Вся информация из капкана закрытого суда — только в пресс-подскоках «на ходу», до и после.

«Смотри, великих пустили. Могли бы и дипломатов. Передайте ему про нас, а? Передайте ему, что тут люди есть», — на проходной вслед Явлинскому и Муратову пытаются прорваться в суд две дамы. «Адвокаты имеют карьеру и деньги, правозащитники репутацию, и только мы тут от сердца».

Всего человек 30, гражданское общество, вокруг кофейного автомата. Пенсионерка Татьяна Тарвид, почти ежедневно ездящая в суды из подмосковного Хотьково, рассказывает, как через два года после процесса по «Ив Роше» на большом митинге на Сахарова увидела Навального в толпе. «И он видит меня — а кто я такая? И он машет рукой и машет головой — мне». «Я вот за «Яблоко» всю жизнь голосовала, мне обидно». Просто открепиться от голосования — самое благоразумное, — решает гражданское общество.

Первый раз он приходил к нам в офис «Яблока», и после этого практически на моих глазах он почувствовал себя уже плохо, — рассказывает Кирилл Гончаров. — Второй раз мы сидели возле офиса в итальянском кафе, он приехал из какого-то другого города, в котором его и отравили, собственно, мы обедали, обсуждали фильм «Немцов», который он хотел показать в офисе, обсуждали какие-то выборы, и после того как мы разъехались, через два-три часа, появилась новость об отравлении. Эмоции? Когда я узнал, я подумал, что и мне нужно готовиться к чему-то такому. Я ел то же самое, что и он, мы пили один чай. Но не в еде было дело. Когда после Навального сделали свое расследование и поняли, что это «Новичок», через одежду, — было тревожно.

Когда это произошло в первый раз, мы очень сильно переживали, а когда вторая попытка, мы просто уже не могли поверить, что это произошло с Кара-Мурзой. Единственный человек в мире, которого травили несколько раз подряд. И когда не получилось отравить — решили посадить. Такое ощущение, что следственным органам плевать на отравление Володи, ни разу никого не вызывали на допрос. Дело не двигается уже сколько лет. В такой стране мы живем.

Когда меня посадили на десять суток после 24 февраля, я с ним созванивался оттуда и переписывался. Я с ним консультировался, обсуждал, уезжать мне или нет. И он меня тоже убеждал не уезжать:

И теперь, когда он в тюрьме, я его часто спрашиваю, не жалеет ли он, что вернулся, он пишет, что ему стыдно, что многие люди стоят в очередях на границе из своей страны. Он их понимает, но однозначно чувствует, что если ассоциируешь себя с Россией, надо оставаться до конца. За несколько дней до ареста мы с ним встречались, обсуждали это. Была бы у него другая позиция сейчас? Я думаю, стоит уезжать, если есть физическая опасность.

— Где же эта грань проходит?

— Хороший вопрос. Уже никто не намекает. Времена, когда намекали, прошли, это каждый решает для себя сам. Выбор есть. Уезжать, когда товарищи в тюрьме, — ну такое, не хочу никого агитировать. Многие кандидаты в депутаты от оппозиции превентивно уезжали, ожидая волну арестов, хотя юридически они не попадали, но кто знает. Вот вчера бывший мундеп из команды Гудкова*, Паша Ярилин, писал пост из аэропорта: «Наверное, мне ничего не угрожало, но ждать я не стал». Потому что этот момент, когда ничто не угрожает и уже угрожает, — он тонкий.

Екатерина из «Яблока» рассказывает, что на ее письма и сейчас Владимир отвечает в течение двух дней через ФСИН-письмо, что он смеется, что нет времени всем ответить, так как процедуры и готовится к суду.

Выходит Муратов: «Я нашел его стойким и готовым к сопротивлению человеком. Он был неподалеку от меня, в двух с небольшим метрах через стекло, я не заметил в нем отчаяния, расслабленности, он сконцентрирован, хорошо задает вопросы, мне он показался в хорошей интеллектуальной форме. О физическом состоянии ничего сказать не могу. Вообще не могу отвечать на ваши вопросы в связи с подпиской, которую я дал в судебном присутствии.

— Вам давали возможность говорить, не прерывали?

— Спасибо за вопрос, за догадливость. Сейчас нужно достойно провести прения сторон, зафиксировать, что у Владимира Кара-Мурзы, которого я знаю двадцать лет, никогда не было в отношении своей страны никаких мотивов вражды и ненависти. Мы обсуждали с Подрабинеком сегодня, что Владимир вел себя и всю свою деятельность абсолютно в традициях советских диссидентов: он никогда не скрывал то, что он говорит. Он не вел никакой подпольной конспиративной деятельности, все выкладывал на своих ресурсах, он никогда не засекречивал свои выступления — что в Аризоне, что в Хельсинки, хоть на «Эхе Москвы». Напомню, что при издании журнала «Синтаксис» Александр Гинзбург сам указывал свой домашний адрес и полное имя издателя — традиция открытости, дерзкого бесстрашия.

Вышел Явлинский и рассказал, что судья снял все вопросы Владимира к нему. «Ему предоставили право задавать вопросы. Все его вопросы были сняты».

— От прокурора были только замечания, чтобы я не говорил того, что я говорил.

— А сказать, что вы говорили, вы нам не можете, да? А что запретили рассказывать? Раз это запретили, значит, это не секретно, об этом можно рассказать? — не унимается агентство.

— Я подумаю над вашим вопросом! — заключил политик. — Давайте все вместе пожелаем ему здоровья, сил и чтобы он вышел на свободу.

Ничего не происходит три часа.

(Это судья орал на Кара-Мурзу, у которого теперь отнимается еще и левая рука, который в СИЗО похудел на 20 кг.) Рассказывает, что адвокат Прохоров даже выходил из зала и звонил коллеге Эйсмонт — делился.

Выходит обычно непробиваемо доброжелательный Вадим Прохоров в нетипичном состоянии.

— Это мое последнее уголовное дело! Это как связать руки за спиной, выпустить на ринг и бить бейсбольной битой! — неофициальный комментарий адвоката, который всегда высоко держит подбородок после суда. — Суд заслушал характеристики наших свидетелей, но ходатайства защиты, в том числе о назначении медицинской экспертизы, отклонены. Состояние здоровья продолжает вызывать серьезные опасения. Внимание пристальное, потому что мы имеем случаи смерти подсудимых, содержащихся под стражей. Прокурор выступил против приобщения международных документов, хотя, в общем, приобщение документов никого не ущемляет. Кара-Мурза в аквариуме посмеялся над этим, судья отреагировал — а что он, плакать, что ли, должен? Следующее заседание в понедельник в 11.00.

1 апреля Россия — прочли в новостях, пока ждали Прохорова, — стала председателем Совбеза ООН, сменив Мозамбик.

Нет комментариев только у присутствующих здесь на каждом заседании дипломатов. «Мы наблюдатели», — говорит Дэвид из американского посольства, но, судя по тому, как он воспринимает слова окружающих, дипкорпусу все труднее дается спокойствие.

* Внесены властями РФ в реестр иноагентов.