Как только из книги Эшли Вэнса «Илон Маск: Tesla, SpaceX, and the Quest for a Fantastic Future» (2015) стало известно, что большое влияние на Илона Маска оказала научная фантастика, так уже в 2016 году в Китае была объявлена 4-летняя программа продвижения научной фантастики среди граждан, включающая «пошаговый процесс популяризации науки через научную фантастику». И это не совпадение.
Но чтение современной китайской фантастики наводит на мысль, что дело здесь не в естественных науках, а в социальной инженерии, причем с результатом, неожиданным для самих инженеров.
Большая, но маленькая
В китайском языке, среди прочего, по сути, нет вопроса «зачем?». И «зачем», и «почему» спрашиваются как: weishemme?
Задать именно вопрос «зачем?» на конечную причину по Аристотелю можно, но это очень сложная и крайне редко используемая языковая конструкция.
Именно этим я объясняю фокус китайцев на прошлом и почти полное отсутствие фантастики как жанра литературы.
Да, научная фантастика развивается в Китае колоссальными темпами, рынок Sci-Fi книг/фильмов/игр вырос с 10 миллиардов юаней в 2016-м до 55 миллиардов в 2020-м, а в 2021-м — до 83 миллиардов юаней (12 миллиардов долларов). Но по мировым меркам это какие-то смешные копейки.
Тем не менее китайские авторы с удивлением выяснили, что фантастика — это товар, который можно рекламировать, продавать и извлекать прибыль «на конвейере».
Собственно, мировая слава к «Задаче трех тел» Лю Цысиня пришла в 2014-м, еще до всей шумихи вокруг китайской Sci-Fi. С учетом репутации Китая как «мастерской Мира» («Что ни сделано, всё у нас») — во что это может превратиться?..
Три источника, три составные части…
В истории китайской фантастики можно выделить три большие волны, коррелирующие с волнами модернизации.
Кстати, в Китае очень долгое время фантастика не имела ни своих журналов, ни своих издательств, ни своих премий. А шла по разделу… «Детская литература».
Беллетристика (fiction) в принципе считалась «низким искусством», и НФ (Science Fiction) унаследовала это от нее, как племянница, которую стыдят за наследственность, но не может избежать своей генетической судьбы.
Первая волна китайской фантастики поднялась в начале ХХ века. Она стартовала с переводов на китайский книг Жюля Верна «Два года каникул» и «С Земли на Луну прямым путем за 97 часов 20 минут» и за неполные 9 лет эволюции породила несколько полностью автохтонных произведений.
Чудесным образом первая полностью китайская фантастическая книга называлась «Будущее нового Китая» и описывала утопию возрождения конфуцианства.
Утопизм вообще был характерной чертой тогдашнего творчества китайских фантастов, хоть и писали они о подводных лодках, летающих автомобилях, космических кораблях, лунных колониях и прочем технооптимизме. Закончилась эта волна в 1911-м Синьхайской революцией, была добита через 8 лет сменой письменности, и только отдельные заметные ее «всплески» вроде «Колонии кошек» (1933) дошли до наших дней. Хотя при этом существовал журнал «Лес литературы», в котором печаталась, среди прочего, и научная фантастика, причем не только переводная.
Фото: AP / TASS
Вторая волна интереса к научной фантастике в Китае возникла вместе с приходом к власти Мао Цзэдуна в 1949 году. В то время китайская Sci-Fi брала за образцы тексты советских фантастов в формате «социалистического реализма», то есть рисовала трудящимся невероятные картины прекрасного социалистического/коммунистического будущего.
Советская фантастика «не оставалась в долгу»: например, в романе Георгия Мартынова «Каллисто» (1962 год), посвященном прибытию на Землю (естественно, на территорию СССР) инопланетного космического корабля, лингвист Ляо Сен, «вице-президент Академии наук Китая», помогает русским товарищам найти с пришельцами общий язык. Впрочем, агент враждебной спецслужбы проникает на корабль каллистян тоже под видом китайца — журналиста Ю Синчжоу (как говорится, «доверяй, но проверяй»).
Закончилось это сотрудничество вместе со стартом китайской «культурной революции» в 1966 году, сопровождавшейся практически полным разрывом культурных отношений с СССР.
Возрождение научной фантастики в Китае началось только после смерти Мао и отстранения его политических наследников — т.н. банды четырех.
Преодолевая последствия погромов, учиненных «культурными революционерами» (бывало, просто убивавшими университетских профессоров), в 1978 году власти провозгласили «Новую весну науки», а в 1979-м появился и журнал «Научная литература», в котором начали публиковать как переводы, так и оригинальные китайские работы в области Sci-Fi.
Впрочем, к 1983 году все это было объявлено «духовными поллюциями» и снова запрещено. Забавно, что книгами, вызвавшими такую реакцию властей, были в том числе дистопии (антиутопии), написанные авторами-утопистами первой волны! «Ибо во многих знаниях многие печали» — осталось процитировать нам Экклезиаста. Личный опыт фантастов Китая сильно изменил их взгляд на родину и ее будущее.
Фото: China News Service / VCG / ТАСС
«Третья волна», поднявшая «лодку китайской фантастики» на свой гребень, пришла уже в 1991 году — вместе с поворотом к Западу и рынку — и длится до сего дня.
Начали появляться новые литературные журналы, прежний журнал «Научная литература» стал «Миром научной фантастики», в Китае провели первый международный НФ-конвент в Ченду. К слову, Лю Цысинь, нынешняя звезда первой величины в китайской Sci-Fi, начал публиковаться в 1990-е. А первый его роман «Китай 2185» был написан весной 1989-го, аккурат перед началом студенческих волнений, но никогда не был опубликован в виде книги и только циркулировал в Сети.
Тиражи фантастических журналов выросли до 400 000 единиц… Что на самом деле показывает крайне низкое проникновение жанра в те годы (учитывая миллиардное население).
Однако, считая «в твердой валюте», и в 2021 году расходы потребителей на всю научно-фантастическую продукцию в Китае — книги, фильмы, компьютерные игры и мерч — составили всего 8 долларов на человека за год, сопоставимо с недорогим ужином на двоих.
Так что даже сегодня «как никогда развитая» научная фантастика в Китае проникла в широкие народные массы весьма слабо.
«Умри ты сегодня, а я завтра»
Впрочем, как одинокий студент на площади Тяньаньмэнь, стоящий на пути танка, любой волне китайской модернизации противостоит очень простая штука: экзамен на чиновников — лучшая карьерная перспектива для молодых людей во все исторические времена Китая, а это всегда зазубривание канонических текстов наизусть. Каждая новая династия апеллировала к тому, что возвращается к лучшему из предыдущей династии. То есть хочешь успеха — думай о прошлом, а не о будущем.
Здесь и пролегает линия разлома и между «западной» фантастикой об экспансии человечества по всей обитаемой Вселенной, о технической стороне инноваций, и о фокусе на социальных изменениях, обсуждать которые любила советская фантастика, также взятая китайскими авторами за образец.
В обеих линиях, американской и советской, фантастика — это книги о непонимании иных культур. Герои «западных» Sci-Fi-книг берут свое силой или хитростью, игнорируя аборигенные культуры, ассимилируя их или уничтожая, или вытесняя на периферию*.
«Прогрессоры» братьев Стругацких стремятся изменить встреченные культуры, продвинуть их по марксистской историографии вверх по спирали к коммунизму, берясь за задачу перевоспитать автохтонное население, но попытался ли Румата понять — что слугу Уно, что барона Пампу, что дона Рэбу?
Кадр из фильма Алексея Германа «Трудно быть богом»
«Парень из преисподней» — для Корнея Яшмаа тоже скорее объект, чем субъект. А уж на Максиме Каммерере и его «подвигах вслепую» на Саракше оттоптались не только все критики, но и сами авторы.
С китайской фантастикой сложнее. Не имея возможности прочитать весь корпус текстов китайской Sci-Fi, отмечу, что описанные в ней земные и внеземные культуры имеют подозрительное структурное сходство, и различаются условиями существования, но не онтологическим базисом. Китайская фантастика последней волны каждый раз описывает, в сущности, одно и то же — безжалостную конкуренцию: где — сражение за физическое выживание цивилизации или героев, где — бескомпромиссную битву за власть или хотя бы за лучшее место в социуме, где — борьбу за право быть хоть кем-то в условиях гиперэксплуатации человека государством.
Лю Цысинь. Фото: Википедия
Герой каждый раз выживает в условиях, где ему приходится принимать «плохие» этические решения. А не принимать их он не может, потому что «окружающий мир» ставит его перед выбором: или ты — или тебя (и не только тебя).
Выражаясь словами Лю Цысиня, каждый раз это «худшая из возможных цивилизаций», а события раз за разом разворачиваются в очередной не то чтобы совсем уж дистопии, но уж точно не в лучшем из Обитаемых Миров.
Великолепной иллюстрацией к тому, какие общества воображают себе китайские фантасты, может служить сюжет романа «Избыточный мужчина» (2017) Мэгги Шен Кинг. В некотором будущем из-за политики «Одна семья — один ребенок» одержимости китайских глав семейств сыновьями (аборты при обнаружении на УЗИ девочек — суровая реальность совсем недавнего Китая) образуется дефицит женщин. Выкуп невест начинает стоить безумно дорого, и государство санкционирует полиандрические браки. Главный герой при помощи двух отцов входит в брак с юной леди-матриархом, которая была выращена для выкупа родителями, страдающими игровой зависимостью. С первыми двумя мужьями проблема — у одного из них, скажем так, нетрадиционная ориентация, а другой — брат первого — страдает от аутизма. При этом оба подлежат принудительной стерилизации, если это обстоятельство откроется. Героя приглашают в семью невесты для «ночи проверки совместимости», затем оба отца требуют прекращения отношений, считая новую семью дисфункциональной… Один из мужей требует развода, привлекает внимание к своей семье, его брата отправляют в клинику «сексуального изменения», где того до полусмерти избивают, а тем временем героя заставляют посмотреть казнь двухсот солдат, ни одного из которых он по долгу службы не смог номинировать на психологическую оценку…
Несмотря на кажущееся безумие сюжета, роман завоевал свою популярность и премии не просто так: он рисует будущее, которое действительно имеет предпосылки реализоваться из китайского настоящего.
Попробуйте представить, возможно ли такое в другой стране — хоть к Югу, хоть к Северу от Китая…
Фото: China News Service / VCG / ТАСС
Китайские авторы рисуют инопланетян с себя самих, что постоянно подчеркивается исследователями. Что, кстати, очень плохо считывается российскими любителями фантастики, далекими от практического китаеведения. Представления о китайцах, например, как о коллективистах, не имеет с реальностью ничего общего. Как и степень непонимания, насколько внутренняя конкуренция в Китае безжалостна: в годы Второй мировой, когда японские солдаты уничтожали жителей Китая миллионами, основным занятием претендентов на политическое лидерство в Китае — Чан Кайши и Мао Цзэдуна — была война не с иностранными захватчиками, а друг с другом. И плевать они хотели на страдания «простых китайцев».
Проектирование будущего
Фантастика, как ни крути, демонстрирует проект будущего.
Западный проект ратует за бесконечное расширение присутствия людей по Вселенной и соблазняет читателя если не неизбежным всеобщим процветанием, то уж по крайней мере развитием техники, медицины, IТ и прочих способов увеличения возможностей человека в Мире.
А какой Мир предлагает человечеству цивилизация, существующая в фантазиях китайских авторов? См. выше.
Мне до сих пор кажется наиболее убедительным аргументом против «победы Китая над США» даже не размер флота US Navy (превосходящий по силе суммарно следующие пять за ним), но именно ответ «среднего» землянина в любой стране Мира на вопрос «как вы хотите, чтобы жили ваши внуки: как в Америке или как в Китае? — и пока этот ответ «как в США», то в любом «лобовом» противостоянии Китай обречен иметь меньше союзников… А значит, вспоминая совет из трактата Сунь-Цзы «О войне»: «…в местности-перекрестке заключай союзы» — обречен и на стратегическое поражение.
Алексей ШАНШУ
* Широко известный моему поколению «Заповедник гоблинов» вообще-то называется «Goblin Reservation», «Резервация гоблинов». Кто не в курсе быта индейских резерваций в 60-е, погуглите, изумительное чтиво.
