— Там у нас деткам мишени вешают, они стреляют, — женщина в пестрой косынке и рабочей одежде, отставив лопату, показывает в сторону живописной полянки на территории мемориала и с удовольствием объясняет: — Мужчина их привозит такой высокий, форма у них военная, каша полевая. Вон там — музей, а там детки стреляют.

— У вашего музея, кажется, другая тематика? — осторожно спрашиваю я.

— Знаете, когда надо — значит, надо, — женщина берет обратно лопату.

Женщина, наверное, садовник или дворник, работает в мемориальном комплексе «Медное» под Тверью. Там мы и разговорились. В 1940 году в этом лесу были похоронены тысячи поляков, расстрелянных Калининским УНКВД. В 1991-м при участии польской стороны начались эксгумации. С помощью открывшихся тогда архивов КГБ польские специалисты вместе с российскими восстановили 6295 имен, поставили памятник. Теперь архивы закрыты, а рядом с могильными ямами вешают мишени, чтобы стрелять учились современные российские школьники. Теперь здесь полигон для юнармейцев.

Дети стреляют не всегда метко, но в целом уже неплохо. Это видно по дыркам от пуль на щитках, к которым крепят мишени. Я была здесь три года назад, стрельбище было уже тогда, но не так хорошо оборудованное. Видно, что эта часть мемориального комплекса совершенствуется. Чтобы детки учились воевать, им тут поставили полевую кухню, столы со скамейками и даже выкопали землянку.

«Все они — закоренелые враги»

В сентябре 1939 года, после того как Гитлер начал Вторую мировую войну, напав на Польшу с запада, с востока Красная армия предприняла «освободительный поход». Четверть миллиона поляков оказались в советских лагерях. Военнопленными они формально не могли считаться, потому что никакой войны СССР не вел, он, как известно, освобождал жителей Западной Украины и Западной Белоруссии. Но размещали «освобожденных» в лагерях для военнопленных. Всем мест не хватило, половину отпустили. Оставшиеся 130 тысяч человек распределили по девяти лагерям.

В октябре 1939 года начальники всех лагерей получили телеграмму с указанием переправить «жандармов, разведчиков, контрразведчиков, полицейских и тюремщиков» в Осташковский — в Калининской (ныне Тверской) области. В конце декабря он был переполнен, заключенным не хватало хлеба. Начальник областного УНКВД отказался принять очередную партию поляков («мотивирую перегруженностью»).

Переполнены были и другие лагеря.

Тем более что «все они — закоренелые враги советской власти».

Сегодня известны массовые захоронения расстрелянных поляков в лесу под Катынью, в Харькове, в поселке Быковня под Киевом и возле села Медное в 30 километрах от Твери.

Заключенных Осташковского лагеря возили на расстрел в здание Калининского УНКВД. Возили партиями по 150‒300 человек, чтобы успеть к следующей ночи освободить камеры. Потом переправляли тела в лес и закапывали. Начали 4 апреля 1940 года. В это время еще было холодно. Потом, когда в Медном начнутся эксгумации, кости будут находить с остатками синих шинелей, такой была зимняя форма польских полицейских. Завершили операцию в Калинине 25 мая. Тела везли закапывать в лес у деревни Ямок, рядом с Медным. Место было чекистам знакомо, там у них с начала 1930-х были дачи, а рядом, чтобы без лишних глаз, они закапывали репрессированных советских граждан.

Из всех убитых 14 736 человек — заключенные Козельского, Старобельского и Осташковского лагерей. На вопросы поляков, где их сограждане, Сталин издевательски отвечал, что, наверное, «где-нибудь в Маньчжурии».

В 1941 году на захоронения в Катыни наткнулись немцы, провели расследование, привлекли Польский Красный Крест и эксперта из Швейцарии, извлекли и снова захоронили больше четырех тысяч тел и массу личных вещей. Эксперты установили, что погибших расстреливали из немецкого оружия производства 1920-х годов, которое после Версаля в Германии не использовалось. Время гибели определили как начало 1940 года, когда в этой части СССР немецких войск еще не было.

Руки у убитых поляков были связаны таким же способом, как связывали советских граждан. На телах у некоторых поляков были найдены следы ударов четырехгранным советским штыком.

Заключенных Козельского лагеря убивали почти в открытую, поэтому в Катыни у немцев были свидетели. В 1991 году Главная военная прокуратура РФ совместно с польской прокуратурой проводили расследование Катынской трагедии, им тоже удалось найти и расспросить очевидцев — местных жителей, видевших и помнивших, как куда-то увозили поляков.

О том, что происходило с узниками Осташковского лагеря, знали только местные чекисты. В советское время рядом с местами, где закапывали убитых, у них были дачи. Огороды заводить дачникам крайне не рекомендовалось, чтобы, копая грядки, не раскопали чего лишнего. В конце 1980-х до калининских историков стали доходить «утечки» от чекистов, они начали свои исследования. Потом были обнародованы архивы, связанные с Катынской трагедией, и показания дал бывший начальник Калининского УНКВД Дмитрий Токарев. Он указал место, где искать тела.

В 1991 году комиссия с участием польских экспертов впервые провела частичную эксгумацию в Медном. Были вскрыты 23 могильные ямы, девять из них — полностью. Задачи извлечь все останки тогда никто не ставил, надо было подтвердить сам факт захоронений именно в этом месте. В 1995 году извлекли останки уже 2358 человек.

Сохранилась не только их одежда, но и масса вещей, по которым можно было людей идентифицировать: личные письма, документы, полицейские жетоны, фотографии. Имена, восстановленные по некоторым из найденных вещей, совпадали со списками заключенных Осташковского лагеря.

В итоге Главная военная прокуратура смогла достаточно точно реконструировать расстрелы. И в 1996 году вышло постановление правительства РФ «О создании мемориальных комплексов в местах захоронений советских и польских граждан — жертв тоталитарных репрессий в Катыни (Смоленская область) и Медном (Тверская область)».

Сомнений в том, кто захоронен в Катыни и в Медном, не оставалось, все было подтверждено исследованиями и архивами.

«С поляками вопрос закрыт»

Мемориал в Медном был открыт в 2000 году. Его общая площадь 15,6 гектара, польская часть, военное кладбище, занимает меньше одной восьмой части, но именно она обустроена при финансовой поддержке польской стороны. Здесь установлен большой памятник, высечены имена всех убитых, на месте каждой обнаруженной могильной ямы стоит крест, уходящий в небо. Российская часть представляет собой лес, по которому проложены дорожки. Здесь есть небольшой памятник с надписью «Соотечественникам — жертвам войн и репрессий». И еще музей — две комнаты в деревянном домике.

Когда-то российскую часть комплекса тоже хотели обследовать, установить имена соотечественников. В том же постановлении правительства, где предписывалось создание мемориала, было сказано:

Но в отношении советских граждан в Медном так ничего и не случилось.

В 2010 году президент Медведев распорядился опубликовать на сайте Росархива электронные копии документов из «пакета № 1». «Попытки поставить эти документы под сомнение, говорить о том, что их кто-то сфальсифицировал, это просто несерьезно. Это делается теми, кто пытается обелить природу режима, который создал Сталин в определенный период в нашей стране», — говорил он в 2010 году в интервью польским журналистам.

Чтобы не оставалось сомнений, о каком именно тоталитарном режиме идет речь, он рассказал, что объясняет преступление желанием Сталина отомстить Польше за поражение в 1920 году:

Еще зимой 2019 года, когда я приезжала в Медное, на флагштоках у входа на территорию мемориального комплекса развевались два флага — российский триколор и бело-красный польский. Посетители здесь бывали нечасто, но раз в год, 2 сентября, отмечали День памяти и скорби, когда в Медное обязательно приезжали делегации из Польши.

Теперь на территории мемориала ни души, кроме рабочих. Калитку на польскую часть я открыла с трудом, а закрыть не смогла совсем, дверцу перекосило. Над одними воротами никаких флагов нет, над другими рядом с российским висит флаг Тверской области.

— С мемориалом-то сейчас вообще непонятно, с поляками-то вопрос закрыт, — со смешком сказал мне глава поискового отряда «Витязь» Александр Иванов. — Мемориал завис, там ни финансирования, ничего уже нет.

В 2019 году именно Александр Иванов рассказывал мне, как возил в Медное юнармейцев. «Мы проводим там мероприятия военно-патриотического направления, — говорил он. — Летом проводили юнармейские сборы, там удобная площадка очень. Тир поставили. Типа, выездной лагерь получается для детей. Чтобы вывозить детей, все должно быть оборудовано по СНиПам, а там единственная площадка с наличием стационарного туалета и прочих этих условий».

И он же тогда говорил об убитых поляках и репрессированных советских гражданах:

Теперь Иванов уверяет, что слова его были перевраны, к тому же его организация даже права такого не имеет — работать с подростками, они занимаются исключительно поисковыми работами. Вот, скажем, в том же 2019 году они по заданию дирекции мемориала обследовали российскую часть комплекса — и не нашли там никаких признаков захоронений. Вот нет там репрессированных — и всё. Да и поляков убитых тоже быть не может.

— Нет там таких объемов, — добавляет Иванов. — Нереально на таком пятачке столько закопать. Плюс — второй вопрос: кто будет у себя на дачах… Согласитесь, это зона отдыха. Зачем тащить трупы за 30 километров? А в 1991 году мой старый товарищ стоял в оцеплении, как раз когда польская делегация проводила там работы. Найдено там было максимум 100 человек, из них с пулевыми отверстиями — меньше двух десятков.

Сегодня юнармейцев на стрельбище тренирует другой представитель патриотической общественности Твери. Это Евгений Калёкин, глава тверского отделения организации ветеранов «Боевое братство». Он рассказал мне, что сам повоевал «во многих горячих точках», а именно — «в Нагорном Карабахе, в Дагестане, в Осетии, в Ингушетии, а также в Чечне». Теперь тому же учит подрастающее поколение.

— Есть у нас подшефный отряд, — сообщил Калёкин. — В Медное выезжаем, проводим летние лагеря там. Каша, кухня. В рамках полевых выходов мы улучшаем их знания о том, как себя вести в той или иной обстановке. Учим выживать, можно так сказать. Проводим с ребятами уроки мужества, рассказываем им обо всех горячих точках, в которых побывали сами. У нас проходит сборка-разборка автоматов, выставки вооружения. Кто-то из ребят приезжает, показывают приемы рукопашного боя, занимаемся с ними и тактикой, и взрывным делом. Учимся искать железные предметы в земле.

— Да просто там площадка, обработанная от клещей, — объясняет Калёкин. — Мы хорошо знакомы с руководством этого центра (так Калёкин называет мемориал. — И. Т.). Они обрабатывают площадку от клещей, а это для здоровья детей главное. И это ближайшее расстояние от Твери.

Действительно: где же еще под Тверью найти площадку в лесу, чтобы обработать от клещей? Только в 30 километрах от города. Чтобы детки стреляли рядом с могилами расстрелянных.

«И всё докатилось до Юнармии»

В те дни, когда я приезжала в «Медное», в маленьком деревянном домике, где по-прежнему размещен музей, проходила выставка, посвященная книге. Я удивилась, при чем здесь репрессии и убитые поляки. Мне объяснили, что все очень логично: выставка рассказывает об истории цензуры в книгоиздательском деле. Называлась выставка «Чтоб каждый в Союзе читал». В описании на сайте музея о ней было сказано: проект «рассказывает о государственной политике в библиотечном и издательском деле, которая определяла, какие книги, журналы и газеты необходимо читать советскому человеку».

До этого проходила выставка «Из истории медновского леса». И это совсем не та история, которая закопана в ямах под польскими крестами. «В 1932 году здесь располагаются ведомственные дачи НКВД, во время Великой Отечественной войны эвакогоспиталь 1783. До создания в 1996 году Мемориального комплекса «Медное» на территории находились база отдыха и спортивная база УФСБ и УМВД. На выставке представлены музейные предметы из фондов Мемориального комплекса «Медное», материалы Российского государственного исторического архива, филиала Центрального архива Министерства обороны РФ (военно-медицинских документов), архива УФСБ РФ по Тверской области, личного архива Валерия Владимировича Бибикова, потомка бывших владельцев этих мест», — так это описывалось на сайте комплекса.

— Масленичные гулянья, разговоры о народных промыслах, о ремеслах, о русской деревне — это в «Медном» началось после 2003 года, когда комплекс перестал быть самостоятельным музеем, нас тогда передали Музею политической истории в Петербурге, — рассказывает бывшая замдиректора мемориала Елена Образцова. — Пока мы были отдельной строкой в Министерстве культуры, мы успели проделать огромную работу, собрать богатейший материал. Я подготовила концепцию выставок на большой музейный комплекс, и такой комплекс у нас был запланирован, его строительство началось. Но с 2003 года нам стали запрещать практически все. Началось давление.

Новое здание для большого музейного комплекса — просветительского центра с музейными залами и сервисным блоком — строить все-таки начали. Даже построили стены и крышу. А в 2007-м финансирование урезали так, что стройку пришлось заморозить. Хотя огромное, по сравнению с существующими двумя комнатами, здание вряд ли удалось бы заполнить. В 2012-м комплекс передали в подчинение Музею современной истории России, но ситуацию это не исправило.

— Моя концепция так и осела в Москве, а музею просто не хватало научного материала, — объясняет Образцова. — Нам запретили работать в архивах, а музей научный. Где мы могли брать материал? В итоге мы бы и не смогли заполнить большой комплекс. И не потому, что материала нет. Я обладаю научной информацией убийственного характера, это всё редкие документы, которых никто, кроме меня, не видел, их огромное количество. И все они имеют отношение к репрессиям и в отношении наших людей, и в отношении поляков. Это десятки тысяч страниц, которые я перелопатила, переработала в архивах. Но часть из них так и осталась в архивах, и доступа к ним теперь нет. А те документы, которые есть в нашем распоряжении, нам запретили выставлять.

Недостроенное здание несостоявшегося музейного комплекса до сих пор стоит. Двери и окна заколочены, стены осыпаются на глазах.

В 2017 году в «Медное» была назначена новая директор — Елена Шевченко. До этого она возглавляла комитет по делам культуры в правительстве Тверской области.

То ли под новую главу комплекса, то ли по каким-то другим причинам, но «Медному» вдруг увеличили финансирование. Сотрудники обрадовались, что теперь, видимо, достроят злополучное здание музейного комплекса.

— Сотрудники уже обсуждали, какие материалы можно будет использовать в новых помещениях, — усмехается Образцова. — Но оказалось, что деньги были использованы только на дальнейшую консервацию здания. Поначалу оно отапливалось до только +5 градусов, лишь бы там окончательно все не обветшало, постепенно разрушалось и плесневело. А тут немного увеличили температуру, что-то даже сделали внутри. Потом все заглохло опять. Теперь у сотрудников есть жесткое задание: лепите любые выставки, хоть с интернета содержание скачивайте. Про книги, про знаки и символы — о чем угодно. Все, что имеет отношение к репрессиям, запрещено. Меня попросили уволиться, а музей стали перепрофилировать под патриотическое воспитание. И так постепенно все докатилось до Юнармии.

В июле 2018 года Шевченко подписала договоры о сотрудничестве с организациями

• «Боевое братство»,
• с тверским отделением Российского союза ветеранов,
• с клубом «Красная звезда»,
• с движением «Юнармия»,
• с поисковым отрядом «Витязь» —

на обследование российской части комплекса на предмет поиска захоронений. Как мы уже знаем от Иванова, никаких захоронений там «Витязь» не нашел. (Кто бы сомневался. — Ред.)

В сентябре 2018 года в «Медном» впервые отменили День памяти и скорби. Точнее, директор мемориала объясняла тогда: дескать, никакой отмены, просто перенесли на 30 октября. Но поляки не знали о переносе, они приехали 2 сентября, как привыкли. У входа их встретила группа активных граждан с флагами «коммунистов России» и плакатами.

В 2019 году в «Медном» проходил уже целый слет юнармейских отрядов. Потом началась пандемия, стрельбы на костях временно прекратились. Зато очередной сезон комплекс встретил уже с новым тиром для юнармейцев.

В июне 2022 года над мемориалом сняли польские флаги. Директор Музея современной истории России Ирина Великанова объяснила: «в нынешних условиях взаимоотношений» двух стран размещение польской государственной символики на польской части мемориала «неуместно», при этом «музей не снимает с себя ответственности по уходу за польскими захоронениями».

РИА «Новости» дало по этому поводу такой комментарий:

В марте 2023 года бывший президент, а ныне заместитель председателя Совета безопасности РФ Дмитрий Медведев написал статью для «Спутника» в Польше уже с другим своим мнением:

В апреле 2023 года, накануне Дня памяти жертв Катыни, который отмечают в Польше, российское телевидение объявило: «Опубликованы доказательства зверств нацистов в Катыни в 1941 году». Показания, которые подтверждают, что катынская трагедия — дело рук немцев, дал, как выяснилось, «участник захоронения убитых поляков, а впоследствии боец батальона «особого назначения», действовавшего в Ленинградской области в годы Великой Отечественной войны, Арно Дюре». Давал он эти показания, оказывается, еще в 1945 году, но только теперь на них почему-то обратило внимание российское телевидение.

С Тверью тут есть проблема: во время Великой Отечественной войны в Медном немцы пробыли всего три дня, а на берегу реки Тверцы, где находятся могильные ямы, их не было вообще. Но на этот случай имеется другая версия: просто в ямах этих лежат не поляки, а красноармейцы, умершие от ран в эвакогоспиталях под Тверью.

Елена Образцова не отрицает того, что такие захоронения под Тверью тоже могут быть. Так давайте их найдем. Но это не означает, что гибель поляков от рук чекистов надо перечеркнуть.

— В радиусе 50 километров от Медного действительно были госпитали, — соглашается Образцова. — Что такое госпиталь в военное время? Их могли расположить в каких-то деревенских домах, в палатках. Если будут найдены умершие от ран красноармейцы, им тоже надо поставить памятник.

Но этому «если будут» скоро исполнится четверть века: по словам Образцовой, разговор о красноармейцах идет с самого начала нулевых. Почему-то найти их ни государство и ни одна «патриотическая» организация так и не постарались. Главное — вычеркнуть из памяти поляков, которым их соотечественники памятник поставить смогли.

* Включена в реестр иноагентов.