* * *

Наргес Мохаммади широко улыбается почти на всех своих фото. У нее черные кудрявые волосы, на ней всегда яркая одежда малиновых красок. Ей 51 год. Родилась и выросла в городе Зенджан, на северо-западе Ирана. Политикой занималась семья ее матери — в результате исламской революции 1979 года дядя и два двоюродных брата Наргес, которые участвовали в политических демонстрациях, были арестованы.

В разговоре с New York Times Наргес вспоминала, что именно из-за сильных детских воспоминаний стала заниматься гражданским активизмом. Хотя мама очень просила ее не участвовать в политике. В такой стране, как Иран, цена, которую нужно будет за это заплатить, — слишком высокая и нечеловеческая.

Наргес вспоминала, как, когда ей было девять лет, мама каждую неделю, сидя на полу у телевизора, набивала фруктами красную пластиковую корзину, чтобы отнести ее как передачу в тюрьму брату и племянникам. Она сидела и каждый день слушала по телевизору имена казненных заключенных.

В колледже она изучала ядерную физику.

И искала возможности присоединиться к студенческим женским группам, но таких в колледже не было. Тогда Наргес решила создать их. Сначала — женскую группу по хайкингу, затем — группу, занимающуюся гражданской активностью. Там же, в колледже, будущая нобелевский лауреат познакомилась со своим мужем, политическим активистом и будущим журналистом Таги Рахмани. Он вел подпольные занятия по современной истории, туда пришла и Наргес. Мать девушки была уверена, что брак двух политических активистов обречен. Они поженились в 2001 году. Первую годовщину свадьбы Рахмани провел в одиночной камере. Но Наргес и Таги до сих пор вместе.

* * *

Наргес работала инженером в строительной компании, писала колонки о правах женщин, правах меньшинств и заключенных, приговоренных к смертной казни. Сотрудничала с Центром защиты прав человека в Тегеране, который основала первая женщина, нобелевский лауреат из Ирана (2003), Ширин Эбади. Ширин получила Нобелевскую премию за «вклад в развитие демократии и борьбу за права человека, особенно — женщин и детей в Иране».

В первый раз ее арестовали в 2011 году — за организацию помощи политическим заключенным и их родственникам. Как это сформулировали власти — за «действия против национальной безопасности» и «антигосударственную пропаганду».

После того как Наргес вышла из тюрьмы, она вступила в активную кампанию против смертной казни, что в 2015 году привело ее к повторному аресту.

В сентябре 2022 года в Иране вспыхнули массовые протесты против действующего режима в стране, за прекращение насилия по отношению к женщинам и за то, чтобы было начато судебное преследование виновных в смерти 22-летней иранки Махсы Амини. Девушка была задержана полицией нравов за «неправильное» ношение хиджаба. Спустя несколько дней после задержания ее доставили в больницу в коматозном состоянии. Сообщалось, что у молодой иранки был диагностирован перелом основания черепа из-за сильного удара по голове. По всей стране прошли многочисленные акции протеста — женщины снимали на видео, как сжигают хиджабы и состригают волосы. Иранки выходили на демонстрации и за границей.

Наргес поддерживала протесты из заключения, а на год со дня гибели Махсы Амини опубликовала колонку в New York Times под заголовком «Чем больше они пытаются запереть нас за решетку, тем сильнее мы становимся».

Находясь в заключении, Наргес неоднократно описывала случаи сексуального насилия в отношении нее и других женщин. CNN приводит информацию из письма Наргес в редакцию о том, что с 1999 года политзаключенные и женщины, задержанные по другим уголовным делам, подвергались сексуальному насилию со стороны тюремной администрации и медицинского персонала.

«Жертвы рассказывали свои истории на встречах с чиновниками, которые приезжали в тюрьму для проверки, — пишет Наргес Мохаммади. — В тюрьме мне довелось услышать рассказы трех протестующих женщин, подвергшихся сексуальному насилию. Одна из них — известная активистка студенческого движения, которая, попав в тюрьму, подала жалобу властям и заявила, что после задержания на улице на ее руку и ногу надели наручники и привязали к верхней части двери автомобиля. В таком положении она подверглась сексуальному насилию».

Наргес также рассказала CNN, что однажды она и еще один заключенный посетили «карантинную» зону тюрьмы под предлогом передачи еды другому заключенному и увидели там молодую женщину с синяками на животе, руках, ногах и бедрах.

«Женщины, пережившие сексуальные домогательства, наполняются гневом, страхом и неуверенностью. […] [Сексуальное насилие] оставляет такие глубокие шрамы в сознании женщин, что от этих шрамов трудно оправиться, и, возможно, женщины никогда не смогут полностью восстановиться».

* * *

«Когда твоя жена и самый близкий человек находится в тюрьме, ты каждый день просыпаешься с тревогой, что услышишь плохие новости», — говорит в интервью CNN муж Наргес Таги Рахмани. Он находится с их общими детьми во Франции с 2015 года, куда был вынужден уехать от преследования на родине.

Последние восемь лет Таги Рахмани должен был исполнять роль матери и отца для близнецов. Сын Али говорит, что мама должна продолжать идти вперед: «Ради Ирана, ради нашего будущего. Я очень горжусь своей мамой, — сказал Али в интервью CNN. — Она не всегда была с нами, но когда была — заботилась о нас… Она была хорошей мамой и остается ею. Я смирился с такой жизнью. Боль, которую мне приходится испытывать, не имеет значения».

Сын рассказывает, что в день, когда Нобелевский комитет должен был объявить имя лауреата, листал ленту новостей в телефоне на уроке, не замечая учителя: «Ровно в 11 утра у меня остановилось сердце. Я увидел, что моя мама выиграла».

CNN пишет, что дочь Наргес — Киана — не захотела общаться с журналистами. По словам отца, она хочет, чтобы мама была рядом с ней, и считает, что, если ты привел в этот мир ребенка — ты должен взять на себя ответственность и воспитывать его.

В письме CNN Наргес вспоминает день, когда прощалась с детьми перед их отъездом во Францию, и то, что она чувствовала все эти годы:

[…] Для дочери и сына я была скорее чужой, чем незнакомой. Я упустила лучшие годы своей жизни. И то, что ушло, уже никогда не вернется. Но я уверена, что мир без свободы, равенства и мира не стоит того, чтобы в нем жить или даже смотреть на него».