С вечера пятницы, 23 июня, мы видели спектакль в трех действиях: «мятеж» — «отступление» — «помилование». Главные герои уже свои реплики произнесли. Осталось понять, «что хотел сказать автор» и кто им был. Мы поговорили с политологом Олегом Реутом, стипендиатом программы российских исследований Института европейских, российских и евроазиатских исследований Университета Джорджа Вашингтона о природе военных мятежей, правилах автократии, о том, что такое хунта, и была ли цель у мятежа помимо заявленной Пригожиным в публичном пространстве.
Политолог Олег Реут. Фото: соцсети
Автократии на выбор
— Что же это все-таки было? Планы Пригожина, как утверждает The New York Times, были известны американской разведке, наконец, столь «дружеская» развязка — произошедшее все больше походит на эффектно разыгранный спектакль. Кто играл и для кого, какие выводы из этих событий можно сделать при первом приближении?
— Давайте начнем разговор с существенных теоретических положений. Они помогут выстроить оптику, использование которой важно не только для оценки конкретных событий, свидетелями которых мы были, но и для анализа в целом.
Как можно охарактеризовать нынешний политический режим в России? Ответ вполне предсказуемый: это персоналистская автократия.
Россия уже в нулевых пережила трансформацию из несовершенной демократии в персоналистский авторитарный режим, в котором роль выборов постоянно ослабевала.
Может ли такой тип политрежима демократизироваться? И здесь ответ очевиден. Нет. Потребуется некоторое время для того, чтобы из персоналистской автократия стала другой, и только двигаясь по пути эволюции, политический режим будет создавать демократические политические институты или наполнять существующие демократическим содержанием.
Профессор Европейского университета в Петербурге Григорий Голосов совершенно прав, когда говорит, что в значительной части стран в современном мире жизнь выглядит именно так: электоральный авторитаризм — и, в частности, электоральный авторитаризм со значительной персоналистской составляющей — это наиболее распространенная форма правления. Отталкиваясь от десятков исследовательских кейсов, сравнительная политология обоснованно заключает:
после ухода автократа, после смены правящей персоны политический режим останется авторитарным, но его тип обязательно изменится.
Какой авторитаризм наиболее ожидаемый в нынешних обстоятельствах?
И здесь современная политическая наука достаточно строга в прогнозировании, хотя, конечно, потенциал ее прогностических функций остается ограниченным. Вычленяя и сопоставляя закономерности, мы можем объективно предположить, как рушится автократия и что приходит ей на смену.
— Будет другая автократия?
— Вся совокупность разновидностей хорошо известна. Следующая автократия в России будет монархической, партийной или построенной на базе военного совета.
Давайте вынесем за скобки монархию. У нынешнего правителя нет сыновей, старший из которых претендует обрести политическую власть, а общество безоговорочно готово принять его как легитимного наследника. Династическое наследование не предусмотрено Конституцией.
Исключим и вариант партийной автократии. Нет такой партии, руководитель которой практически автоматически переезжает в Кремль. Нет такой партии, которая своим решением назначает президента. Сегодня персона несовместима с партийным режимом. Автократ нуждается в партии лишь в той мере, в какой она служит инструментом в его руках, и не допускает превращения других лидеров в самостоятельных политических игроков. Пределы терпимости единоличного правителя к партии определяются лишь тем, насколько партия полезна в качестве инструмента удержания власти и текущего управления.
Евгений Пригожин и Владимир Путин. Фото: Misha Japaridze / Associated Press / East News
Остается вариант военного совета или хунты, ведь хунта это и есть совещательное собрание — группа военных, пришедшая к власти.
В разговорной речи термин часто применяется в отношении группы лиц, которые действуют с неблаговидными целями. Но в современной политической науке «хунта» представляет собой абсолютно нейтральный концепт. Вероятность данного сценария вырастает на порядок в обстоятельствах:
- ведения военного противостояния,
- проведения военной операции, которую невозможно определить как «маленькую победоносную войну».
Любой автократ должен остерегаться заговора военных. Любой автократ не знает, кто действительно лоялен, а кто готовит заговор или предпочтет «не заметить» танковые колонны, совершающие марш на столицу, который, конечно, будет назван маршем справедливости. Любой автократ вынужден сочетать разные стратегии — от репрессий до кооптаций.
При проведении военной операции «цена» репрессий может оказаться очень высокой, затраты на репрессии перекроют «бенефиты и профиты». При проведении военной операции нет ни ресурсов, ни времени на строительство институтов как способа снижения издержек правления и повышения политической предсказуемости.
В таких обстоятельствах автократу нужен суперлояльный игрок, который будет уравновешивать военных, помогать не допустить создания предпосылок для оформления хунты.
Такому игроку позволено резко критиковать высшее военное руководство, даже обвинять его в коррупции и неэффективности. Такой игрок претендует на медийность нового свойства. Но такой игрок не должен иметь политического представительства, не должен претендовать на обретение и удержание политической власти. Во внутриполитических раскладах у него одна-единственная функция — пресечь тенденцию, которая может вести к попытке военного переворота. «Выключить» такого актора можно по одному щелчку пальцев. Ведь у него нет амбиций. Да и он сам прекрасно осознает пределы допустимого и возможного.
Уверен, что большинство аудитории уже заключило, что таким игроком является Евгений Пригожин. Политическая теория отменно работает при внимательном следовании за практикой.
Евгений Пригожин. Фото: Михаил Метцель / ТАСС
Военные не умеют управлять страной
— То есть все это было ради одного человека?
— Это выгодно только тому, кто настроен на удержание, на сохранение политической власти. Ему важно ослабить сторонников военного совета. Здесь важно уточнить, что разговор не касается руководства министерства обороны или генералитета. Своим положением и наградами они обязаны назначившему их президенту. Риск заговора военных исходит из группы полковников. Они — герои и жертвы вооруженного конфликта. У них формируется легитимность особого рода, доказанная подвигами на фронте или обращенная в защиту простых солдат и офицеров, которые подчинялись приказам политиков.
Естественно, все авторитарные режимы — разные, но если интересует именно та разновидность, которая сейчас существует в России, то надо заключить, что теоретически, безо всяких параллелей, наиболее прогнозируемый вариант развития событий — государственный переворот в той или иной форме: в форме заговора в высшей политической верхушке или, чаще, в форме заговора в военной верхушке, в полковничьей среде. Автократу нужно постоянно держать в голове этот сценарий в качестве базового, работать над тем, чтобы элиминировать его, не допустить предпосылок укрепления положения военных как политической силы.
Современные персоналистские автократии, к числу которых относится российская, похожи друг на друга хотя бы в том, что реформировать модель управления без перераспределения власти и собственности невозможно, и никто в высшем руководстве к этому не стремится. Тем более в ходе специальной военной операции.
— Но хунты тоже бывают разные. Одно дело, хунта Пиночета с четкой экономической программой, другое дело — хунты в африканских странах, возглавляемые капитанами, или — хунты под руководством спецслужб. От чего зависит тип, если так можно выразиться, хунты, их устойчивость, цели и политика, которые они проводят?
— Современная Россия не находится в ситуации, при которой она может выбирать из меню военсоветов.
Сейчас нужно понимать, что, во-первых, персоналистский авторитарный режим в обстоятельствах становящихся непопулярными военных действий испытывает соблазн противостояния переходу к режиму правления военных. Во-вторых, любая хунта существует до первых общенациональных выборов. Военные не умеют ни управлять страной, ни побеждать в электоральных противостояниях.
— Хунта всегда свергается или способна к трансформации? Грубо говоря, все ли хунты нацелены на сохранение собственной власти, либо представители некоторых понимают, что они обеспечивают стране лишь некий переходный период и готовы передать власть? Как правило, какой срок правления хунты — есть ли какие-то закономерности?
— Ваши вопросы о возможном приходе к власти военного совета транслируют страхи, которые суммируются в формулу «хунта хуже автократа». В книге журналиста и публициста Александра Баунова «Конец режима. Как закончились три европейские диктатуры» представлены хорошо структурированные наблюдения, как завершились диктатуры в трех европейских странах, об отличиях и сходствах переходов, в том числе через военную авантюру.
В автократии по типу российской военный совет «приобрел» бы достаточно демократичную политическую систему: Конституцию, разделение властей, двухпалатный парламент, институт выборов, сами выборы, проходящие строго в установленные законом сроки, многоуровневость власти, многопартийность и т.д.
Военный совет назначил бы выборы, и если его представители приняли бы в них участие, то гарантированно проиграли.
Однако давайте не заниматься прогнозами. Стоит исходить из того, что персоналистская автократия понизила вероятность сценария прихода к власти военного совета в краткосрочной перспективе. Заговор военных не реализован. Пригожин, отработав «торпедой» и указав на нелояльных, выводится из игры.
Основатель частной военной компании (ЧВК) «Вагнер» Евгений Пригожин у штаба Южного военного округа. Фото: Zuma \ TASS
Медийный мятеж
— Если брать Россию, был ли у нас уже подобный опыт, хотя бы в каком-то приближении, насколько он нам свойственен?
— О каком «подобном опыте» может идти речь, когда россияне — политики, политические публицисты, журналисты, обыватели — узнавали о происходящих событиях в режиме реального времени, когда для того, чтобы наблюдать происходящее в центре Ростова, было достаточно подписаться на десять региональных telegram-каналов, а для формирования спектра интерпретаций подписаться на десять качественных авторских каналов, которые ведут российские политологи мирового уровня? «Подобного опыта» не было и быть не могло.
Давайте не забывать, что Евгений Пригожин — создатель и одновременно продукт Нетфликс-политики, его медийность выстроена на создании эмоций, на игре со смыслами.
Все упаковано в минутные видеостримы, в ответы на якобы задаваемые в адрес его пресс-службы вопросы, в многомиллионные сетки telegram-подписчиков. Но притом что он сильный игрок, яркий, он не талантливый. Как политик он практически никто. У него нет политического представительства.
— Как реагировать людям, которым то говорили, что это «предательство» и «измена», то «дело прекращено, преследовать вагнеровцев не будем»?
— В любой непонятной ситуации читайте хорошие, умные, классические и инновационные книги по политологии. Современная политическая наука стремительно развивается. Читайте сильных, потрясающих, ослепительно ясных авторов, их работы окажут поддерживающее влияние, помогут разобраться, преодолеть не только печали, но и растерянность.
Чтение — занятие по определению одинокое. Однако парадоксальным образом это не значит, что нужно оставаться с книгой наедине. Для того чтобы книга начала «работать», ее нужно включить в процесс коммуникации, сделать отправной точкой для разговора об актуальном, волнующем, важном с точки зрения текущей общественно-политической повестки. Книги способны стать персонально пережитым, эмоционально наполненным материалом, позволяющим сделать разговор о современной российской политике содержательным и продуктивным.
После объявления об уходе бойцов ЧВК «Вагнер» в Ростове-на-Дону. Фото: Эрик Романенко / ТАСС
Это определенно лучше, чем селфиться на фоне танков и бронированных боевых машин в центре Ростова.
Хотя, благодаря таким селфи и видео в telegram-каналах россияне лучше понимали настоящее отношение горожан к происходящему. Их почти праздничное настроение как бы подсказывало, что никакой смуты нет.
Беседовала Елена ОЖЕГОВА
