Женщины

Совершенно невероятная история возникновения фильма «Невада» Анны Тюриной, мировая премьера которого состоялась на ММКФ.

Ее сняла выпускница ВГИКа вместе со своим мужем, аргентинским режиссером Матиасом Муса.

Анна давно живет в Аргентине. Но свой дебютный фильм они с мужем снимали своими силами в России. В 2018-м они приехали с маленькой международной киногруппой (в основном аргентинцы и итальянцы) в Нижегородскую область. И под шумок чемпионата сняли кино с русскими актерами. Благо от тети с дядей Анне достался дом в селе Бармино со всей утварью и одеждой.

И сам фильм, при всей универсальности сюжета, словно прорастает неспешно среди этих заросших волжских берегов.

Жила-была одна баба. Шура. Лет тридцати, кровь с молоком. Правда, свекровь колодой толстожопой обзывает. Но на то она и свекровь.

И случилась в семье беда. Муж Шуры дом спалил, мужика в психушку определили, теперь никого не узнает. Хоть она к нему и ездит, туфли вон даже новые лакированные купила. Но какие тут туфли. Диагноз безнадежный. И сына мальчишки в деревне дразнят психованным уродом. И тоска с одиночеством — ее первые подруги. И свекровь поедом ест, зарплату забирает на хозяйственные нужды, в церковь по воскресеньям тащит.

А там священник с затверженными проповедями про полное и безоговорочное повиновение мужу — главе семьи. Женщина должна претерпевать, скорби нести, щеку подставлять. Должна, должна…

Но однажды Шура узнает, что ее муж, чувств к которому, признаться, она давно не испытывает, исчез из больницы, и никто не знает, где он находится.

Так и начинает Шура чувствовать, что кто-то за ней наблюдает. В реальности или в своих фантазиях?

О вере, которая превратилась в схоластику. И когда случается страшное, тот же елейный священник оттолкнет и истово верующую свекровь, и потерянную Шуру.

Но прежде всего фильм — о женщине, которая волоком тянет на себе всю тяжелую, неприбранную российскую действительность. И центром его становятся даже не мытарства Шуры в поисках любви и надежды. Не горькие разочарования, безответная влюбленность и даже насилие на колесе обозрения. А поединок двух женщин.

Молодая мать пытается вырваться из домостроя, строить жизнь — свою и своего ребенка. Но не только свекровь против — все мироздание. И снова и снова приходится Шуре возвращаться в ненавистный дом.

Но и свекровь, блестяще сыгранная Ольгой Лапшиной, не Кабаниха. Возможно, когда-то и она прошла этот путь домашних унижений, борьбы за выживание. И ее последняя соломинка — вера — ее предает. В какой-то момент ее каменное лицо пробьют слезы. Словно внутренний лед треснет. И общая беда если не объединит, то даст надежду на человеческую связь. Может, не сейчас. Потом. Когда утихнет боль.

Во время просмотра я вспоминала не столько «Грозу» Островского, сколько фильм «Женщины» Павла Любимова с отменными ролями Нины Сазоновой и Галины Яцкиной.

Татьяну Дмитриевскую, сыгравшую главную роль, нашли в Нижегородском театре марионеток. Это ее дебют в кино. И остальные роли в основном сыграли не профессионалы, а жители села. Как в одной из лучших картин Андрона Кончаловского про Асю Клячину, которая любила, да не вышла замуж. Картину эту жительница Буэнос-Айреса Анна Тюрина наверняка видела во время учебы во ВГИКе.

Выброшенный в помойку помазок мужа снова и снова оказывается на полочке в ванной. И не в отремонтированной с золоченными куполами церкви, а в разрушенной — мелькнет луч солнца золотого.

Первые показы «Невады» прошли в Аргентине. Сначала на фестивале. Потом в старом кинотеатре «Космос», в котором когда-то с успехом шли советские фильмы. Кино про Асю Клячину, например.

И те, кого не помянули за множеством имен

Слова молитвы — в преамбуле фильма. Так можно сказать и про саму картину «Евгений Телегин» с Евгением Ткачуком в главной роли, показанную на конкурсе «Русские премьеры».

Снял фильм художник Виктор Тихомиров, один из организаторов группы «Митьки». Это экранизация книги Тихомирова «Евгений Телегин и другие», написанной по следам пушкинского «Евгения Онегина».

Вольное переложение в прозе. Фантазия на тему, а не перевод поэзии в глупую мещанскую прозу, как в «Онегине» Сарика Андреасяна.

Рубеж 70–80-х. Евгений «не спеша торопится» в глушь-деревню к занемогшему дяде — антиквару-любителю. Дядя совсем плох. И «уважать себя заставил» тем, что, не дождавшись племянника, не докучая ему хворями, помер. В деревне чудеса, русалки, неведомые дорожки. Девушка Варя, сбрасывающая кожу лягушки, мечтает о суженом. А чтобы добыть сокровища, надобно Варе и ее сильно пьющему дедушке вскрыть голову памятника Ленину. Здесь лес и дол видений полны. На дне реки — духи смерти и улепетывающий от нее головастик. Электромонтер вырубает свет, чтобы не конкурировать с небесным светом. А влюблен застенчивый монтер в родную тетю тихони Тани и разбитной Ольги. Ленский теперь — художник Володя Ленин. Татьяна ворожит и пишет свое письмо химическим карандашом. Отчего губы у нее синие. Как у вампирши. Ольга любит сыр с плесенью. Онегин ищет женский идеал.

Не туда ли устремились в обнимку живой Онегин и мертвый его друг художник Ленин?

Кажется, и сам фильм, сорвавший дамбу канона, потоком метамодерна разносится многими сюжетными ручейками, путая зрителя и кружа ему голову. Есть ловко придуманные сцены, метафоры, рифмы. Изумительно снятые кадры. Картины самого Тихомирова. Разбитная митьковская свобода. Есть «нагрузочные», необязательные сцены и целые сюжетные линии. Фильм длится и длится… почти три часа. Вот бы его смонтировать… И поплыл бы он, как письмо Татьяны, сложенное бумажным корабликом, прямо к зрителю. А так где его покажешь? Только на ММКФ.