Михаилу 46 лет. У него пятеро детей. «Один несовершеннолетний и четверо малолетних», как говорит, сверяя данные, судья. В тюрьме Михаил уже почти год, задержали его 13 апреля.

Первая попытка рассмотрения дела о фейке, предпринятая еще в прошлом году, не удалась. Абаканский горсуд вернул его в прокуратуру для переделки обвинительного заключения, поскольку в представленном виде оно нарушало уголовно-процессуальный закон.

Измененное дело передают другому судье. Теперь это Евгений Глущаков. Судебное заседание объявляют открытым, и едва начинают слушать прокурора, едва адвокаты подают первые недоуменные реплики по поводу повторного оглашения столь же неконкретного обвинения, как судья скидывает мяч стороне защиты — спрашивает, будет ли она ходатайствовать вновь о возвращении дела в прокуратуру. Выглядит это как дирижирование процессом, судья, кажется, сам недоволен, как подготовилось обвинение:

— Гособвинитель разъяснил в том виде, в каком может.

И поскольку дело, как и попытки его судебного исследования, все явственней обращаются в фарс, а обвиняемый все это время сидит в тюрьме, адвокаты также ходатайствуют об изменении меры пресечения. Судья объявляет перерыв и удаляется для вынесения решения.

Судья после перерыва заносит в зал две коробки, набитые томами дела, за ручки из скотча. На мгновение мелькает мысль: отдавать обратно. Но нет, в ходатайствах он отказывает. «Обвинение от этого не стало яснее», — замечают защитники под протокол.

Судья формулирует: «Содержание обвинения не нарушает прав подсудимого на защиту, не препятствует построению линии защиты, а также рассмотрению судом по существу уголовного дела».

Залы и кабинеты Абаканского горсуда — голубые и розовые. Веселеньких таких цветов. Жалюзи в той же цветовой гамме, что пластиковые панели и штукатурка. Гособвинитель Алевтина Новиченко в голубой форменной рубашке с синим бантом и синими погонами подполковника. Обвиняемый (в клетке) — в розовой футболке с надписью «back» (но иллюзий никто не питает), кроссовки без шнурков, очки на носу (раньше не было), толстая тетрадь с записями. Только судья и адвокат Владимир Васин в строгих сорочьих цветах: Глущаков в черной мантии, Васин в белой рубашке. Второй адвокат — Елена Илюшенко. Слушатели. Два конвоира, постоянно меняющиеся. Один, старлей, пытается то ли вовсе запретить Васину общение с Афанасьевым, то ли нарушить адвокатскую тайну — интересуется листком, который защитник передает своему доверителю.

Подсудимый

Афанасьев высказывает отношение к предъявленному обвинению.

— Мне непонятно предъявленное мне обвинение, так как из его текста невозможно понять, за какие именно написанные мною слова и фразы меня привлекают к уголовной ответственности.

Статья, из-за которой я нахожусь в тюрьме уже почти год, состоит минимум из 1213 слов, но постановление о привлечении меня в качестве обвиняемого не содержит ни одной цитаты из этой статьи. Именно поэтому мне непонятно и неясно обвинение. Обвинение не конкретизировано, и поэтому я не знаю, от чего мне защищаться.

Я написал много статей, чтобы привлечь внимание к проблемам, привлечь внимание к несправедливости. Я часто писал о разных несправедливостях, и все они касалась моих сограждан. Я всегда писал о конкретных людях, которые живут с нами рядом. О людях, которые живут вокруг нас. Я писал о правде.

Если хотите, то я писал об униженных и оскорбленных. Хоть как-то пытался их защитить.

Писать о проблемах в обществе — это долг любого настоящего журналиста. Журналист не может не писать о язвах этого общества. Государственная власть — это часть любого общества.

Год назад я написал о том, о чем сейчас знают все… слышат все… понимают все, но говорить боятся. Ибо сразу тюрьма. Тюрьма за слова. Шесть. Семь. Восемь лет.

На территории моей страны журналистика сейчас или молчит, или сидит в тюрьме.

Но именно журналистика показала мне смысл жизни в прошлом, не бросила в настоящем и дала надежду на будущее.

Обвинение

Оперативно-разыскные мероприятия проводили сотрудники ФСБ, в следственную группу по делу Афанасьева (ГСУ СК по Красноярскому краю и Хакасии, Первое управление по расследованию особо важных дел, Четвертый следственный отдел) вошли аж три «важняка» (следователя по особо важным делам) плюс один старший следователь.

В документировании «противоправных действий Афанасьева», проведя комплексное психолого-лингвистическое исследование еще во время предварительного расследования, до возбуждения уголовного дела, поучаствовала Ольга Якоцуц (ООО «Консорциум-Центр психологического сопровождения»). Как отметила сторона защиты, Якоцуц выступила и как психолог, и как лингвист, комплексно.

Ей выступать в делах против журналистов и именно Афанасьева — не впервой. Всероссийскую известность эта дама из Абакана обрела экспертизами против псковской журналистки Светланы Прокопьевой (тогда, правда, одна еще не решалась — в соавторстве с преподавателем ХГУ Юлией Байковой, исследователем поэзии Евтушенко) и против защитницы хакасской культуры Лидии Баиновой. У Прокопьевой нашла признаки «оправдания терроризма», а у Баиновой обнаружила форму «вербально оформленного психического воздействия на сознание и волю представителей хакасского этноса». Дело Баиновой тем не менее прекратили, а у Прокопьевой отняли средства производства (ноутбук) и наложили полумиллионный штраф.

Защита

Адвокаты с самого начала преследования журналиста утверждали, что начато оно незаконно и предъявленное первоначальное обвинение — необоснованно, поскольку просто «нет состава преступления, предусмотренного ст. 207.3. УК РФ. В материале Афанасьева рассказывается о бойцах Росгвардии, а не Минобороны. Поправки в статью 207.3 УК, распространившие ее действия и на Росгвардию, вступили в силу 5 апреля. А свой материал Афанасьев готовил раньше и опубликовал 4 апреля.

Сейчас, выражая отношение к предъявленному обвинению, сторона защиты вновь требует разъяснений, конкретики, цитат из заметки Афанасьева, ответа на вопрос, за какие именно слова его судят. «Судят его не за деяния, а за слова. Но этих слов нет в обвинительном заключении». Гособвинителю, однако, стороне защиты больше предъявить нечего. Возможно, пока. Возможно, детали и смысл появятся позже.

Мотивы

Благодаря заведенному на Афанасьева делу заговорили под протокол те, кто молчал бы при любых иных обстоятельствах, и теперь следком частично задокументировал одну из самых странных историй СВО — показания давали бывшие и действующие сотрудники республиканского управления Росгвардии. Сейчас в зале суда гособвинитель называет пофамильно всех росгвардейцев, отказавшихся участвовать в СВО.

Сводные сибирские отряды Росгвардии въехали в Украину из Беларуси не с военными целями, а для «зачистки территории», как свидетельствуют одни бойцы. Другие формулируют задачу иначе: «для охраны улиц и перекрестков Киева». Шли к украинской столице по асфальтированным дорогам. Растянувшуюся на километры колонну встретили боем у Гостомеля.

Никого ни с кем и ничто ни с чем не сравниваю, но в ноябре 1941 года и январе 42-го литсекретарь «Красной звезды» Александр Кривицкий, не выезжая из Москвы, написал фейковую передовицу, а потом и очерк о бое у разъезда Дубосеково и 28 героях-панфиловцах. Его тоже там не было, писал со слов разъездного корреспондента, впрочем, и тот на передовой быть тогда не мог, дальше штаба 16-й армии не совался. Я сейчас вовсе не хочу сравнивать важность мифа и точного знания,

Если смотреть на фактическую сторону дела, Кривицкий и Афанасьев сделали примерно одно и то же. Только Афанасьев еще поговорил с бойцами. Все допрошенные в рамках дела росгвардейцы отрицают контакты с Афанасьевым: «ни я, ни родственники, ни друзья, ни коллеги»; на вопрос, кому рассказывали о происходившем там, отвечают: «никому». Между тем источники, близкие к Афанасьеву, утверждают, что он встречался и разговаривал с тремя бывшими омоновцами, четвертый позже нашел его сам. Условием бесед было сохранение их анонимности, во всяком случае Афанасьев никого не назвал, следуя Закону России «О СМИ». Суд может потребовать раскрыть источники, но и журналист может суду отказать, именно таково классическое развитие данных сюжетов.

…Гособвинитель долго зачитывает статью Афанасьева, потом — без какой-либо отбивки — комментарии под ней. Непонятно, что они должны доказывать, но вот там, исходя из сегодняшних законов и атмосферы, точно можно найти составы преступлений. Ну или хотя бы правонарушений. Составы теперь всюду. В одном квартале от горсуда магазин одежды. В витрине — черный манекен, на нем одежда цветов украинского флага. Что это неслучайно, подтверждает и раскладка одежды внутри магазина.

Песня есть такая про журналистов: «Трое суток не спать, трое суток шагать…» Пели в СССР еще до рождения Афанасьева. А восемь лет отсидеть — «ради нескольких строчек в газете»? Кто пойдет потом по проторенному пути?