча. Он этого и не скрывает. Снимает легко и часто. В нынешнем году это третий фильм.

Недавно вышла его психодрама «Янник». А 9 мая в России на экраны выпустили «Даааааааали!» — язвительный абсурдистский портрет испанского художника, которого играют сразу пять актеров. Сама же история гуляет между мифом о творце-бунтаре и самоеде-перфекционисте, между бытом и сюром.