Ровно месяц коллегия военных судей в Петербурге судила Егора Балазейкина за «покушение на совершение террористического акта» (ст. 30 и 205 УК РФ), а именно — две попытки поджога военкоматов в феврале 2023 года: в Красногвардейском районе Петербурга и в городе Кировск. Подросток кинул в здания несколько бутылок с зажигательной смесью. Ни в одном из случаев не произошло возгорания. Никто не пострадал. Ни одному из учреждений Балазейкин не нанес никакого материального ущерба. Остались только мокрые пятна на стенах и битое бутылочное стекло на асфальте. Один из потерпевших на допросе в суде признался, что «даже не придал значения тому, что обнаружил осколки бутылки на крыльце здания».

— Разве так выглядит теракт? — Спросила в прениях мать Егора (его законный представитель в суде, поскольку самому обвиняемому сейчас всего 17 лет) и напомнила, что до сих пор в России признавали терактами. — На ум приходят такие ужасные события, как захват террористами школы в Беслане в 2004 году (заложниками оказались более 1100 человек, погибшими считаются 334 человека, из них 186 — дети, инвалидами стали 135 человек, экономический ущерб от теракта превысил 34 млн рублей), «Норд-Ост», взрывы в метро. Заложниками в концертном зале на Дубровке стали 916 человек, из которых погибли 174 человека, среди них 10 детей. Ущерб театральному центру превысил 60 млн руб. При теракте в метро Петербурга пострадали 103 человека, еще 15 погибли. Ущерб более 110 млн руб. А что мы имеем в результате якобы теракта, в котором обвиняется мой сын?

При вынесении приговора Татьяна просила суд соблюдать принцип соразмерности деяния, квалификации и вытекающего из нее наказания.

— Фактически мой сын бросил бутылку в железную дверь. Но нужно задуматься и понять, что привело его к этому поступку? Гибель дяди (в июне 2022 года в зоне СВО погиб дядя Егора Дмитрий Балазейкин, за два месяца до этого отправившийся в Украину добровольцем. — Н. П.). Понимание масштаба трагедии и осознание надвигающейся беды, — объяснила женщина. — Когда, забирая тело близкого человека на военном аэродроме, ты с ужасом понимаешь, что самолет Ан-74 — с гробами. И когда на кладбище во время похорон ты видишь делянку, на которой рядами лежат деревянные короба два на два метра, и прекрасно понимаешь, для чего они там — могилы для живых пока еще людей…

Тем не менее гособвинитель даже в прениях приписал Балазейкину совсем другие намерения и посчитал их доказанными. По мнению старшего представителя прокуратуры Ленинградской области Владимира Михайлова, броски бутылок с зажигательной смесью в военкоматы:

• производили устрашающее впечатление на местных жителей;
• могли дезорганизовать работу военкоматов и органов власти;
• могли привести к смерти охранников;
• имели цель воздействовать на решения органов власти.

— Некорректно связывать действия обвиняемого с гибелью его дяди, — заявил Владимир Михайлов. — Своими действиями дядю он предал. Не больше и не меньше. Относиться к позиции Балазейкина нужно критически. Он ударил в спину своей стране в тот момент, когда она ведет спецоперацию. Я прошу оценить действия подсудимого соответственно.

Защитники подсудимого настаивали на его полном оправдании ввиду недоказанности вины. С их слов, все допросы Егора — главное, на чем держится обвинение, — проходили с нарушениями и под давлением представителей нескольких силовых структур. По оценке адвокатов, в самом худшем случае квалифицировать действия Балазейкина можно было бы по ст. 167 УК РФ («Умышленные уничтожение или повреждение имущества»), ст. 213 УК РФ («Хулиганство») или по ст. 20.1 КоАП РФ («Мелкое хулиганство»), но не как «покушение на теракт».

— Признаков террористического акта нет в действиях Балазейкина, — настаивал его адвокат Сергей Локтев. — Местные жители даже не узнали бы о его поступке, если бы об этом не написали СМИ. Ни о каком устрашении населения не может идти речи. Кроме того, молодой человек специально выбирал ночное время для своих поступков, чтобы никому не навредить.

Поблагодарив адвокатов за работу, а родителей — за поддержку и за их внутреннюю силу, сам Егор в последнем слове попросил не о снисхождении:

— Я здесь оправдания для себя не прошу, — начал выступление подросток. — Здесь мне оправдываться не в чем и не перед кем. Оправдываюсь я перед своей душой, а судит меня моя совесть.

— Мне все время, пока я еще был дома, на воле, самые разные люди говорили, что стоит чуть-чуть потерпеть, подождать, и у меня все станет хорошо. И у всех россиян все станет хорошо. Первый вопрос: а станет ли? У моих родителей — старенький домик, абсолютно ветхий. Я все пытался понять: какая взаимосвязь между (…), Мариуполем и моим стареньким домиком? Мне объясняли: пройдет еще время, мы закончим (…), и у тебя все будет хорошо. Но вот в СИЗО № 5 до сих пор автозак единственный, и у него на ходу задняя дверца открывается. Как-то это неправильно. И дома нового у нас не будет.

— Но недавно я о другом задумался: а для меня вообще это допустимо? Если действительно взаимосвязь между продвижением в Украине и благосостоянием граждан России будет. Но я смогу жить в этом «новом доме», если я буду знать, на чем он построен? Фундамент у него какой? Допустимо ли будет обновлять города, открывать спорткомплексы, когда цена этому — жизни? Это — второй вопрос и главный.

После вынесения приговора родители Егора — Татьяна и Даниэль — признались, что не исключали даже худшего исхода:

— После вынесения приговора Саше Скочиленко мы допускали, что Егору могут и восемь, и девять лет дать спокойно, — сказал Даниэль. — Ценники в магазине и бросание бутылок в военкомат — это разные вещи. Бутылки — все-таки тяжелее. Но мы не опускаем руки. Будем бороться дальше. Мне Павел Крисевич*, я с ним переписываюсь теперь, недавно написал: «Свобода нас всех догонит».

— Дальнейшее нахождение в заключении, тем более — не в СИЗО, а в колонии, для сына равносильно смертному приговору, — отметила Татьяна. — Необходимые ему обследования и лечение в тюремных условиях невозможны.

Мать напомнила о том, что тяжелые хронические заболевания Егора в последние месяцы прогрессируют. Согласно выводам врачей, приобщенным к материалам дела, из-за прогрессирующего аутоиммунного гепатита мальчик с 90% вероятностью может умереть от цирроза печени в течение ближайших 10 лет.

* Обвинен в «хулиганстве» и приговорен к пяти годам лишения свободы за протестную акцию.