День Европы

В Европарламенте проходила рядовая пленарная сессия, какие бывают каждый месяц. Но символизм все же был. В том, что 9 мая перед депутатами с речью из серии «Это Европа» выступил канцлер ФРГ Олаф Шольц, а также в том, что одновременно глава Европейской комиссии немка Урсула фон дер Ляйен находилась с визитом в Киеве.

Страсбург, одна из официальных столиц Евросоюза (наряду с Брюсселем и Люксембургом), находится на историческом стыке не одной войны, разорившей Старый континент. Об этом напоминают дорожные указатели на автостраде А31, по которой я туда ехал: «Верден», «линия Мажино».

Сегодня линия соприкосновения проходит в двух с лишним тысячах километров восточнее, а с германским Келем центр французского Страсбурга связывает трамвайный маршрут. В майские дни здесь обычно отмечали достижения европейского объединения стран, которое началось с декларации Робера Шумана от 9 мая 1950 года и дало их народам почти восемь десятилетий мира. Сегодня всерьез обсуждают, не иллюзиями ли европейцы все это время жили.

Для них эпоха линейного развития прервалась или закончилась с тем, что у в России велено называть специальной военной операцией в Украине. Они начали пытаться переосмыслить, какой будет для Европы эпоха «после Украины» и чем она будет отличаться от предыдущей.

Шольц в своей речи отметил, что 9 мая дает «единственно правильный, нацеленный в будущее ответ на развязанную Германией мировую войну, на убийственный национализм и империалистическую манию величия». 73 года назад Шуман, в то время министр иностранных дел Франции, предложил строить новую, организованную и динамичную Европу. Начали с Европейского объединения угля и стали — ресурсов, определявших военное могущество.

С утра набережные реки Иль возле Европарламента заполняют экскурсионные автобусы. Он — достопримечательность Страсбурга, европейская туристическая Мекка. Рядом — Совет Европы, Европейский суд по правам человека — организации, членом которых еще совсем недавно была Россия.

До позднего вечера по этажам огромного круглого здания Европарламента проходят тысячи организованных туристов. Апогей их маршрута — гостевые трибуны главного амфитеатра, в котором проводятся пленарные сессии. Пока я слушал речь канцлера Шольца и его перепалку с депутатами, на гостевых трибунах сменялись группы посетителей — примерно по четверть часа на каждую группу. Почти бесшумно, не мешая дебатам в зале (так туристы посещают Страсбургский собор). Были группы пенсионеров, некоторые в инвалидных колясках. Может быть, даже и ветераны войны с обеих сторон, и уж наверняка те, кто помнит европейские города в руинах и очереди за продовольственными пайками. Но намного больше молодежных групп, студентов и старшеклассников. Те уже не помнят, как назывались валюты их стран: марки, франки, лиры, песеты, кроны, гульдены.

Молодым, которые привыкли знакомиться с соседями по Европе, путешествуя на каникулах с рюкзачками или на стажировках в студенческих кампусах, не приходит в голову мысль менять силой государственные границы ради приращения территории. Включать Страсбург в «германский мир», потому что коренные эльзасцы говорят на диалекте немецкого. На нем даже написано приветствие на автостраде при въезде в эту французскую область.

Но и молодые, и старые знают, что сейчас в Европе (…) [военные действия]. И это их тревожит, потому что это изменит привычную картину мира и предсказанный вектор развития. Опросы показывают, что в Германии, например, большинство выступает за скорейший мир, хотя однозначно солидарно с Украиной.

Европейцев застали врасплох

Главная причина, по которой российская СВО изменила Европу, заключается в том, что она заставила европейцев изменить взгляд на мир. Речь идет не только о СВО как силовой кампании, а о более широком понимании вооруженного насилия в его воздействии на все стороны жизни, даже тех, кто непосредственно не вовлечен в конфликт. Российское вооруженное вмешательство в жизнь европейской страны дало ЕС новую причину для существования. Внезапно от Таллина до Лиссабона и от Вильнюса до Афин люди осознали, что разделяют ценности, от которых Россия в их представлении далека.

До этого Европа жила в послевоенную эпоху, наступившую после разгрома антигитлеровской коалицией режима, который был установлен в Германии на основе идеологии фашизма, расовой и этнической исключительности, великодержавного доминирования, территориальной экспансии. В послевоенной Западной Европе не без содействия близкой по духу Америки строили антитезу пережитому тоталитарному порядку.

И в этом смысле 24 февраля 2022 года застало европейцев врасплох.

Со времени декларации Шумана объединение Европы развивалось поступательно, без существенных откатов назад, не считая Brexit. Выход из союза изначально «слабого звена», Великобритании, вызывает споры и в самом Лондоне. За Объединением угля и стали («шестеркой», над которой в 50-х и позже издевались обозреватели газеты «Правда»), последовали Европейские сообщества и, наконец, Европейский союз. Углублялись взаимные обязательства, добавлялись общие правила и принципы, совершенствовалось общее законодательство, громоздились бюрократические структуры. ЕС территориально расширялся, и сейчас в нем 27 стран.

В 2004 году произошел взрывной рост: впервые в состав объединения вошли страны Центральной и Восточной Европы, которые по результатам встреч в Ялте и Потсдаме находились в сфере влияния СССР, следовали его модели развития, принципам и ценностям. Перспектива членства обещана оставшимся вне ЕС западнобалканским странам, и на этом расширение союза останавливалось. Чтобы избавить его от чрезмерных «национальных особенностей» и сохранить управляемость.

Европа и страны бывшего СССР

Бывшим советским республикам (кроме стран Балтии, принятых в ЕС) предлагались соглашения об ассоциации, свободная торговля, углубленное партнерство, «безвиз» и прочие атрибуты близости, но без участия в структурах, в принятии общих решений, европейского гражданства.

В 1994 году, аккредитуясь при ЕС, я пришел к пресс-секретарю европейского комиссара Ханса ван ден Брука, ведавшего внешними связями. Тот ломал голову над тем, как бы вежливо отреагировать на сказанные неосознанно слова президента Ельцина: Россия «пока не член ЕС, но ассоциированный член». Мол, скоро будет полным. А мой собеседник не мог политкорректно объяснить, что ЕС не в состоянии переварить инородное тело размером больше его самого — по территории уж точно. По формальным признакам Россия получила бы в Совете ЕС блокирующее большинство голосов, что взорвало бы весь европейский интеграционный проект. В Брюсселе видели тогда горизонтальную структуру, в которой демократическая Россия оставалась самой собой, но рядом и like-minded (единомышленницей).

Такой в представлении европейских элит выглядела модель «большой Европы», которая обеспечит мир и процветание на пространстве от Лиссабона до Владивостока. По мере отдаления холодной войны и отмены «советской угрозы» европейцы сокращали военные расходы и ослабляли зависимость от Америки в области обороны, развивали рыночную социальную экономику, пользуясь энергетическими и сырьевыми ресурсами России. Которая их с удовольствием продавала и проедала.

Учитывая провозглашенную Москвой приверженность европейским ценностям в области прав человека, правового государства, плюралистической демократии, та по идее не должна была мешать выбору других постсоветских стран. Эта убежденность, убывая, сохранялась вплоть до 2013 года — до решения Украины заключить соглашение об ассоциации и свободной торговле с ЕС. И далее — известные события: резко отрицательная реакция Москвы, попытки Януковича лавировать, «евромайдан», пролитая кровь, бегство Януковича и смена власти в Киеве, которую в России позднее официально назвали государственным переворотом.

Новая эра

Европа продолжала жить в послевоенной эпохе и исходила из того, что после берлинской стены в Европе не будет стен. Сегодня это уже не так. Благостная схема взаимовыгодного сосуществования с Россией обрушилась. 2022 год для Европы стал сменой эпох. В Германии в оборот вошло слово Zeitwende («новая эра». — Ред.). За четверть века до этого немцы назвали Wende («перемена». — Ред.) объединение своей страны и сопутствующие ему процессы. Теперь географический охват перемен был намного шире.

Как написал болгарский политолог Иван Крастев, ЕС уже настолько вовлечен в Украину, что отношения никогда не вернутся к прежним. Мы увидим что-то новое. В результате Украина будет другой и Евросоюз будет другим.

Но скоро, по мере развития событий, публика в ЕС стала проявлять гораздо бо́льшую готовность одобрить решения о поставках украинцам такого оружия, которое раньше они бы не поставили.

Это не значит, что общественное мнение и политические элиты безоговорочно встали на украинскую сторону. Большинство симпатизирует Украине, что видно по дискуссиям в том же Европарламенте и по манифестациям на улицах. Сейчас непопулярно быть, скажем, экс-канцлером ФРГ Шредером или экс-премьером Франции Фийоном, которые извлекли материальную выгоду из близости к Кремлю. Но так делали многие.

В «броуновском движении», возникшем в умонастроениях европейцев после февраля прошлого года, пока трудно разглядеть преобладающие тенденции. Судя по опросам, на передний план, как и всегда в моменты кризисов, выходят крайне правые и крайне левые. Но даже крайние, придя к власти, склоняются к доминирующей в Евросоюзе позиции. Пример тому — Италия.

Разношерстные и вечно спорящие между собой европейцы оказались гораздо более сплоченными, чем виделось из Кремля. Они продемонстрировали невиданное единство. Похоже, осознали, что их больше связывает, чем разъединяет в этом огромном и разнообразном мире. А именно — общие ценности, карикатурно представляемые «простым россиянам» уничижительным словом «гейропа». И конечно, общая безопасность.

Пересмотр «великих идей»

Начало серьезных военных действий в Украине заставило ЕС пересмотреть некоторые из своих «великих идей», которые жили на протяжении почти 80 лет в политических кругах.

Одна из них заключалась в том, что экономическая взаимозависимость, активная торговля сами по себе защищают от военных действий, ментально сближают. Но торговые узы между ЕС и Россией были теснее некуда. Во-вторых, европейцам за десятилетия мира удалось убедить себя в том, что военная мощь больше не имеет былого значения, а международное разделение труда только движет прогресс. Чем глубже, тем лучше. И это изменило все — от военных бюджетов до того, как работает экономика. И разрыв за один лишь год нефтегазовой пуповины зависимости от России произвел шок, поставил Европу на грань катастрофы. Европейцы срочно задумались о других зависимостях, прежде всего от Китая.

За последние двадцать с лишним лет военные бюджеты европейских стран ужались настолько, что экстренная помощь Украине подорвала их собственный оборонный потенциал и напомнила о безальтернативной зависимости от США. Одна лишь история с поиском «леопардов» для Киева и «лишних» снарядов в европейских арсеналах чего стоит…

Но идею оборонной автономии ЕС, проводником которой в основном был Париж, это отнюдь не усилило, а, наоборот, ослабило.

Претензии на европейскую оборонную идентичность, на европейскую силовую великодержавность растаяли. Европа растворилась в западном мире, еще больше ощутила себя его органической частью. Серьезные противоречия и споры с США стали второстепенными.

Слова Шольца были обращены в пространство, но явно адресованы президенту Франции Макрону: «Любой, кто с ностальгией лелеет мечту о европейской сверхдержаве, или любой, кто предается фантазиям о национальной сверхдержаве, застрял в прошлом».

Восток и Запад, Север и Юг

С «биг-бангом» 2004 года и последующим расширением на Восток ЕС качественно изменился. Принятые в него «бедные родственники» стремительно развивались, и удельный вес Центральной и Восточной Европы рос. Кризис вокруг Украины окончательно выявил условное разделение единой Европы на Запад и Восток. Запад более европоцентричный, Восток ориентирован на Америку.

Запад украинским пожаром напуган и симпатизирует Украине, вставшей щитом между ним и вызывающе непонятной Россией. Восток ЕС попросту считает своей войной то, что происходит.

Результаты опросов общественного мнения показывают, что основное различие между Востоком и Западом ЕС в этом кризисе состоит в том, что Восток боится оккупации, а Запад боится новой ядерной войны.

Отсюда преобладание «партии мира» (даже ценой территориальных уступок Украины) над «партией справедливости» в Германии и Франции, нерешительность в поставках Украине некоторых видов вооружений. Отсюда и падение авторитета франко-германского тандема — традиционного локомотива европейской интеграции. Выделяются также Север и Юг. Первый — экономически более развитый и жестче настроенный против России. Второй — беднее и политически менее антироссийский.

Есть в этой схеме и исключения. Венгрия поддерживает большинство антироссийских санкций, но ясно дает понять, что она не одобряет общую политику ЕС. Однако не настолько, чтобы выйти из него.

Будут ли расширять союз

Пошатнулись прежде монолитные принципы расширения союза и его внутреннего устройства. Украине беспрецедентно быстро предоставлен статус кандидата в члены ЕС. В обход очереди. Польше с подачи заявки до начала переговоров о вступлении потребовалось четыре года, а потом до вступления — еще семь. И это один из примеров самого быстрого пути.

У Турции путь был долгим и так и не завершился. «Ассоциированным членом» Европейских сообществ она стала с 1964 года, подала заявку на вступление в 1987 году, статус кандидата получила в 1999-м, переговоры о вступлении начались в 2005-м. Продвигались трудно и с 2016 года вовсе зашли в тупик. Причины понятны: слишком велика и слишком непохожа. Те же, что относилось к Украине. И вот перед ней этот шлагбаум решительно снесен.

Европейские лидеры, решившись на этот демонстративный шаг, потом, похоже, отказались от идеи «ускоренной» процедуры приема страны, законы которой и правоприменение далеки от стандартов ЕС. Никто не знает сроков вступления Украины в ЕС, но главное, это уже вопрос не «если», а «когда». Попутно кандидатский статус получила Молдова, а Грузии обещана менее определенная «европейская перспектива». Разрушен установленный раньше условный барьер между ЕС и остальной «географической Европой». Они признаны «своими». Их прием в союз еще больше изменит соотношение сил в нем. Особенно Украины, чей формальный вес сопоставим с весом членов ЕС «второго порядка» — Польши и Испании. Не говоря уже о весе моральном.

Политолог Крастев назвал сложившуюся ситуацию «войной идентичностей».

Но ни у какого государства нет права указывать другому, частью чего оно может или не может быть. Это вопрос политической идентичности.

Шольц сорвал первые аплодисменты зала только через полчаса своего выступления в Европарламенте. Как раз когда подчеркнул, что Украина, Молдова и Грузия «в перспективе» войдут в ЕС. До СВО такая идея не была столь популярной в депутатском корпусе — теперь стала.

Резкие перемены

Теперь о революционных изменениях внутри Евросоюза. Он вплотную подошел к введению принципа квалифицированного большинства для внешнеполитических и финансовых решений. Зрело давно, но кампания поддержки Украины заострила проблему. Пока для важных решений нужен консенсус. Это было хорошо для «шестерки» старых демократий, но все чаще парализует союз двадцати семи. Например, Венгрия блокирует общие решения по Украине и России, добиваясь своих частных выгод. Поэтому теперь в ЕС склоняются к новому принципу демократии в отношениях между членами союза: не стопроцентное согласие, но воля большинства. Отмена правила вето стала бы историческим сдвигом в европейской интеграции. Никакое следующее расширение ЕС без этого просто невозможно.

Кризис вокруг Украины подтолкнул «зеленый переход» Евросоюза, который планировался как долгосрочный и плавный процесс. Резкое, хотя еще не полное избавление от поставок российских нефти и газа ускорило внедрение возобновляемых источников энергии. Это дорого стоило европейцам: высокая инфляция, рост государственных расходов и снижение конкурентоспособности, особенно по отношению к США, что обещает экономические и социальные проблемы. Улицы Парижа еще не раз будут ареной боев полиции с демонстрантами…

С антироссийскими санкциями ясно. Но Брюссель вообще усиливает контроль над экспортом и импортом «чувствительных» товаров, стал разборчив к допуску иностранных инвесторов.

Прежде всего это касается отношений с Китаем, которые удачно описываются триадой «партнер, конкурент, системный соперник». Нет сомнений, что соперничество и конкуренция усилились. Глава Еврокомиссии фон дер Ляйен предложила формулу: «не отдаление (от Китая), но разумное снижение рисков».

Вероятно, Евросоюзу в поиске глобальных союзников и экономических партнеров придется умерить амбиции борца за демократию и права человека во всем мире. Как бы ни назывался новый мировой порядок — многосторонним или многополярным, — Европа уже далеко не законодатель мод. Как заметил Шольц, в новом мире ЕС, даже с учетом предстоящего расширения, — это лишь полуостров с полумиллиардом жителей на фоне десятимиллиардного населения планеты. ЕС не претендует на величие, но хочет остаться образцом высоких социальных и экологических стандартов, «фирменного» европейского образа жизни.