В четверг, 7 сентября, представители правозащитной организации «Команда против пыток»* распространили информацию о том, что я приеду в Чечню на судебное заседание, на котором должна рассматриваться апелляционная жалоба на приговор Заремы Мусаевой, супруги бывшего федерального судьи ВС ЧР Сайди Янгулбаева.

К сожалению, правозащитники «Команды против пыток» не спросили у меня разрешения, могут ли они предавать огласке информацию, касающуюся моей работы и моей безопасности.

29 августа, когда на сайте Верховного суда Чечни появилась информация о дне и времени рассмотрения апелляционной жалобы Заремы Мусаевой, «Новая газета» попыталась связаться с Уполномоченным по правам человека при главе Чечни Мансуром Солтаевым. Мы сделали это только по одной причине: 4 июля (в день нападения на меня и адвоката Александра Немова, напрямую связанного с нашей профессиональной деятельностью)

4 июля он включился в ситуацию с нападением на нас не по доброте душевной и не только по просьбе Уполномоченного по правам человека при Президенте РФ Татьяны Москальковой, а по прямому указанию спикера чеченского парламента Магомеда Даудова. В этот раз позиция господина Даудова, очевидно, согласованная с позицией главы Чечни Рамзана Кадырова, совершенно поменялась, что и стало понятно из упорного молчания господина Солтаева, который не вышел на связь с редакцией «Новой газеты» даже после личной просьбы Уполномоченного по правам человека при Президенте РФ Татьяны Москальковой.

Вместо господина Солтаева 8 сентября со мной связался его помощник, Тимур Уцкаев. Он сообщил, что Мансур Солтаев находится в данный момент в зоне СВО в Украине и не знает, вернется ли в Чечню к суду над Заремой Мусаевой.

Ситуация, когда Уполномоченный по правам человека Чечни бежит от меня в зону боевых действий, выглядит анекдотичной, но на самом деле смешного тут мало.

Во-первых, мне жаль Мансура Солтаева. Он, конечно же, не должен становиться крайним в ситуации, когда чеченские власти категорически препятствуют работе журналистов и правозащитников на территории Чечни — пусть не самого мирного и безопасного, но совершенно точно российского региона.

Во-вторых, ситуация, которая касается не только моей личной безопасности, но и безопасности других людей, которые собираются приехать в Чечню на суд Заремы Мусаевой, — это не повод для хайпа.

Я уверена, что совместно с Татьяной Москальковой «Новая газета» все-таки решила бы вопрос с моей поездкой в Чечню. Но тут в дело вмешались юристы «Команды против пыток», которые представляют мои юридические интересы в уголовном деле о нападении,

Что ж, я напомню коллегам, чем заканчиваются такие ситуации.

9 марта 2016 года на границе Ингушетии и Чечни было совершенно нападение на автобус с журналистами и правозащитниками. Все они участвовали в пресс-туре, организованном сотрудниками «Комитета против пыток»* (теперь — «Команда против пыток». — Е. М.).

9 человек, включая иностранных журналистов и водителя-ингуша, который всего лишь предоставлял услуги и транспорт для перевозки, были жестоко избиты, у них отобрали всю технику, автобус был сожжен дотла. Спустя 7 лет никто из нападавших не установлен, никто не наказан. Очевидно, что никто не был бы наказан даже в случае чьей-то смерти в результате так называемого эксцесса исполнения, вероятность которого всегда крайне высока.

В любом случае, для журналистов (по крайней мере для тех, кого я знаю лично), это нападение стало тяжелейшей психологической травмой. А те, кого удалось отговорить от этого «пресс-тура», потом меня благодарили.

Я считала тогда и считаю сейчас, что ответственность за произошедшее в марте 2016 года лежит не только на заказчиках и исполнителях «нападения на автобус», но и на «Комитете против пыток». Явно переоценив свои силы, КПП вошел в жесткий публичный клинч с противником, у которого не просто огромные ресурсы, но — самое главное — безграничный иммунитет от уголовного преследования, дарованный ему лично президентом России Владимиром Путиным.

Нападению на автобус предшествовала целая череда атак на «Комитет против пыток», из-за чего правозащитники вынуждены были покинуть сначала территорию Чечни, а потом и территорию Ингушетии и минимизировать свою работу по чеченским делам.

Я работаю в Чечне уже почти 17 лет, и работаю так, что мои статьи, где бы я физически ни находилась — в эвакуации за пределами России или непосредственно в самой республике, — вызывают острую реакцию руководства Чечни. Собственно говоря, нападение 4 июля — это в некотором роде признание высочайшей квалификации журналистов «Новой газеты». Но в отличие от Рамзана Кадырова, объявившего нас своими врагами, мы с ним не воюем, мы не солдаты. Мы журналисты. Наша главная задача — освещать беззаконие в этой республике, защищая при этом свои источники, даже когда нас лупят палками по пальцам. Мы понимаем свои риски и весьма эффективно минимизируем их все эти 17 лет, предоставляя качественную информацию нашим читателям и спасая героев своих публикаций.

Почему мы смогли сохранить тему Чечни в газете на таком уровне даже после убийства наших коллег Ани Политковской и Наташи Эстемировой? Потому что мы учимся не только на своих, но и на чужих ошибках.

По этой причине я приняла решение отказаться от поездки в Грозный на рассмотрение апелляционной жалобы Заремы Мусаевой, потому что в ситуации, когда Кадырова публично берут «на слабо» и провоцируют на насилие, под раздачу могут попасть совершенно посторонние люди, которые планировали поехать со мной на суд над Заремой Мусаевой.

Мое решение нивелирует угрозу их здоровью и жизни и уж точно никак не помешает информированию наших читателей о ходе рассмотрения в Верховном суде Чечни апелляционной жалобы Мусаевой. Все-таки именно Зарема, взятая чеченскими властями в заложницы за то, что она — мать своих сыновей, и есть главная жертва и одновременно главный герой этой истории.

* Внесены в Минюстом в реестр иноагентов.