Казнь за челобитную

Изначально государственная политика в России защищала интересы конкретных личностей с определенным статусом, но к моменту становления империи был составлен четкий раздел — оскорбление личности и критика власти вообще стали считаться совершенно разными преступлениями. А своего пика цензура и борьба с «клеветниками», вероятно, достигла в годы существования СССР.

Самые ранние упоминания о необходимости пресечения критики власти появились в официальных документах X-го века, и встречаются на протяжении XI–XII столетий. Правда, в этот период устная критика никак по закону не наказывалась — возмездие шло только за мнение с использованием кулаков или оружия. А вот с появлением Двинской уставной грамоты князя Василия Дмитриевича, в 1397 году, впервые возникает наказание за оскорбление боярина и его слуги. Ответственность за неуважение к представителям власти устанавливал и документ конца XV века — Митрополичье правосудие. В нем упоминались конкретные чины, которых нельзя было оскорблять: например, великий князь, тысячник, дьякон и другие, а наказание за оскорбление каралось отсечением головы.

А согласно Соборному уложению 1649 года, под суд можно было попасть уже и за клевету, или неправильно составленные челобитные. Мера ответственности за преступление выбиралась, исходя из сословного статуса виновного. Штрафы были очень большими, а если подсудимому было нечем платить, то его казнили.

Неприкосновенная персона

Больше, чем других российских монархов, заботило, что народ думает о власти, Петра I. При нем начала свою работу Тайная канцелярия — контора политического сыска, занимавшаяся, по большому счету, «наушничеством». В тот же период сформировался образ типичного «врага государства» — «преслушник указов и положенных законов». Любой проступок, совершенныйвопреки законодательству, рассматривался как предательство государственных интересов. В большинстве случаев обвиняемыми выступали не заговорщики и противники режима, а неаккуратные в своих высказываниях люди. Любые их суждения или байки, ставившие под сомнение деятельность Сената или государя, приводили к суду, оправдаться перед которым было практически невозможно.

Например, известная история подобного толка случилась в 1718 году, когда в немилость попал пленный швед Иоганн Старшинт. По словам свидетеля, он «ударил рукою по персоне Царского величества» на полотне по мотивам Полтавской битвы. Видавший царя воочию на поле боя военный утверждал, что Петра изобразили неправильно. «Государь при баталии был в сапогах, а на картине в чулках и чириках», — заявлял швед. Спустя два года следствия Старшинта приговорили к ссылке в Сибирь.

В целом

«Хулителей» монарха и государственных чиновников казнили, отправляли в Сибирь, карали кнутом, поднимали на дыбу, вырывали ноздри и применяли другие практики, характерные скорее для «Игры престолов», чем для светского государства в период Просвещения.

Гулливер как хулитель начальственных занятий

Следили государи и за тем, чтобы власти не критиковались в книгах. Так, императрица Анна Иоанновна запретила книгу о жизни Бирона из-за критических высказываний о России. Критикующие власть книги активно запрещались и при Екатерине II. Достаточно вспомнить историю труда Александра Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», в котором писатель аллегорически критиковал российскую власть и ее методы функционирования под видом туристического справочника. Эта книга привела Радищева на плаху.

Казнь была отменена, но сам прецедент стал доходчивым сигналом для интеллигенции того времени. При Екатерине II заботу о защите государства от клеветников взяло на себя и духовенство — так, петербургский митрополит Гавриил, псковский епископ Иннокентий и архимандрит Платон считали, что екатерининские Наказы недостаточно строги по отношению к критикующим власть. Деятели церкви призвали защищать безопасность государя, как безопасность всей империи.

В книге про Гулливера был найден существенный изъян: «Автор старается разные при дворах учреждения осмеивать, как, например, что прыгание на веревках производится токмо людьми великими».

Цензура как система

XIX век стал новым этапом в истории отношений власти и общества, когда цензура в России приобрела юридический статус и профессиональный характер. Власть в этот период уже осознала силу печати в рамках ее воздействия на общественное мнение. Поэтому за литературой стали следить гораздо пристальнее, ведь и там могла найтись критика власти.

Например, целую главу о защите власти и лично императора включало «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» 1845 года. В ней указывалось, что недопустима никакая критика императорской особы. А главным идеологом контроля за тем, чтобы все это исполняли, стал министр народного просвещения Сергей Уваров.

Запрещались и другие книги, например, роман Александра Дюма «Учитель фехтования» демонстрировал читателям страницы декабристского восстания, и потому данное произведение в России не издавалось.

Интересно, что Николай I, хотя и был весьма жестким государем, сам в большинстве случаев прощал именно фигурантов дел о неуважении к императорской особе. Например, в январе 1826 года крестьянина, которого приговорили к пожизненной ссылке на каторгу за бранные слова в адрес государя, по просьбе императора освободили от наказания по резолюции: «Простить». Таких историй было немало. Милостивый государь, в последний момент прощающий подсудимых, — такой исторический «лубок» прекрасно работает на образ правителя и сейчас.

Именно при Николае I появилось Главное управление цензуры. Но к концу его правления цензурный аппарат справлялся с обязанностями из рук вон плохо из-за постоянных изменений, дополнений и уточнений. Различные события, происходившие в России и Европе в 60–70-х годах (например, Польское восстание или различные дела о «народовольцах»), не позволили сформировать какие-то конкретные критерии по отношению к допуску литературы в печать. Существенные ограничения последовали после убийства Александра II, и хотя в октябре 1905 года, согласно Манифесту, в России утверждалась свобода слова, строгая цензура все равно стояла на страже власти и полноценно вернулась на свое место к началу Первой мировой войны.

Николай II все чаще становился мишенью для критики. Практически любое действие монарха в совокупности с нищетой и суровыми рабочими условиями приводило к массовым недовольствам. По высказываниям, записанным в протоколах, можно проследить настроение народа: «Государь поздно хватился изготовлять снаряды, нужно было это делать раньше, а не торговать вином»; «Все вы мошенники и царь ваш мошенник, прибейте ему на лоб печать, что он мошенник»; «Царь наш, сукин сын, глупый, ничего не готовил к войне, а лишь ездил по монастырям»; «Хорош он, царь, продал Россию Германии и господам позволил укрепить землю»; и так далее.

Верные традициям

Надеждам многих сторонников революции на достижение свободы слова и печати благодаря смене государственного устройства не суждено было сбыться: уже на сессии ЦИК в ноябре 1917 года большевики объявили о закрытии буржуазных газет. Эта мера объяснялась необходимостью сместить капиталистов с трибуны общественного мнения. Вплоть до распада Советского Союза власть сохраняла в своих руках абсолютные полномочия в области цензуры и работы с критикой в литературе и СМИ.

В самые первые годы нахождения у власти советское правительство закрыло сотни газет, учредило Главное управление по делам литературы и издательств, началась кампания по изъятию из библиотек книг неугодных писателей и философов. Из публикуемых романов удалялись целые фрагменты, которые не нравились советской цензуре. Вектор борьбы у советской цензуры менялся в зависимости от того, какие события происходили в мире и стране. И в целом история советской цензуры достойна отдельного материала за счет обширности самой темы.

При Михаиле Горбачеве, первом и последнем президенте СССР, были предприняты попытки в 1989 году (в тот самый год, когда партноменклатура пыталась отстоять свои позиции в том числе и на Съезде народных депутатов — прим. ред.) продвинуть поправки в Закон СССР «Об уголовной ответственности за государственные преступления», которые запрещали оскорблять и дискредитировать государственные органы и высших чиновников.

Но, как мы видим сегодня, как можем наблюдать, исходя из 20 с небольшим лет истории «новой России», такие поправки все-таки смогли найти место в российском законодательстве и привели нас к нынешней действительности, когда критиковать власть все же нельзя. А судя по новостям, скоро придется забыть про критику и исторических деятелей.

Учтут ли нынешние блюстители общественного мнения ошибки предыдущих государственных строев, которые развалились не в последнюю очередь из-за цензурной политики и поиска «изменников» и «клеветников», — посмотрим в самом ближайшем будущем.