Я только что письмо получила от Жени через ФСИН. Есть такая опция, называется «Инициативное письмо», то есть человек может родственнику своему написать, если он помнит его телефон или мейл. Женька говорит: «Я с трудом вспомнила твой телефон, потому что он на кнопке, но вспомнила все же…»
Она написала следующее:
«Передай всем, я не думала, что такая поддержка бывает». Когда в суде зачитали список поручительств за нее от самых известных лиц, она первый раз разревелась за все это время.
…Когда к нам пришли, я смотрю: постановление на обыск, а в нем — «Финист — Ясный Сокол»… Тут я обалдела, потому что спектакль шел официально на сцене два года, получил «Золотую маску» в двух номинациях и еще кучу каких-то премий. Ну, потом я стала по своему обыкновению устраивать балаган. В экстремальных ситуациях я становлюсь клоуном.
…Они полчаса топтались на лестничной площадке, ждали понятых. За это время, если бы у нас был в доме труп, мы могли бы его растворить в кислоте и спустить в канализацию, пока они толкались там. Вошли. Я говорю им: «Ребята, кто ж так обыскивает? Это надо в шесть утра вынести дверь, положить всех лицом в пол, все перевернуть… А вы что?» Пришли, полчаса у них на все это ушло, забрали компьютер у меня и у мужа и ушли.
Это было все, конечно, ерничество, и можно было без всего этого обойтись… Но главное, что я им говорила на протяжении этого получаса:
посмотрите, вы приходите к мирным обывателям, в дом к человеку, который здесь 15 лет не живет (это правда, Женька в Москве живет последние 15 лет), с какими-то странными претензиями. А у вас весь район исписан, зарисованы все стены рекламой наркотиков.
Посмотрите только на наш подъезд в центре на Петроградской стороне — стены изрыты нычками наркоманскими, наркоманы ходят как у себя дома, у нас в подъезде тусуются, все стены в дырах, куда они прячут свои закладки. И никогда никто их не гоняет, ничего вообще не делает. Займитесь, наконец, уже делом!»
Надо сказать, рекламу на стенах замазали на следующий же день. Не полиция, конечно, «Жилищник». Убрали листики конопли, адреса сайтов, до этого мы боролись несколько лет, и все было бесполезно.
Евгения Беркович. Фото: Василий Полонский
У меня сейчас двойственное чувство. Как в анекдоте про тещу и автомобиль: «Знаете, что такое смешанное чувство? Это когда ваша теща летит в пропасть в вашем автомобиле».
С одной стороны,
несколько дней назад я внезапно проснулась матерью звезды. Я и Женьке написала в предыдущем своем письме, что вокруг происходит опера «Женя Беркович — суперстар».
То есть все утюги, все телевизоры разрывает исключительно «театральное дело Жени Беркович и Светы Петрийчук». Мне даже как-то неловко перед Светой, потому что о ней говорят меньше. С другой стороны, в эти дни, когда было ничего неизвестно, где Женя, что с ней, было тяжело и страшно.
К счастью, она чувствует, что не одна. Хотя еще письма, которые ей мы все написали, только должны передать, ей, наверное, тысячи писем отправили за эти длинные выходные, она их просто не могла успеть получить.
Я надеюсь на ее стойкость. У нас семья правозащитная в нескольких поколениях. Я толком никого не воспитываю, мы живем, как живем, но у нее перед глазами все эти примеры.
Я человек внутренне тревожный и не совсем устойчивый, но в экстремальных ситуациях, так же, как и моя мама, Нина Катерли, обычно собираюсь.
Неожиданно мне помог мой проект.
Дело в том, что я координатор гуманитарного благотворительного проекта «Сказки для политзаключенных». Сама его и создала в декабре 2015 года. Такой волонтерский проект, когда все люди — все, кто хочет, — могут писать письма в поддержку политическим заключенным.
И сейчас это мне очень пригодилось. И когда все меня спрашивают: «А как написать Жене?» — у меня инструкции уже от зубов отскакивают. Такие вот «Сказки для политзаключенных»…
