Талант — расходный материал, ум — подвержен усталости с годами, обаяние тоже от возраста не прибавляется, доброта постепенно вытесняется безразличием, любовь — привычкой, дар жизни — обретенным мастерством проживать…

Тускнеет человек, устав тратить силы на сохранение образа, к которому приучил окружающий мир. Пожалуй, можно уже и не очень стараться нравиться.

Да ты и не делаешь этого!

Необъяснимая загадка твоей природы, Шура, что в тебе не убывает жизнь, что она не теряет уникальных качеств, которые в силу прожитых лет обязаны были если и не покинуть тебя вовсе, то точно уж прикрутить фитиль, чтоб сэкономить пламя. В конце концов, за всю твою блистательную жизнь любящие тебя, с невероятной щедростью одаренного природой, да еще приложившего доставляющие тебе удовольствие усилия друзья и почитатели невероятного актерского (всегда готового к демонстрации) дара приучили себя воспринимать Александра Анатольевича Ширвиндта как нечто небывалое по силе притяжения к себе не только в театральном искусстве, но и в жизни.

Тебе веришь! Всегда!

С аншлагом!

И не важно, сколько народа в креслах. Тысячный зал или единственный собеседник с рюмкой. И конкурентов на исполнение главной роли нет.

Помните выражение академика Ивана Павлова о том, что молоко — изумительная пища, приготовленная самой природой? У нобелевского лауреата есть и другие мысли, но они не так близко связаны с феноменом Александра Анатольевича Ширвиндта, который, на мой взгляд, изумительный актер, приготовленный самой природой с талантливым участием самого фигуранта.

Можно, разумеется, обаять одного влюбленного зрителя, можно заворожить целый театральный зал, но таких режиссеров, как Эфрос, Захаров, Плучек в профессии обмануть не приставляется возможным. Молоко может, разумеется, прикинуться кефиром, сыром, творогом, мацони, даже поучаствовать в очистке водки, но основная роль молока — молоко. А Александр Анатольевич может предстать остроумным и самобытным писателем, художественным руководителем театра, профессором, а в своих книгах, на сцене и на экране достоверно изобразить какую-то другую жизнь, но основная роль Ширвиндта — Ширвиндт.

Он умен, парадоксален, талантлив, вальяжен и в известном смысле безразличен к тому, что не создано им самим на наших глазах. Слушать его — наслаждение, а смотреть на него — удовольствие.

Своим невероятным обаянием он переигрывает любых режиссеров и авторов, оставляя за собой право оставаться самим собой, в каких бы одеждах ни представал перед нами.

Для собственного удовольствия он ловит рыбу на Валдае (не столько он ее вылавливает, сколько, собственно, сидит с удочкой, покуривая трубочку, на берегу), а выигрывают не только семья и близкие, но и сама рыба. Общаясь с Шурой, какой-нибудь окунек или красноперка, разумеется, попадается на крючок (как и мы, впрочем). Но с этого привлекательного крючка совершенно не хочется сходить. Ну мне, по крайней мере.

И играет он для собственного удовольствия. Раздал Создатель нам карты. Кому какие. И каждый выбирает игру. Кто бридж, кто преферанс, кто секу… А Шура играет на первый взгляд в простую, а на деле сложнейшую игру (спросите у профессионалов) — в дурака. Он не избавляется от карт, побивая старшей младшую, создавая иллюзию мгновенного (и временного) превосходства, а набирает себе полколоды и выстраивает кружевные комбинации, не унижающие соперника, но демонстрирующие красоту и остроумие его игры. Он не проигрывает, потому что не стремится выиграть.

…Хотя кто знает, что у этого природного Артиста, благородного и доброго человека внутри?

Теперь мы не узнаем этого никогда.

Одиноко и страшно без тебя, Шура!