Почему эта тема не теряет актуальности? Потому что она плоть от плоти другой темы, наиглавнейшей — быть или казаться патриотом? Ошибались те, кто, подобно мне, считал: любовь к родине — интимное чувство, о котором не трубят на площадях. Сегодня кто не трубит, тот враг. Политический класс мерится патриотизмом с той же остервенелостью, с которой в девяностых его, класса, лучшие представители мерились «мерседесами». Синдром Пригожина — результат этих перманентных состязаний.

…Сначала пропаганда впала в кому — вся, без остатка. Очнулась после судьбоносной речи Путина.

Особо прозорливые (задним числом), такие как философ и политтехнолог Тимофей Сергейцев, вспомнили даже криминального антрополога Ламброзо. Особо мудрые — вроде медленного и важного Якова Кедми — принялись искать виновных. Они нашлись мгновенно: «этого пахана и авантюриста» породили Чубайс с Сердюковым. (Все-таки роль Чубайса в новейшей русской истории трудно переоценить.)

Такова повседневность эпохи перевертышей, и это уже не удивляет. Удивило другое — эйфория тех, кто еще вчера был в коме. Пропагандистов захлестнули жизнеутверждающие мотивы. Первым делом к известной формуле Александра Третьего «у России есть два союзника — ее армия и флот» добавился третий союзник — Лукашенко. Только озаботились установлением памятников Батьке по всей стране, как выяснилось кардинальное. Памятники пока подождут, так как наблюдается невиданная консолидация общества. А это значит, что президент уже досрочно победил на выборах 2024 года.

Особенно неистовствовал главный патриотический канал имени Соловьева, в хедлайнерах у которого еще вчера значился Пригожин. Сам Владимир Рудольфович, правда, дал один шанс мятежнику. Пригожин, вопил он, ты можешь искупить кровью свою вину, возьми Киев или хотя бы Харьков. Молчание было ему ответом. Что эти все замечательные люди станут транслировать пастве в случае возвращения самого Евгения Викторовича (вслед за деньгами и оружием) на политическую авансцену — вопрос открытый. Хотя что-нибудь духоподъемное они непременно из себя исторгнут, им не привыкать.

…Тут самое время отвлечься на другого Соловьева — замечательного философа, посвятившего жизнь, выражаясь по-современному, исследованию русского мира. «Национальное самосознание, — писал Владимир Сергеевич, — есть великое дело, но когда самосознание народа переходит в самодовольство, а самодовольство доходит до самообожания, тогда естественный конец для него есть самоуничтожение». Сейчас страна стремительно движется от второй стадии к третьей.

Самодовольство — ключевое слово момента. О том, что феномен Пригожина — самый большой провал пропаганды, никто не заикается. И вот уже отошедший от шока Соловьев (Рудольфович, а не Сергеевич) снова чеканит максимы: у меня вопросов много, приговоров мало. Грезы о СМЕРШе не оставляют его ни в горе, ни в радости.

…В один и тот же день до меня долетели две версии юбилейного Грушинского фестиваля (ему исполнилось 50 лет), который прежде мало меня интересовал.

Александр Хинштейн обвинил организаторов бардовского праздника в отсутствии патриотизма. Депутат возмутился тем, что конкурсная комиссия запретила бывшим участникам спецоперации исполнять песни, посвященные СВО. В пример он привел Михаила Калинкина (зампреда центрального правления Союза десантников России), которому не дали спеть хит «Нам нужна одна победа». Отдельный вопрос — почему неравнодушный депутат решил, что Окуджава писал о СВО? Видимо, для красоты следующего пассажа: им, то есть организаторам фестиваля Митяеву, Хомчик и Кейльману, нужна не победа, а 29 миллионов из бюджета.

История обросла таким клубком подробностей и комментариев, что разобраться толком в ней невозможно. Сам Калинкин настроен миролюбиво и просит не раздувать скандал. Хомчик назвала претензии Хинштейна фейком, Митяев, главный здешний человек, вообще молчит, пока его поклонники бьются в истерике.

Потеряв надежду хоть что-либо понять (вообразить, что организаторы «Груши» выступили против песни Окуджавы, у меня не хватило фантазии) решила не утруждать себя дальнейшими разысканиями.

Но вдруг передумала, обнаружив, что Андрей Малахов свой «Прямой эфир» тоже посвятил грушинскому юбилею. Приготовилась к разоблачениям Хинштейна. Но нет, тут все другое. Милая, теплая, человеческая передача с байками, шутками, воспоминаниями. Митяев отсутствует, но улыбающаяся Хомчик в студии, а президент фестиваля Кейльман по телемосту рассказывает, как все начиналось. И Городницкий из Германии радостно приветствует всех, и молодые барды подключаются к разговору. И Малахов не устает повторять: фестиваль по-прежнему объединяет людей.

Что означают столь разные трактовки одного и того же события в одно и то же время? И как прикажете понимать: кто больший патриот — Хинштейн или Малахов? Судить не берусь.

…Если бы эта фантасмагорическая история была единичной, то о ней бы не стоило и говорить. Но нынешняя жизнь состоит сплошь из подобных историй. Деление общества на патриотов и предателей обретает статус национальной идеи. Именно тут — истоки внутреннего распада, который приводит нацию к самоуничтожению (смотри выше формулу философа Соловьева).

В финале этого сюжета должна была появиться Яна Поплавская, самопровозглашенный голос коллективного бессознательного. А вот и она, неизменная Красная Шапочка. Пригрозила расправой нарушителям конвенции (по версии Хинштейна): Митяеву, Хомчик, Кейльману будет жарко. И добавила: чтобы Грушинский фестиваль мог оказаться в руках предателей? Не дождетесь.