«Мэтру отечественной журналистики» (так его называет коллега по ненависти Владимир Соловьев) 70 лет. Он, когда-то общавшийся с Горбачевым и даже выпивавший с ним на банкетах «Независимой газеты», сегодня первого президента СССР ненавидит. Разумеется, не стесняясь в оценках и выражениях — сейчас так принято. Подобный же градус публичной ненависти Виталий Товиевич демонстрирует по отношению к Ельцину. По Третьякову, оба покойных российских лидера «спустили страну в яму», а его, несчастного журналиста перестройки, поверившего им, просто ввели в заблуждение.

Последние 23 года, уверен Третьяков, его никто в заблуждение не вводит. Ну и хорошо: значит, и сам Третьяков уже не сможет никого ввести в заблуждение глубокомысленным видом и прежней витиеватой речью — с ускользающим смыслом и позицией говорящего. Теперь эта позиция однозначна, как дуло расстрельного пистолета, и вряд ли оставляет шанс — случись что — переобуться еще раз.

Третьяков, КПСС и перестройка

Виталий Товиевич Третьяков родился в год смерти вождя всех времен и народов — 2 января 1953 года. В Москве. Отец Товий Третьяков — фронтовик, работал инженером. Мать была рабочей. Детство прошло на Таганке, на Большой Коммунистической улице — сегодня улице Солженицына, в большой коммунальной квартире. Третьяковым там принадлежала комната в 11 кв. метров. Помимо Виталия, в семье было еще двое младших сыновей, все дети спали на антресолях.

В 1964 году Третьяковым дали двушку в хрущевке (кстати, Хрущева он тоже ненавидит). «После комнаты в 11 метров она нам показалась гигантской. Там было 36,6 кв. метров!» — вспоминал Третьяков спустя полвека, к тому моменту проживавший уже в большом загородном доме.

После окончания школы выбор пал на факультет журналистики МГУ. Поступил. В армии служить не пришлось — в вузе была военная кафедра. В 1976 году, только выпустившись с журфака, Третьяков смог устроиться в АПН — в престижное в те годы Агентство печати «Новости». Задержался там на 12 лет. Сначала работал в Главной редакции периодических изданий, выпускавшей газеты и журналы за рубежом. В частности, будущий эксперт по «загнивающей Европе» много писал для советского издания во Франции «Этюд совьетик».

В 1980 году вступил в КПСС. Следом перешел в Главную редакцию международной информации (ее называли еще Главной редакцией контрпропаганды). Тут Третьяков и получил первый опыт информационных войн: участвовал в создании служебного вестника «Глобус». Сфера распространения — библиотеки парткомов.

Третьяков с поставленными задачами справился, и с 1987 года работал уже в Группе приоритетных акций АПН, созданной для проведения контпропагандистских кампаний в советской и зарубежной печати.

И обувь пришлось менять в первый раз.

В 1988 году Третьяков оставляет свои позиции на доверенном ему участке информационного фронта и переходит на сторону «противника» — в газету «Московские новости», главным редактором которой был легендарный Егор Яковлев, один из столпов перестройки и яркий прораб последовавших за ней головокружительных перемен.

Тренд Третьяков уловил чутко. Стал обозревателем отдела социально-экономической жизни и писал весьма критические статьи про родную партию. Например, о партийных привилегиях в СССР. Один из подобных материалов вышел аккурат во время работы XIX партконференции КПСС и вызвал высочайшее недовольство секретаря ЦК партии Егора Лигачева, обрушившегося на журналиста с высокой трибуны.

А Третьяков пошел на повышение: Яковлев назначил его политическим обозревателем «Московских новостей», а затем и своим замом.

В год массового выхода граждан из КПСС, 1990-й, Третьяков тоже покинул ряды теряющей власть партии.

Третьяков и «Независимая газета»

Весной 1990 года тогдашний председатель только что избранного демократического Моссовета Гавриил Попов — будущий мэр столицы — предложил Третьякову создать и возглавить новое периодическое издание, которое бы освещало общественно-политическую жизнь города. Третьяков согласился, но с условием, что газета будет не городского, а «общенационального» масштаба, «посвященная жизни страны, мира». Название «Независимая» предложил он же, Третьяков.

«Я сказал Гавриилу Харитоновичу, что газета не должна подчиняться в своей редакционной политике Моссовету, — рассказывал он спустя годы в интервью РИА «Новостям» и, что особенно опасно, — отдельно взятым и особо активным депутатам, которые любят публиковать свои статьи, а некоторые еще выражают неудовольствие тем, что ты опубликовал статью какого-то человека Х, который им по каким-то причинам не нравится. Гавриил Харитонович, нужно ему отдать должное, моментально с этим согласился».

Третьякову тогда было 37 лет. Газету он начинал с нуля, но не без помощи Моссовета. Тот выделил редакции помещение, дал беспроцентный кредит на год в 300 тысяч рублей и выбил лимиты на газетную бумагу, которая тогда была в дефиците. Политические указания, по словам Третьякова, ему давали Гавриил Попов и другие представители Моссовета: Сергей Станкевич, Николай Гончар и Юрий Лужков.

Впрочем, тогда Третьяков обладал еще весьма прогрессивным подходом к руководству изданием. Это тоже тренд того времени. «Помню, как я начала в 1992 году работать в «Независимой газете». Тогдашний главный редактор Виталий Третьяков меня толком и не знал. И вот он мне дает полосу: «Делай». Я делаю, приношу ему материалы на подпись. Он говорит: «Все прочитаю в газете», — вспоминала телевизионный критик Ирина Петровская.

Сам Третьяков рассказывал, что в больших изданиях еще оставались государственные цензоры — в «Правде», «Известиях», в АПН. Но «Независимая газета» «сразу от них отказалась, то есть мне никого даже не пытались прислать».

Во время путча августа 1991-го «Независимая» попала в список запрещенных ГКЧП газет, хотя, как отмечал впоследствии Третьяков, «была и не проельцинской, и не прогорбачевской», «выступала с критикой и того, и другого со статьями, приветствующими правильные шаги и того, и другого».

Горбачев был на первом юбилее «Независимой». Это было практически сразу после отставки с поста президента СССР в декабре 1991 года.

Тогда Третьяков еще не догадывался, как его якобы «жестоко обманывали».

Празднование первой годовщины «Независимой» запомнилось еще и тем, что в голодный 1991-й на столах были устрицы, заказанные прямо из Франции. Открывать моллюсков на банкете на тысячу человек из Парижа приехали специальные открыватели устриц. Со своими приборами. Деньги на празднование дали коммерсанты, в том числе и те, что совсем скоро станут «токсичными». «Это нам обошлось в три миллиона рублей тогдашних — артисты, декорации, продукты… Эти три миллиона были — за абсолютную точность опять же не ручаюсь, но вряд ли сильно ошибусь — получены: миллион рублей — от Владимира Гусинского, это достал Миша Леонтьев, который тогда сильно дружил с Гусинским; миллион рублей от «Менатепа» (структура ЮКОСа Михаила Ходорковского, признанного ныне иноагентом. — Ред.); и миллион рублей дал Константин Затулин, это была Московская товарная биржа».

Устрицы — символ успеха. И, кажется, что именно их недоступное и манящее нежное мясо, спрыснутое лимончиком, как-то сильно повлияло на дальнейшую судьбу мальчика из 11-метровой комнаты в коммуналке.

Третьяков и Березовский

Несмотря на устричное шоу, с финансами на саму газету дело обстояло не очень. Кредит, выданный Моссоветом, закончился быстро. Третьяков обратился за деньгами к интеллигенции, которую, как и Горбачева с Ельциным, спустя годы будет клеймить за все и сразу. На просьбу откликнулись «прорабы перестройки», люди к тому времени с именем, среди них были академики и доктора наук. Более 80 человек сложились по тысяче рублей. Правда, гайдаровская инфляция, отмечал Третьяков, «сожрала все деньги, и та тысяча рублей превратилась примерно в рубль».

Осенью 1993 года Моссовет был ликвидирован ельцинским указом, Третьякову «понадобились огромные усилия, чтобы вопреки сопротивлению тогдашних демократических властей переучредить газету». Переучредил. Но в отличие от государственных «Известий», «Труда» и «Комсомольской правды» газете Третьякова ельцинское правительство отказало в выдаче бюджетной ссуды.

Через 30 лет он рассказывал, что газету якобы хотели закрыть люди, «ныне здравствующие, все относящиеся к ельцинской элите», которые тогда «занимали очень высокие посты на всероссийском уровне».

Тем не менее всесильные тогдашние враги независимой прессы издание не закрыли и не ликвидировали через суд, как это произошло после начала СВО почти со всеми независимыми российскими СМИ.

Весной 1995 года Третьяков сам приостановил выпуск «Независимой» — из-за долгов перед типографией и «бумажниками». Присоединяться к бизнес-империи Гусинского, по его словам, он не хотел — тот в свое время увел у него журналистов для своей газеты «Сегодня». И в столь непростой период на помощь пришел… Михаил Горбачев, наверное, так хитро обманывал доверчивого главреда.

Продолжая искать деньги, Третьяков встречался и с премьер-министром Виктором Черномырдиным, и с другими значимыми фигурами того времени. Безрезультатно. В итоге согласился на предложение о финансировании от Бориса Березовского, в отношении которого у него «были сомнения». Но выбора, вспоминал он, не было: по словам Третьякова, летом 95-го года редакцию «Независимой» захватила другая команда, которая хотела делать газету уже без него.

Березовский тогда дал ему свою вооруженную охрану, с которой он поехал в редакцию «Независимой». «Руководил всем Сергей Соколов, начальник охранного предприятия «Атолл», он меня встречал. С ним были люди, у некоторых были помповые ружья, в общем, они выглядели весьма солидно, — рассказывал Третьяков спустя годы. — Мы подъехали к «Независимой газете», я вошел вместе с юристом от Березовского, охрана меня знала и не решилась остановить.

Они сломали замок… или принесли в какой-то момент ключи, не помню, и после этого я вызвал одного заместителя, другого заместителя, которые пытались устроить переворот в редакции, и сказал, что финансирование газеты найдено, ваша власть незаконна, что вы тут делали — меня не интересует, а что вы будете делать дальше — решайте сами. Один где-то через полчаса мне принес заявление об увольнении по собственному желанию, другой в слезах стоял и говорил: «Извини меня! Я дурак!».

Это весьма опасный момент биографии. Не было в начале 2000-х страшнее врага у нового президента Путина, чем Березовский. Потому воспоминания Третьякову и приходится корректировать.

Третьяков сегодня на всякий случай подчеркивает: «Никакой роскошной финансовой жизни при Борисе Абрамовиче у меня не было». Финансирование газеты шло с перебоями, Березовский на политику издания не влиял. Была лишь «естественно, просьба летом 1996 года — поддержка Ельцина на выборах». При этом, по словам Третьякова, сам он тогда был сторонником Григория Явлинского. Ну а после 2000 года их пути «с Борей уже разошлись по отношению к Путину, что в итоге и привело к тому, что в 2001 году он [Березовский] вырвал газету из моих рук». Как раз в то время, когда президент вырывал НТВ из рук олигарха Гусинского, помогавшего некогда с устрицами.

Третьяков и новое время

С приходом к власти нового президента Третьяков переобулся во второй раз.

Он в новых реалиях не растерялся (сказался вбитый в подкорку принцип партийности печати) — его мысли вновь удивительным образом стали совпадать с позицией действующей власти.

На целых 19 лет (с 2001 по 2020 год) Третьяков оказался в кресле ведущего авторской телепрограммы «Что делать? Философские беседы» на канале «Культура». Темы были преимущественно такие: «Как нам реформировать ООН?», «Евросоюз — проблема для России?», «Являются ли США проблемой для России?», «Какова судьба русских на Украине?», «Слышен ли голос русских в Евросоюзе?», «Судьба русских в Прибалтике», «Как организовать контроль за выборами президента США?», «Почему и зачем человек видит сны?», «Разведчик как профессия», «Как и почему Европа породила идеологию и практику нацизма?», «Европейский дом в огне. Можно ли его спасти?».

Помимо этой наиважнейшей для сограждан телепрограммы, Виталий Товиевич по-прежнему работал и в печатных СМИ. Пять лет был владельцем и главредом некоего ежемесячного журнала «Политический класс», выпуск которого был приостановлен так же незаметно, как и начат. Меньше года числился главным редактором ныне уничтоженного и когда-то легендарного еженедельника «Московские новости», в котором он, собственно, и начинал публичную карьеру. Занимался и преподаванием: шесть лет профессорствовал на факультете международной журналистики МГИМО при МИДе. Занялся общественной деятельностью: во второй срок президентства Путина состоял в его Совете по содействию развития институтов гражданского общества и правам человека, впрочем, защитой чьих-либо прав известен не стал.

«Я не был влюблен в Ельцина, но я за него голосовал, потому что видел: Горбачев, разваливший Союз, еще хуже. Ельцин довершил этот развал, и эйфория от наступивших свобод быстро сменилась ощущением, что мою страну унизили и бросили в яму. Это, конечно, слабое оправдание, ведь я к тому времени был уже не мальчик, мне было под сорок лет, и я должен был раньше разобраться, куда ведут страну эти люди».

К середине 2000-х Третьяков уже не мальчик. Теперь его не введешь в заблуждение и за нос не поводишь. Правление Путина открыло ему глаза и дало старт новой карьере — политолога и говорящей экспертной головы. Тему «заката Европы» он развивал и продолжает это делать в многочисленных политических ток-шоу, преимущественно в «Вечерах с Владимиром Соловьевым».

Да, когда-то он воспринимал Европу иначе, но опять же всему виной был Горбачев, который, очевидно, и ввел Третьякова в страшное искушение.

Впрочем, «если бы вдруг, не дай бог» Третьякову пришлось бы покинуть Россию, то он, тонкий ценитель «загнивающего Запада», выбрал бы Италию.

«Бесспорно, Италия. Итальянцы внешне вроде бы не похожи на русских, а внутренне мы понимаем друг друга. У меня там много друзей — и в Риме, и в других городах», — отмечал он в 2022 году.

А еще Третьяков стал писателем: выпустил серию книг под общим названием «Из СССР в Россию и обратно». Написал просто потому, что считает «своей миссией рассказать правду об ушедшей в историю жизни в СССР» — о журфаке, об АПН, о перестройке, о «Независимой газете»…

В 2008 году службу Третьякова наконец-таки оценили: поручили создать и возглавить кузницу отечественных пропагандистских кадров — Высшую школу телевидения при МГУ им. Ломоносова, которой он и руководит уже 15 лет. Школа выделяется даже на фоне изменившегося журфака МГУ, который и сам превратился в ускоренные курсы подготовки политруков. Производственную практику студенты Третьякова проходят на ВГТРК Олега Добродеева, Russia Today Маргариты Симоньян и киноконцерне «Мосфильм» Карена Шахназарова, который, возможно, когда-то и снимет фильм по книге друга.

На мастер-классы для студентов декан Третьяков приглашает Марию Захарову, Сергея Степашина, Дмитрия Киселева, Эрнеста Мачкявичюса, Ивана Охлобыстина и Артема Шейнина. Последний приходил к студентам в футболке с буквой «Z».

Сам Третьяков рассказывает студентам о том, что в соседней Украине засели «нацисты», а поздравляя их с 9 Мая, желает одного: «Уверен, что и сегодня Россия победит, ибо Правда на нашей стороне, и иного судьбой нашей Великой Родины не предначертано! За нашу Победу ныне, присно и во веки веков!».

Ну что же — аминь.

Третьяков и Украина

Как нетрудно догадаться, в 2014-м Виталий Третьяков поддержал присоединение Крыма (трудно в принципе найти то, чего он не поддерживает). А спустя 8 лет — специальную военную операцию в Украине, поскольку, уверен Третьяков, «Киев выбрал войну. На этом варианте настаивал и Запад».

На старости лет пришлось переобуваться вновь: натягивать старые кирзачи и снова занимать место в окопах пропагандистского фронта.

По сведениям Третьякова, Запад «финансировал» и «натаскивал украинских террористов» «последние тридцать лет». А вообще во всех бедах Украины виноват… Хрущев. Так как именно он «вернул бандеровцев в Украину»: «Хрущев массово амнистировал эту нечисть и позволил бандеровцам вернуться на Украину. Националисты сразу перешли к тактике инкорпорирования в советскую власть: вступали в комсомол и в партию, занимали должности в советских учреждениях. <…> Именно тогда началось создание Украины как анти-России».

«Я знал многих украинских политиков и журналистов, они не скрывали, что им платят на Западе», — говорит на голубом глазу Третьяков, имен при этом не называя. Он считает, что ему нужно верить на слово.

И на самом деле — верить на слово ему можно: «Тут все наши русские святыни, в Киево-Печерской лавре лежат наши святые, это русский город и русская земля. Если мы останемся на этой земле, мы не будем там оккупантами, именно потому, что это — русская земля <…>». Так Третьяков формулирует цель спецоперации.

За поддержку СВО и призывы к насилию — он под санкциями всех стран Евросоюза: так что «в случае чего» — не до любимой Италии.

«Я порой доверял людям, которым нельзя было доверять. <…> Тяжело разочаровываться в людях. Но было бы еще тяжелее разочароваться в жизни. Надеюсь, этого со мной никогда не случится». «А потому: поживем — увидим», — любит добавлять он.

Нет никакой гарантии, что когда-нибудь Третьяков снова не скажет: «Я к тому времени был уже не мальчик, и я должен был раньше разобраться, куда ведут страну эти люди».

Только вот переобуться будет уже не во что.