Немецкий бунт — бессмысленный и беспощадный

В архивах сохранились дневниковые записи сотрудника университетской библиотеки Петера Брюна, который описал в деталях виденное им 17 июня в этой части Берлина. Вот некоторые выдержки.

Брюн чередует хронику событий со своими собственными комментариями, которые отражают точку зрения молодого интеллигента послевоенной ГДР. В какой-то степени левого, скептически относящегося к порядкам в Западной Германии и уж точно не испытывающего ностальгии по фашистской диктатуре.

По словам Брюна, один из них вытащил из кармана небольшой сверток и резким движением вывалил из него на улицу облако листовок размером со спичечную этикетку.

Описание дальнейших событий подтверждает это убеждение немецкого интеллигента.

А где властители дум?

Одновременно с библиотекарем Брюном те же события на Потсдамерплац наблюдал писатель Гюнтер Грасс. Он недавно поселился в Западном Берлине, и 17 июня вместе с будущей женой балериной Анной Шварц они стояли среди других зевак на западном краю площади и смотрели оттуда, как рабочие забрасывают камнями советские танки.

В 1966 году в берлинском Шиллертеатере состоялась премьера его «немецкой трагедии» — «Плебеи репетируют восстание», созданной под впечатлением событий тринадцатилетней давности. Она стала его самой известной театральной пьесой.

«У восставших рабочих нет плана, они бесцельно носятся по кругу, а интеллектуалы, у которых всегда есть какой-то план, что способствует красноречию, терпят крах из-за своего высокомерия». «Насмотревшись вдоволь, мы ушли. Насилие отпугнуло нас… Во мне проснулся забытый страх. Танки были мне хорошо знакомы: «тридцатьчетверки», — писал бывший солдат Ваффен-СС и будущий нобелевский лауреат по литературе.

Принято считать, что Грасс критикует левого Бертольда Брехта и его театр «Берлинский ансамбль» за бездействие в ответ на восстание. Хотя Грасс предупреждал, что недопустимо рассматривать эту пьесу как антибрехтовскую, в ее главном персонаже Шефе отчетливо угадываются черты Брехта.

Брехт в дни июньского восстания тоже был в Берлине и мог видеть колонны возмущенных рабочих, но о его реакции на события действительно не было слышно. Он был достаточно обласкан режимом и на следующий год после восстания даже получил Сталинскую премию. Но после смерти мэтра в 1956 году в его бумагах нашли неизвестное стихотворение под названием Die Loesung, что можно перевести и как «Решение», и как «Роспуск». Оно было опубликовано только 1959 году, да и то не в ГДР, а в западногерманской Die Welt. Приемлемого стихотворного перевода на русский я не нашел, поэтому привожу свой подстрочник:

После восстания 17 июня поручил
Секретарь правления Союза писателей
Распространить на Сталиналлее листовки,
В которых было написано, что народ
Утратил доверие правительства
И мог бы его вернуть, лишь удвоив свой труд.
Не проще бы было правительству
Распустить народ
И выбрать другой?

Молчание длиной в полвека

Так было не только со стихотворением Брехта. Обсуждение уроков восстания было в ГДР до конца ее существования почти табу, а подлинные документы держались под замком. Если берлинская часть восстания была достаточно широко описана в западной прессе, потому что граница между восточным и западным секторами была прозрачной, то о ситуации в остальной ГДР было известно значительно меньше.

Истинные масштабы и многообразный характер восстания прояснились только с публикацией архивов Штази и других ранее закрытых документов. К 50-летию восстания в 2003 году документы, свидетельства, фотографии и кинокадры были систематизированы и помогли создать объективную картину событий 17 июня 1953 года. Можно было точнее подсчитать число погибших и несправедливо приговоренных к смерти и тюремным срокам.

Доступные сегодня документы рисуют картину восстания с широким участием населения ГДР. Помимо Восточного Берлина, где на улицы вышли примерно 150 тысяч демонстрантов, во всей ГДР в нем приняли участие почти миллион. Есть детальные описания выступлений в таких городах, как

• Галле (Заале),
• Лейпциг,
• Мерзебург,
• Магдебург,
• Потсдам,
• Росток,
• Дрезден,
• Эрфурт,
• Цвиккау,
• Хемниц,
• Котбус,
• Франкфурт (Одер),
• Гера,
• Биттерфельд,
• Герлиц,
• Йена,
• Дессау,
• Айзенах,
• Гота,
• Плауэн,
• Штральзунд.

В промышленных агломерациях восстание достигло более высокой степени организованности, чем в Восточном Берлине.

Современные исследования показывают, что единого организованного восстания, протекавшего одинаково во всех местах, не было.

В то время как берлинские строители требовали прежде всего отменить повышение норм выработки или снизить стоимость жизни, центральный забастовочный комитет Биттерфельда составил и телеграфировал правительству программу, которая среди прочего включала создание временного правительства из делегатов трудящихся, допуск деятельности основных общегерманских партий, свободные выборы, освобождение политзаключенных…

Галле на реке Заале — маленький городок, тем более по сравнению с Берлином. Но вокруг него много промышленных предприятий. На пике демонстрации 17 июня на его центральной площади собрались около 60 тысяч человек. На кадрах кинохроники — мужчина в белой рубашке воодушевленно машет собравшимся рукой. Это 40-летний Герберт Гольке, владелец цветочного магазина, избранный главой центрального забастовочного комитета. Потом он зачитывает требования бастующих к властям — экономические и политические. Демонстрация, которая началась утром на предприятиях под впечатлением вестей из Берлина, стремительно разрасталась.

До митинга демонстранты, проходя по городу, попытались штурмовать тюрьму «Красный Бык» (Roter Ochsen), хотели сломать ворота грузовиком и освободить заключенных. Не получилось. В 14.15 начальник районного управления Народной полиции отдал приказ стрелять. Четверо демонстрантов расстреляны с вышки СИЗО. Другая толпа штурмовала женскую тюрьму на Кляйне Штайнштрассе. Там им удается прорваться и даже добиться у прокуратуры санкции на освобождение политзаключенных. Все 245 задержанных женщин освобождены без возбуждения уголовного дела.

В шесть часов вечера, когда идет митинг, в Галле ничего не работает: ни магазины, ни транспорт. На кадрах виден застрявший посреди толпы трамвай. Но в город уже вошли советские танки.

Оккупационные власти объявляют чрезвычайное положение. В конце митинга его участники поют «Дойчландлид» (нынешний гимн Германии). Танки медленно движутся по площади и разгоняют демонстрантов. Но и после местами на улицах собираются люди, раздаются выстрелы. Всего за день в Галле было убито семь повстанцев и прохожих (известны поименно).

Всю хронику дня в Галле запечатлел оператор Альберт Аммер. На следующий день он был арестован и заключен в того же «Красного Быка», где отсидел за исполнение своего профессионального долга три года. Бобины с отснятым материалом хранились в секрете в архиве Штази 50 лет. Его молодая ассистентка Ютта-Регина Лау после этих съемок уволена с киностудии DEFA без предупреждения.

Среди освобожденных демонстрантами узниц женского следственного изолятора в Галле было странная женщина, которая называла себя Эрна Дорн. Она раньше рассказывала, что служила в СС надзирательницей в концлагере Равенсбрюк. На этом основании в мае ее приговорили к тюремному сроку за нацистские преступления и готовили к переводу в другую тюрьму. Освобождение демонстрантами стоило ей жизни. Миф о «командире СС» в беспорядках в Галле решающим образом сформировал представление многих граждан ГДР о восстании, а судебной системе срочно нужен был «нацистский след». Дорн приговорили к смертной казни. Президент Пик отклонил прошение о помиловании, и 40-летняя женщина была обезглавлена. Когда спустя много лет дело пересматривали, не нашли никаких доказательств преступлений в концлагере, кроме ее собственных показаний и сомнительного письма отцу из изолятора.

В Магдебурге в демонстрациях 17 июня участвовали 50 тысяч. Город на Эльбе был центром тяжелого машиностроения с несколькими крупными заводами. Там повстанцы заняли несколько государственных учреждений, в том числе ратушу, районный комитет СЕПГ. Столкновения с силовиками были особенно жесткими, убито трое гражданских, двое полицейских и офицер Штази. Около полудня прибыли два советских танка, и солдаты начали подавлять восстание. Советская администрация образовала военные трибуналы с миссией строго наказать зачинщиков.

42-летний садовник Эрнст Йенрих приехал с сыном в город и, что называется, проходил мимо. Но из любопытства примкнул к толпе, которая штурмовала тюрьму. Как он сам потом признался, прихватил плохо лежавший полицейский карабин, два раза куда-то выстрелил и тут же сломал оружие. Его обвинили в убийстве одного из двух погибших охранников, что сам он категорически отрицал. Приговорили к пожизненному заключению, но Верховный суд, основываясь на показаниях свидетелей, заменил это смертным приговором. Доказательная база — ноль. Дальше стандартно: отклонение помилования президентом Пиком, исполнение в тюрьме Дрездена в пределах положенных для казни на гильотине нормативом трех секунд. В архиве есть заявление одного из присяжных, который осмелился выступить против применения высшей меры из-за недостатка доказательств. Правда, его подпись можно найти и на подлиннике вынесенного через несколько дней смертного приговора.

И это ей удавалось. Что нетрудно было в стране, почти все население которой, включая рабочих, еще восемь лет назад было охвачено фашистскими структурами или служило в гитлеровской армии, а поле оппозиции зачищено с 1933 года.

Хотя к 17 июня советские власти в основном взяли ситуацию под контроль, протесты продолжались и в последующие дни. Но шли на убыль. Во время восстания началась самая крупная волна арестов в истории ГДР. Она растянулась на несколько недель. К 6 июля 1953 года Штази и полиция арестовали около 10 000 человек. В последующие месяцы было добавлено еще 5000 человек. Штази продолжала выявлять и наказывать причастных. Годились любые поводы.

Вот пожелтевший клочок бумаги из архива спецслужбы, который агенты, а сначала, наверное, их добровольные помощники нашли на заводе в Гюстрове. На его основании окружное управление государственной безопасности 25 июля 1953 года выдало ордер на арест за «подрывную деятельность на рабочем месте» и «разжигание ненависти». Это даже не печатная листовка, а коряво написанная от руки речовка: «Козлиная бородка, живот и очки — это не воля народа!» Помните, про Ульбрихта, Пика и Гротеволя? Плюс приписка: «Долой правительство и СССР».

23-летний рабочий оставил эту бумажку у своего станка. Компьютеров и принтеров для размножения у него не было. Результат — восемь лет тюрьмы.

Как закалялась диктатура

По итогу, который подводит Федеральный центр политпросвещения ФРГ,

Войска, вступившие в 10 часов утра 17 июня в Берлин, а после полудня или к вечеру в другие города и районы ГДР, прежде всего демонстрировали присутствие, так как с появлением танков восстание быстро теряло импульс. Хотя они также создавали военные трибуналы, которые в первые часы вынесли и привели в исполнение несколько смертных приговоров, передав потом эту роль правоохранительным органам ГДР. Крупных нападений на советских военных не было. Численность войск, задействованных в подавлении, составила около 20 000 советских солдат и офицеров плюс 8000 человек из Казарменной народной полиции (так называлась предшественница Национальной народной армии ГДР).

Известно о 55 задокументированных смертях, связанных с восстанием. Среди них:

• 34 демонстранта и прохожие, которые погибли 17 июня или через пару дней от огнестрельных ранений, нанесенных полицейскими или советскими солдатами.
• Пять человек приговорены к расстрелу советскими военными трибуналами.
• Два смертных приговора вынесены и приведены в исполнение судебными органами ГДР.
• Четыре человека умерли в тюрьме,
• четверо арестованных участников восстания покончили жизнь самоубийством, находясь под стражей,
• один демонстрант умер от сердечного приступа во время штурма полицейского участка.
• Есть также свидетельства убийства пяти сотрудников сил безопасности ГДР.

В связи с восстанием судами ГДР было вынесено около 1800 приговоров. В последующий период повстанцы и само восстание были опорочены и криминализированы. В целом этот эпизод истории до самого воссоединения Германии стал в ГДР запретной темой в публичной сфере.

11 ноября 1953 года руководитель службы госбезопасности Эрнст Вольвебер на центральном совещании признал это: «Нам еще не удалось, как это указано Политбюро, установить лиц, стоявших за путчем 17 июня, и его организаторов». Госбезопасность и не могла выполнить эту задачу, потому что не было таких «спонсоров» и «организаторов».

Но руководству СЕПГ надо было обосновать свою официальную позицию. Она заключалась в том, что протесты были попыткой фашистского переворота, организованного и контролируемого диверсантами и провокаторами с Запада. Вокруг этого была построена пропаганда теории заговора, нагнеталась шпиономания. 1 ноября объявлено о разоблачении и разгроме «агентурной сети западногерманского шпионского аппарата, находящейся на службе у американцев и возглавляемой бывшим гитлеровским генералом фон Геленом, а также и группы агентов американского CIC (Counter Intelligente Corps)». На обложке брошюры об этих разоблачениях — карикатура в духе советского журнала «Крокодил». Некий предатель пытается передать через шпионское устройство секретную информацию получателю в наушниках в военной форме США. Но мощная рука, предположительно Штази, перехватывает запястье «радиста». На рисунке надпись: «X 3265… молчит…»

Сразу после восстания руководство СЕПГ подвергло критике Штази за то, что она не заметила признаков готовящегося «путча» и не знала, как адекватно реагировать. Правда, до лета 1953 года спецслужба еще только строила свои структуры. Кроме того, она сосредоточилась на преследовании «агентов» и «врагов», и систематического анализа настроений в стране еще не велось. Пленум ЦК СЕПГ 24–26 июля 1953 года на уроках июньского восстания определил дальнейшую историю ГДР. Сценарий был заимствован из советской модели. Для начала Ульбрихт воспользовался случаем, чтобы избавиться от некоторых своих неудобных соратников. Министр госбезопасности Цайссер и главный редактор Neues Deutschland Херрнштадт назначены козлами отпущения, исключены из Политбюро и освобождены от всех партийных постов.

Усилились репрессии против инакомыслящих и несистемной оппозиции. ГДР стала наиболее жестко организованным с немецким порядком и строгостью тоталитарным государством, даже по сравнению с другими членами социалистического лагеря, скажем, Венгрией, Чехословакией и Польшей. Даже по сравнению с СССР, познавшим оттепель в 1960-е. Знаю это по опыту участия в студенческих обменах с Гумбольдтовским университетом в 1969–1971 годах.

Чтобы исключить новое восстание, Штази в течение нескольких лет создала плотную сеть наблюдения и шпионажа. Ульбрихт окончательно пресек «голосование ногами» широких слоев населения, построив августе 1961 года Берлинскую стену. При этом поправил социальную политику в пользу рабочих тяжелой промышленности и строительной отрасли, повысив зарплату и премии. Говорят, социально-политическая ситуация в 1960–1961 годах была похожа на ситуацию 1952–1953 годов, и строительством Стены СЕПГ помешала ожидавшемуся новому восстанию.

И все же в 1989-м восставшие разрушили ее и добились требований 1953 года. Наверное, потому, что к Бранденбургским воротам и на Потсдамерплац не пришли советские танки…