КомментарийОбщество

Считаем до двухсотых

Вооруженные конфликты заканчиваются еще и тогда, когда число жертв — чаще военных, реже гражданских — превышает болевой порог общества. Кто и как определяет эти границы?

Считаем до двухсотых

Фото: Петр Ковалев / ТАСС

Последние недели и Запад, и Восток в ожидании резкого обострения ситуации в зоне вооруженного конфликта. Мировые СМИ в этой связи много пишут о вероятных потерях, которые могут стать неприемлемыми. Но что это такое? В сугубо военной сфере термин имеет вполне точное значение. А вот в политической все куда более запутанно.

Военные подсчеты

Итак, что такое по военным понятиям «приемлемые потери» в наступлении? Для российских военных, согласно разработанным в послевоенный период документам, это

  • 1–2% личного состава за одни сутки в наступлении.
  • При прорыве тактической линии обороны (3–8 км) возможны кратковременные потери до 5% в сутки.
  • При выходе на оперативный простор, то есть в тылы противника, потери не должны превышать 3% в сутки.

Методика определения приемлемых потерь такова. Задача по продвижению в наступлении у дивизии — 20–30 км в сутки (с применением тактического ядерного оружия — до 50 км в сутки). При этом дивизия должна сохранять боеспособность. Считается, что соединение боеспособно при численности свыше 70% от штатного состава.

При количестве личного состава 60–75% — ограниченно боеспособна. Это означает, что дивизии могут дать другую задачу — например, перейти в оборону. Часть небоеспособна, если военнослужащих в ней в результате потерь осталось менее 60%.

При потерях более 50% воинская часть теряет так называемую боевую устойчивость, и возможно отступление без команды, которое нередко переходит в панику и бегство с позиций.

Это общее правило, но исключений немало — известны случаи, когда часть продолжала организованное сопротивление при потере 90% численного состава. В такие моменты очень много зависит от мотивации бойцов.

Но как бы ни закончилось сражение, во всех странах неприемлемые потери требуют замены войск на передовой, вывода их в тыл, последующего отдыха, пополнения, а если необходимо, то и переформирования.

У армии в наступательной операции задача — пройти 50 км за трое суток. Таким образом, дивизия в составе этой армии должна сохранить после трех суток боев не менее 70% личного состава и боевой техники. Если после этого срока дивизия небоеспособна, она теряла 13% в сутки. Это считается чрезвычайно высокими, то есть неприемлемыми суточными потерями.

Сколько бы суток дивизия ни наступала, нельзя допускать потери более 30% личного состава. При этом в потери входят не только павшие на поле боя, а все, кто выбыл за это время из строя: убитые, тяжелораненые, легкораненые и контуженные, требующие лечения, дезертиры, а также все выбывшие по болезни или любым другим причинам.

Подобные подсчеты считаются «классикой», то есть они многократно проверены военной статистикой на документах и практике всех войн после Великой Отечественной включительно. Тщательные подсчеты потерь в различных операциях выработали общее правило, выразившееся в приведенных выше процентах. По мнению экспертов и участвующих в спецоперации на Украине военных, на сегодня нет причин говорить об изменениях в этом правиле, несмотря на то что средства и методы ведения боевых действий в некоторых сферах существенно изменились.

Подсчеты в армии США

В армии США подобной «процентовки» нет. Там приемлемость потерь выводится в постоянной оценке и переоценке в ходе военных действий для каждого отдельного соединения с помощью аналитиков Пентагона. Философия такого анализа проста: чем меньше потерь, тем лучше. По сути, все определяется конъюнктурой конкретного боевого эпизода.

Панихида по погибшим при высадке в Могадишо, 1993 г. Фото: Public Domain

Панихида по погибшим при высадке в Могадишо, 1993 г. Фото: Public Domain

Например, в ходе высадки в Могадишо (Сомали) в октябре 1993 года силы специального назначения США потеряли за двое суток 18 человек убитыми и 80 ранеными. Этого оказалось достаточно, чтобы президент Клинтон при полной поддержке Конгресса принял решение о прекращении операции и выводе из Сомали всех американских военных. Позднее Ридли Скотт снял по этим событиям захватывающий фильм «Черный ястреб», получивший два «Оскара».

Офицеры-аналитики, отвечающие за определение приемлемости потерь в каждой конкретной ситуации, находятся во всех штабах армии США. Они выдают обязательные к учету рекомендации и выводы. Правда, и статус у них выше, чем у офицера-оператора в российском штабе.

Если такой офицер сообщает, что в ближайшие несколько суток соединение будет нести высокие потери, командир должен остановиться.

В 2014 году украинские военные управленцы еще исповедовали советские взгляды. За прошедший год все радикально изменилось, и сегодня оценку приемлемости потерь ВСУ осуществляют по лекалам НАТО. Множество офицеров успели окончить военные заведения в НАТО (речь идет о многих сотнях военных) и влились в штабы от бригад и выше. Аналитики, отвечающие за оценку потерь, постоянно ищут пути их снижения. В этом и есть суть американского подхода. Самостоятельность командиров ВСУ способствует тому, что они сами выбирают сценарии действий с задачей минимизации потерь. Принцип высокой самостоятельности подразделений в бою заимствован у армии США.

Уже в конце 80-х в ходе всех учений в СССР прогноз темпов наступления и предполагаемых потерь делал компьютер. Методики подобных расчетов существуют во всех передовых армиях мира. Их ведут в каждом штабе. Оценки состоят из двух частей: отображения уже понесенных потерь и следующих из этого выводов, а также прогноза потерь будущих.

Гражданские

При этом методик расчета грядущих потерь среди гражданского населения на территории противника не существует. И ни одна армия перед наступлением чужие потери не считает.

Оценка потерь мирного населения собственной страны проводится в рамках оборонительной операции «в объеме задач округов военного времени». Это когда все войска ушли воевать, а в округе осталась одна администрация. Вот ей-то и переподчиняют на время войны МЧС, медицину и органы взаимодействия с населением. Общие оценки могут давать специалисты МЧС и зарубежных ведомств сходного профиля. Разумеется, речь идет о конвенциональных войнах.

Потери мирного населения во время ядерной войны по обе стороны Атлантики рассчитывать умеют намного лучше. Для этого привлекались лучшие научные кадры. Например, во всех расчетах конца 80-х годов только по Москве военные ожидали 8–10 ядерных ударов. На больших учениях Московского военного округа в то время спасатели, медики, пожарные и войска химзащиты готовились к двум миллионам погибших в первую неделю (население Москвы составляло около 8,5 млн).

Однако в документах российской армии есть обязательный пункт, доставшийся ей от СССР, — отселение мирного населения из зоны боевых действий. Поэтому начавшееся недавно отселение граждан в Запорожской и Херсонской областях из населенных пунктов на линии боевого соприкосновения и в ближнем тылу —

это не гуманистический порыв командования, а обязательное мероприятие, которое ему вменено в обязанность действующими предписаниями. Это конкретный пункт плана подготовки к оборонительной операции.

Потери и общество

Но когда речь заходит о том, как долго граждане страны готовы нести бремя военных действий, какие тяготы они готовы ради них пережить, все становится куда менее определенным. Это уже традиционная сфера политики.

Война во Вьтнаме, 1964 г. Фото: GG Vintage Images / UIG Art and History / East News

Война во Вьтнаме, 1964 г. Фото: GG Vintage Images / UIG Art and History / East News

У политиков тоже есть свои инструменты — опросы общественного мнения, военная пропаганда, законы, ограничивающие оппозицию в военный период. Но они имеют ограниченное действие. Невозможно заставить людей страдать любой ценой. А вопрос цены решающий — ради чего терпеть? И военные расчеты в политическом прогнозе бессильны.

В недавней военной истории есть два очень наглядных случая, когда потери оказались неприемлемыми для общества, и оно остановило войну. Это Вьетнамская война 1964–1974 годов и длившиеся около двух с половиной месяцев бомбардировки НАТО Югославии в 1999 году.

В первом случае общество США политическим давлением заставило свое правительство прекратить затянувшуюся войну. Во втором случае Сербии было нанесено военное поражение, граждане отказали в доверии своему правительству, и оно фактически капитулировало.

В обоих случаях общество сыграло важнейшую роль в окончании военных действий именно под влиянием прямых и косвенных потерь.

Такое развитие событий как последствия войны должны предвидеть и оценивать политики. Это не сфера ответственности военных. У них и инструментов нет для определения момента, когда избиратели вдруг посчитают военные потери неприемлемыми. Поэтому политики всегда стремятся сохранить уровень относительного комфорта в самоощущении народа, из чего бы он ни складывался в каждой конкретной стране. Ведь страну невозможно вывести в тыл на пополнение, отдых и переформирование.

Как видим из истории, политики, начиная войну, сплошь и рядом ошибаются, когда определяют для общества болевой порог, ниже которого опускаться нельзя. Дело в том, что и сам этот болевой порог подвижен и меняется в ходе вооруженного конфликта. По моему убеждению, определение какими-либо методиками той грани, когда потери для общества становятся неприемлемыми, — почти нерешаемая задача.

Бомбардировка Белграда, 21 апреля 1999 г. Фото: East News

Бомбардировка Белграда, 21 апреля 1999 г. Фото: East News

Собственно, это и есть сама политика, ее суть. Качество и мощь государственной пропаганды, уровень благосостояния избирателя, рефлексия образованного класса, влияние и возможности оппозиции — из всех этих и множества других переменных и складывается понятие неприемлемых потерь. Иногда они могут оказаться неожиданно малыми. Народ Сербии, как выяснилось, не считал правительство Милошевича особой ценностью.

В прогнозах будущего военного столкновения с Россией украинские генералы еще пять-семь лет назад описывали неизбежную гибель десяти тысяч своих военнослужащих в первые недели как катастрофические и неприемлемые для гражданского общества. А сегодня это не повод для капитуляции. Каков сейчас болевой порог у российского общества, неизвестно. Но судя по прошлому опыту, он очень высокий, как и у украинского.

Есть, правда, один верный индикатор, показывающий, что терпение на пределе. Это оценка ситуации в самой действующей армии.

Вооруженные силы — точный срез социальной структуры общества. Хотя и неправильно считать армию и общество просто сообщающимися сосудами — военные всегда более консервативны. Понесенные потери они не хотят считать напрасными и готовы на гораздо бо́льшие жертвы. Причем они не просят об этом гражданских.

Поэтому переговоры о мире во все времена встречали яростное сопротивление именно в армейской среде. Но когда уже в окопах начинают называть военную операцию «вялотекущим сифилисом» — это первый признак того, что и само общество в ближайшее время может посчитать ее последствия неприемлемыми. По крайней мере, в других странах происходило именно так.

читайте также
Фото: Пресс-служба Минобороны РФ / ТАСС

Фото: Пресс-служба Минобороны РФ / ТАСС

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow