Брачная революция королевы Виктории

«Коли я не могу никакими средствами достать себе денег, значит, я должен жениться на богатой», — говорил Миша Бальзаминов, персонаж пьесы Александра Островского. «Ах, маменька, какая это обида, что все на свете так нехорошо заведено! Богатый женится на богатой, бедный — на бедной. Есть ли в этом какая справедливость», — сокрушался незадачливый жених?

И исправить эту несправедливость можно только радикальными способами, делал вывод Бальзаминов.

Вот вы смеетесь, а напрасно — социальный эксперимент под девизом «богатая выходит замуж за бедного, а бедный женится на богатой» осуществился в действительности! Причем примерно в те же годы, когда Миша Бальзаминов искал себе богатую невесту. Правда, чтобы принять участие в таком эксперименте, Бальзаминову пришлось бы поехать в Англию, где правила королева Виктория.

В викторианской Англии существовала социальная практика, которую можно назвать «тиндером для аристократов». Это были знаменитые Лондонские сезоны, куда со всей страны съезжались элитные невесты и холостяки из хороших семей, в остальное время года сидевшие в своих поместьях по всех стране.

Весь это праздник жизни прервался в 1861 году, когда королева Виктория, чрезвычайно огорченная почти одновременной смертью матери и любимого мужа, надела траур и на три года отменила проведение «сезонов». И если джентльмены, что называется, могли потерпеть, то юным леди было намного хуже: нравы в то время были самые консервативные — найти мужа девушке нужно было в течение года-двух после выхода в свет, а если ей это не удавалось — получай клеймо неудачницы и старой девы, да и молодые конкурентки поджимают.

О том, что было дальше, рассказал Марк Гони, экономист из Университета Бергена и исследователь брачного поведения в статье Assortative Matching at the Top of the Distribution: Evidence from the World's Most Exclusive Marriage Market, год назад опубликованной престижным American Economic Journal: Applied Economics, 14 (3):

Девушки спешно начали искать себе кавалеров, но… выяснилось, что леди из хорошей семьи без присутствия на великосветской тусовке в Лондоне найти себе ровню в английской провинции не так-то легко. Пришлось соглашаться не то чтобы на совсем «бедных кавалеров» (вроде неудачника Бальзаминова), но на таких, которых раньше не пустили бы в помещичью усадьбу. В результате у аристократок, чей брачный возраст пришелся на годы без «сезонов» (1861–1863), вероятность выйти замуж за простолюдина оказалась на 40% выше, чем у тех, кто имел возможность тусить в столице. Но это еще не все. Знала бы королева Виктория, что будет потом, — она, быть может, и не стала бы отменять «сезоны».

Причин тому, как пишет Марк Гони, тут было две.

• Первая — на содержание сестры приходилось тратить средства, которые могли бы пойти на выборы.
• И вторая, главная, — у таких семей исчезала возможность воспользоваться политическими капиталом мужа — он этого капитала просто не имел. Был бы избранник сестры аристократом — другое дело. Но шанс на «равный брак» был закрыт королевой, «заблокировавшей» аристократический «тиндер».

А дальше выяснилось, что в тех районах, где богатые девушки вступали в неравные браки, в 1870-е годы установились более высокие местные налоги — поскольку аристократические семьи, уменьшив политический капитал, проигрывали там выборы. Из местных налогов финансировались, в частности, школы — таким образом, отмена балов королевой помогла оплатить учебу в школе детям из бедных семей, объясняет Марк Гони. И таким образом помогло снижению неравенства

Деньги семьи важнее денег правительства

Подождите радоваться, мог бы сказать нобелевский лауреат Джеймс Хекман (Чикагский университет) и его соавторы по исследованию Intergenerational Transmission of Family Influence, опубликованному Национальным бюро экономических исследований США. Если кто-то осуществил мечту Бальзаминова и женился на богатой невесте — это еще не означает, что общество стало более справедливым.

В экономической теории существует понятие межпоколенческой мобильности по доходам — когда сравниваются доходы родителей и их выросших детей в сопоставимом возрасте (сколько получал родитель в его 40 лет и сколько получает его ребенок в свои 40 лет).

Высокая межпоколенческая мобильность доходов означает, что у детей есть большие возможности повысить свой социально-экономический статус по сравнению с родителями. Считается, что высокая межпоколенческая мобильность сглаживает неравенство доходов в обществе, т.к. означает высокое равенство возможностей достичь «верхних ступеней» доходного распределения.

На этом допущении строится социальная политика во множестве стран —

Все это работает, но… не так эффективно, как кажется, сказал бы Джеймс Хекман. Экономист изучал межпоколенческие связи доходов, активов, образования и потребления в Дании — образцовой стране первого мира — мононациональной, образованной, демократичной, некоррумпированной, с развитыми институтами, высоким уровнем благосостояния и т.д. И Хекман пришел к выводу: «степень межпоколенческой мобильности» даже в такой «образцовой» стране очень сильно завышена. И особенно сильно — «для детей, растущих в неблагополучных условиях». То есть родившийся на социальном дне в большинстве случаев обречен там и остаться.

Почему так? Дело в том, объясняет Хекман, что доходы детей (шире — их социальный успех) есть производная от доходов их родителей. Но не от текущих доходов, а от ожидаемых на протяжении всей жизни.

Другими словами,

Больше инвестиций в воспитание/образование (хороших книжек, репетиторов, времени для занятий, продолжительности обучения) — выше и результат (в среднем)

А вот если такой уверенности нет — инвестиций в развитие детей тоже не будет. И никакой «материнский капитал» тут не помощник (применительно к РФ: на что матери преимущественно тратят этот «капитал»? — правильно, на закрытие ипотеки. Вы слышали, чтобы этот капитал массово шел на образование? Нет, потому что матери в РФ понимают: чтобы прорваться наверх через образование, такого капитала мало, а квартира — вот она, и выбор очевиден).

Таким образом,

делает вывод Хекман.

Это плохая новость для тех, кто думает решить «проблему межпоколенческой мобильности» (превращения бедных если не в богатых, то хотя бы в средний класс) через «субсидии», «гранты» и «материнские капиталы» — родительская бедность перевесит, и «корм пойдет не в коня».

Умные для умных

А при чем тут Tinder, спросите вы? При том, что «Тиндер» (и другие сервисы онлайн-знакомств) — это, своего рода, постоянно действующие «лондонские сезоны», позволяющие людям перебирать контакты в поисках подходящей пары.

Но разве это плохо? Для отдельного человека, возможно, хорошо, а для социальной мобильности в обществе — не очень, скажут авторы исследовани «Неравенство доходов в США и смешанные браки».

В качестве объяснения они приводят такой пример.

Предположим, что есть только два типа людей, равных по количеству: те, кто учился в колледже, и те, кто не учился. Те, кто ходил в школу, зарабатывают 30 долларов, а те, кто не учился, — 10 долларов. Если образованные мужчины женятся на необразованных женщинах, а необразованные мужчины женятся на образованных женщинах, то каждое домашнее хозяйство будет зарабатывать в общей сложности 40 долларов. Таким образом, доходы домохозяйств полностью уравниваются.

Теперь представьте себе мир, в котором образованные люди женятся только на других образованных людях. Тогда домохозяйство, состоящее из образованного мужчины и образованной женщины, заработает 60 долларов по сравнению с 20 долларами, заработанными домохозяйством, состоящим только из необразованных супругов.

Это, конечно, модель. Но работает ли она в реальной жизни?

Да. Экономисты изучили сведения об образовании и уровне доходов сотен тысяч домохозяйств в США (по данным Бюро переписи населения США за период с 1960 по 2005 год) — и пришли к выводу, что начиная со второй половины ХХ века корреляция между супругами по уровню образования резко выросла.

«Универсанты женятся на универсантках», сказал бы Бальзаминов. И именно это обстоятельство стало одной из важных причин роста доходов богатых — и стагнации доходов бедных.

Как это работает? Мы можем предположить, что высокий уровень образования предполагает и высокий уровень интеллекта — и в таких парах рождаются «умные дети» (IQ наследуется примерно на 60%).

Но важнее другое —

Еще в середине 1980-х детские психологи Бетти Харт и Тодд Рисли из Канзасского университета выяснили, что ребенок из образованной и обеспеченной семьи к четырем годам услышит от родителей на 32 миллиона [произнесенных] слов больше, чем ребенок, родители которого жили на пособие, — и это окажет огромное влияние на развитие детского интеллекта. И даст такому ребенку значительное преимущество, которое не может быть компенсировано никакими «субсидиями», «грантами» и «материнскими капиталами».

Дружба и справедливость

Ах, маменька, какая это обида, что все на свете так нехорошо заведено! Умный женится на умной, дурак — на не очень умной. Есть ли в этом какая справедливость, слышим мы причитания Бальзаминова.

Никакой справедливости в этом нет, скажут экономисты Цезарь Сантос, Нези Ганер, Георгий Корчаков и Джереми Гринвуд, изучившие, как подбор партнеров «по диплому» влияет на неравенство доходов. По их оценке,

Получается, что на смену классу «наследственных аристократов» идет класс «наследственных меритократов»? Мы можем предположить, что даже если система социальной поддержки для бедных будет работать идеально, а доступ к деньгам и власти будет распределяется только на основе личных заслуг, дети из «хороших семей» будут обладать недостижимым преимуществом перед своими сверстниками из «простых»

Ну не все так плохо, скажет гарвардский экономист Радж Четти. Не браком единым будет жив человек, но и социальным капиталом. Четти и его соавторы по исследованию Social capital I: measurement and associations with economic mobility, доказали, что единственный по-настоящему работающий социальный лифт (не считая брака) —

Но, утверждает Четти, такие дружеские связи могут возникнуть только в топовом университете, где учатся дети элиты, — а чтобы поступить туда «с нуля», надо иметь по-настоящему выдающиеся способности «к ремеслу или к воровству». Все остальное вам не поможет — всю жизнь останетесь наемным сотрудником без капитала и перспектив.

Главная тайна российской элиты

Семейные связи правящего класса в России — это почти государственная тайна. Кто и как заключает браки в элите — об этом почти ничего не известно. И если о семейных связях высших семей информация более-менее просачивается в публичное пространство — то о втором эшелоне элит мы знаем очень мало.

Если человек благополучно продолжил начальственную династию — почему бы не похвалиться дедушкой-генералом или папой-министром? Или, наоборот, если человек родился «никем», а стал «всем», — еще больше поводов для гордости РФ, страной возможностей? Но нет. Для такой скромности «министров-капиталистов» должна быть какая-то системная причина.

Объяснение этому феномену можно найти в Индексе кланового капитализма 2023 г., Сrony-capitalism index, опубликованном The Economist. В этом рейтинге РФ занимает первое место. Сrony-capitalism, клановый капитализм, его еще называют «кумовским», «братским» или «капитализмом для своих», — экономика, основанная на тесных связях капиталистов с агентами правительства.

По данным The Economist, богатство российских миллиардеров, полученное в «братских» секторах, составляет 19% ВВП России. К таким секторам относятся банковское дело, строительство, недвижимость и природные ресурсы.

Что могло произойти, если бы Миша Бальзаминов имел возможность завести аккаунт в социальной сети? Увы, это не приблизило бы его к желанной спутнице. Как объясняет Этан Цукерман в книге «Новые соединения. Цифровые космополиты в коммуникационную эпоху», алгоритмы рекомендаций в социальных сетях и поисковиках устроены так, что мы «не расширяем свой горизонт, а, наоборот, все больше замыкаемся на френдленте»: видим то, что хотим увидеть сами, и то, что интересно нашим друзьям, но не то, что может быть нам действительно полезным.

Другими словами, социальная сеть и онлайн-сервис знакомств помогли бы Бальзаминову найти «невесту» — но только из того же социального слоя, к которому принадлежал он сам и который так надеялся покинуть.

Возможно, Миша Бальзаминов не знал слов «институциональная экономика», но суть проблемы социальных лифтов в кастовом обществе он уловил совершенно точно — чтобы переформатировать «аристократический» брачный рынок — нужно, чтобы издержки от сохранения модели «братского капитализма» достигли уровня, неприемлемого для самих капиталистов.