Валерий Галендеев был (как страшно писать о нем в прошедшем времени) не только педагогом-практиком, но философом и теоретиком сценической речи. Ее магом и волшебником, но и ученым-испытателем. Его статьи, книги, работы его учеников вошли в золотой фонд сценической педагогики.
Вспоминая детство, рассказывал, как, услышав голос Левитана по радио, чуть не упал в обморок от его красоты и силы. А я понимала, что голос Валерия Николаевича действует на его слушателей примерно как дудочка крысолова — можно идти за ним как угодно далеко и долго. Не только из-за тембра и мощи этого голоса, но и потому, что этот органный голос говорит об интересном. Когда я жаловалась, что так боюсь «не заметить» талантливого режиссера, он успокоил: «Талант виден сразу. Уже на первых этюдах Эймунтаса Някрошюса в ГИТИСе все было понятно и про масштаб, и про уникальность». Рассказывал случаи из своей практики. Помню про абитуриентку, которая рассказывала, что училась ковроткачеству в Сумгаите. А он задал только один вопрос: «Сколько лет вы учились в ГИТИСе?» Потому что только в ГИТИСе учат говорить «двесьти». И красивая легенда рухнула.
Валерий Галендеев слушал и «слышал» людей. И как придуманный Шоу профессор Хиггинс мог по гласным и согласным, по лексикону, по синтаксису, по интонации и особенностям говора угадать о человеке практически все: где родился, жил, учился, из какой местности жена или муж.
Он учил своих студентов правильной речи. Вспоминал, как два года талантливый студент Петя Семак ходил без стипендии, избавляясь от акцента. Народный артист Петр Семак говорит безукоризненно. Но в минуты высшего напряжения сил в речи его героев — Пряслина, Ставрогина, короля Лира — все равно слышался акцент. И десятилетиями Валерий Галендеев размышлял о тайнах психофизики человека, которая вся завязана на родную речь. И опасности этого «исправления».
Преподавание в РГИСИ было только частью жизни Галендеева. Другой и важнейшей был Малый драматический театр, за кулисами которого мы познакомились, столкнувшись где-то в извилистых коридорах. Он шел по ним всегда не спеша, а навстречу ему из гримерных или столовой выскакивали ученики (практически все актеры МДТ — его бывшие студенты). После спектакля самые заслуженные и народные с волнением ждали его оценки. И, бледнея, выслушивали: «Съел точку в той фразе». Или: «Ударение было неверным». Или — самое страшное: «Я тебя плохо понимал».
Его учеников всегда слышно — в камерных залах и в залах тысячных. Говорят ли они, лежа, стоя спиной, в танце или в драке. На занятиях в институте, на речевых разминках перед спектаклем годами и десятилетиями он учил их владению речью.
Не обязательно быть актером, чтобы понять, как это важно — присутствие в твоей жизни человека, который идет рядом и помогает тебе годами и десятилетиями. Присутствие в жизни Учителя, который знает тебя лучше тебя самого. Человека, который в тебя верит.
Ученики Валерия Николаевича всегда говорят о нем как об Учителе с большой буквы. Как о наставнике, чья оценка всегда остается главной и неопровержимой. Как о друге, которому звонишь первому в горе и радости.
Одна из его главных книг так и называлась «Лев Додин: Метод и школа», где он анализировал жизнь и судьбу одного из лучших наших театров — Малого драматического театра, где сам он был важнейшей фигурой, на которой многое строилось и держалось.
Он считал театр — делом, которому стоит посвятить жизнь. Любил людей театра, театральный воздух, чудо преображения жизни на сцене. В нем были та жизненная энергия и внутренний покой, которые сопровождают людей, занимающихся любимым делом на своем месте.
Мне хочется верить, что там, за земными пределами, его встретит небесный театр. И перебросившись репликами с ангелом на входе, он уточнит: «Вы несли службу в средних пределах небесных сфер?» И хоры ангелов будут петь еще чище после его разминок…
Ольга Егошина, профессор Школы-студии МХАТ
