Суд рассмотрел высказывания священника в соцсетях и постановил: «Запретить иерея Иоанна в священнослужении до принесения последним публичного покаяния». В качестве основания для этого наказания епархиальные судьи указали на «деятельность, сеющую недоверие к Церкви в среде верующих». Гражданский суд уже штрафовал о. Иоанна за «дискредитацию ВС РФ», осудив его в марте прошлого года за слова из проповеди в храме села Карабаново под Костромой.

Церковный суд в РПЦ — инстанция весьма и весьма условная. Если светское законодательство хотя бы декларирует независимость судебной власти, то положение РПЦ о церковном суде не наделяет этот орган какой-либо самостоятельностью. Так,

В епархиях состав судов формирует епархиальный архиерей из особо доверенных священников и — снова-таки — без утверждения архиерея ни одно решение этих судов не вступает в силу. Как отмечала «Новая», «есть епархии, в которых суды вообще ни разу не собирались. Но нет епархий, в которых суды хотя бы частично корректировали волю своего епископа». Между прочим, Федеральный конституционный закон «О судебной системе Российской Федерации» (№ 1-ФКЗ) запрещает создание «судов, не предусмотренных настоящим Федеральным конституционным законом». Церковные суды этим законом, разумеется, не предусмотрены. (А еще можно подумать о том, как эти суды соотносятся с заповедью Христа «Не судите, да не судимы будете»…)

В основу решения Костромского епархиального суда положена «каноническая справка», подготовленная секретарем этого суда иеромонахом Никоном (Касярумом). Это весьма любопытный документ, который открывает своему внимательному читателю много нового об РПЦ. Например, то, что расхожий тезис «церковь вне политики», никакого отношения к РПЦ не имеет.

Автор «справки» вменяет подсудимому «политическую позицию, в нашей стране воспринимаемую как неприемлемую, и что важно подчеркнуть, радикально расходящуюся с позицией Русской Православной Церкви».

О. Иоанн, говорится в «справке», «псевдопацифист хотя бы уже потому, что нет сведений о том, что раньше, когда ВСУ совершали преступления на Донбассе, стреляя по его городам, убивая мирных жителей… когда-либо публично высказался по этому поводу с обличениями, подобными тем, какими он разразился, когда стал свидетелем действий, предпринятых для защиты жителей Донбасса». Объектами пацифистского сочувствия, стало быть, могут быть жители Донбасса (очевидно, только неконтролируемой Украиной его части), но не могут быть жители Украины.

Такой взгляд согласуется с позицией патриарха Кирилла, который охотно выражает соболезнования жертвам всевозможных землетрясений, авиакатастроф, лесных пожаров и т.п. в разных странах, но не сочувствует жертвам ракетных ударов в Украине, среди которых немало мирян его же церкви.

О. Иоанн не счел нужным присутствовать на фарсе в его честь в епархиальном управлении. Еще зимой он попросил своего епархиального архиерея, митрополита Ферапонта, выдать ему отпускную грамоту для переезда на служение в Болгарскую православную церковь (приложив соответствующее согласие Синода этой церкви). Ферапонт передал эту просьбу синоду РПЦ, что вызвало возмущение патриарха Кирилла, не допускающего даже мысли об исходе «оппозиционного» духовенства в иные юрисдикции. Клирики РПЦ, вероятно, должны ощущать себя крепостными, не смеющими иметь собственную нравственную или политическую позицию, отличную от «священноначалия». Как писал в своем телеграм-канале о. Иоанн, цитируя эмигрантскую монахиню Марию (Скобцову), которую казнили фашисты в концлагере Равенсбрюк, «церковная жизнь постепенно перерождается по типу любого человеческого установления. Церковь становится ведомством, компрометируется государственными, подчас языческими идеалами… Принадлежность к Церкви становится обязательной с государственной точки зрения. Церковь широко распространяется, механически включая в свой состав всех служащих, принадлежащих данному государству».

Особенное негодование «судей» в рясах вызвало это высказывание их вольнодумного собрата: «Мучится и терзается сердце христианина, когда он видит беззаконие и неправду: слишком ярко в его сердце горит образ Истины. Для него невыносимо, когда зло называет себя добром и ложь требует к себе уважения. И нет ничего хуже для народа, когда его начальники (и светские, и церковные), забыв, что Бог создал их из праха земного, чтобы они заботились о благе людей, начинают вместо этого набивать карманы и животы, исполняясь злобы и гордыни, заливая землю ненавистью и кровью». В отличие от живого слова костромского Савонаролы, его судьи изъясняются мертвым канцеляритом: «Существенное экклезиологическое заблуждение, суть которого в… отрицании святости и спасительных сил реальной исторической Поместной Церкви, …деятельности, сеющей недоверие к Церкви в среде верующих, и как следствие, направленной на отторжение верующих от Христовой Церкви».

Подобно тому, как Иисуса Христа выдали прокуратору на суд синедрион и священники,

В императорской России преданию священника суду предшествовало извержение из сана или запрещение в служении… Независимо от возможной уголовной перспективы, следовало бы вынести решение по делу священника Иоанна Бурдина, квалифицировав его заявления и статьи как выступления, содержащие хулу на Церковь и на святых, и как проповедь пацифизма, преемственно связанную с хилиастической ересью, радикально расходящейся с православным учением о войне и мире, о защите отечества».

Формально священников, не согласных с действиями власти (таких хоть и очень мало, но они все же есть), в РПЦ судят не за верность Евангелию, а за «нарушение священнической присяги» (25-е апостольское правило). Но составлена она так, что ее нарушением оказывается малейшее расхождение с убеждениями и вкусами патриарха и его епископов. Так, священника Иоанна Коваля недавно лишили сана в Москве только за то, что он заменил в молитве о цели «специальной военной операции», введенной патриархом, слово «победа» на слово «мир».

На фоне военных действий в Украине, заставивших верных чад патриарха Кирилла пересмотреть свое отношение к древней заповеди «Не убий»,

Научный педантизм и интерес к первоисточникам не слишком приветствуются в современной России, но мы обратимся к тексту синодального определения «О графе Льве Толстом» от 20–22 февраля 1901 г. Выясняется, что Синод отлучил Толстого за «неприятие догмата Троицы и божественности Иисуса Христа; непочитание всех церковных таинств; неверие в загробную жизнь». И никакого пацифизма! Много справедливых слов сказано о дореволюционной синодальной системе — ее формализме, политизированности и сервильности, — но откровенно пойти против евангельского учения о мире она не смела. Для современной РПЦ, выпестованной в условиях советского госатеизма, это уже не составляет особой моральной проблемы…