В среду в Абаканском горсуде начнутся слушания дела журналиста Михаила Афанасьева. Он обвиняется в распространении фейков с использованием служебного положения о Вооруженных Силах РФ, а именно в публикации от 4 апреля о том, как и почему 11 бойцов хакасского ОМОНа отказались от участия в СВО.

Сам факт отказа, впервые преданный гласности Афанасьевым, получил официальное подтверждение: омоновцев уволили приказом командира ОМОН от 21.03.2022 «в связи с совершением проступка, порочащего честь сотрудника войск Нацгвардии» (позже они подали иски о восстановлении на службе в Верховный суд республики).

Журналист, говоря о потерях нацгвардейцев, деталях похода, возможно, допустил некоторые неточности и ошибки. Но, очевидно, не намеренно: он опирался на свидетельства информаторов, тех самых омоновцев, официальной информации о тех событиях просто не было. Афанасьеву, однако, вменяют 207.3 УК, где речь о «заведомой» лжи. До 10 лет.

Михаил в тюрьме уже почти год, задержали его 13 апреля.

Защита с самого начала преследования журналиста утверждала, что начато оно незаконно и предъявленное первоначальное обвинение — необоснованно, поскольку просто «нет состава преступления, предусмотренного ст. 207.3. УК РФ. В материале Афанасьева нет ни слова о ВС РФ, в нем есть слова: «спецназ» (19 раз); «полицейский» (17 раз); «ОМОН» (11); «СОБР» (5). А бойцы ОМОНа, СОБРа, полицейский спецназ и все то, о чем писал Афанасьев, — не тождественно Вооруженным Силам РФ, и логика лингвиста Ольги Якоцуц (она проводила предварительное исследование, на основе которого, в частности, уголовное дело и появилось, копия есть в нашем распоряжении — А.Т.) о том, что любой вооруженный индивид является Вооруженными Силами РФ, не выдерживает никакой критики».

Поправки в статью 207.3 УК, распространившие ее действия и на «исполнение государственными органами РФ своих полномочий за пределами территории РФ», то есть и на Росгвардию, вступили в силу 5 апреля. А свой материал Афанасьев готовил раньше и опубликован он был 4 апреля.

В материалах дела, повторно поступивших в суд после устранения нестыковок, это противоречие устраняется просто: с начала СВО Росгвардия действовала в составе ВС РФ, соответственно, входила в их состав.

Ранее, ходатайствуя о возвращении дела прокурору, защита также писала:

Перед судом разговариваем с Еленой, женой Михаила. Мужа забрали, квартиру отняли, собственные сбережения Елены подчистую вымели («суд будет решать»), помоями в местных СМИ поливают, с работы чуть не выгнали. Меж тем как специалисту ей равных нет — это признают ее руководители («но что мы можем?»), лишь временно сжалились — до вынесения приговора. В том, каким он будет, никто сомнений не питает. И Елена, кажется, тоже.

Она делится радостью, что недавно, на продлении судом содержания Михаила под стражей, смогла увидеть его (свиданий, звонков им не дают): отпросилась на пять минут с работы, бешено гнала на машине и успела увидеть, как конвой вел его из полуподвала на второй этаж. А он увидел ее. (Потом мне покажут видео со стороны: Елена бросилась наперерез, на мужа, и успела его поцеловать, нет, скорее чмокнуть — конвоир, к которому Михаил пристегнут наручниками, даже не замедлил ход, буркнув, что сейчас отсюда «всех удалят». В общем, фильм Мотыля «Звезда пленительного счастья».)

— Сегодняшним днем живу. И радуюсь, что у Миши день в СИЗО за полтора идет. За детей только очень тревожно. Соне 11 лет, сейчас ей приходится в школу через весь город, потом обратно, и все сама, одна, я на работе. А дети же у нас постоянно пропадают. Да, Марк в садике. Мать Миши еще утешаю. Один сын в могиле, говорит, второй в тюрьме. Но она держится, работает еще, и внук у нее сейчас живет, в колледже учится, есть о ком заботиться. А я работаю на декретном месте. Та, за кем его держат, — то ли будет три года досиживать, то ли выйдет, — непонятно. Но после обвинительного приговора однозначно придется уходить, это мне четко сказали.

Год назад Афанасьев отказался адаптироваться к новым условиям, продолжил писать, как писал до этого, как писал всегда; после года тюрьмы и неизвестно скольких еще лет лагеря впереди — как трактовать такой его выбор? Как его ошибку или единственно достойный вариант? Может, стоило уехать или на время замолчать? На самом деле надо его, Афанасьева, хоть немного знать; выбора, конечно, у него не было, он просто продолжал оставаться собой, вот и всё.

Что особенно важно. Обвинение полагает: Афанасьев «заведомо лгал», стараясь опорочить армию. Как это будет доказываться, неясно, поскольку для Афанасьева и эти «отказники», и те, кто подчинился приказу, — родные и дорогие ему люди, все эти парни. В этом отличие Афанасьева от тех, кто решал их судьбу в феврале. Да и от тех, кому их — просто не жалко или тех, кто их лишь презирает за то, как они обходились с людьми, выходящими с мирными протестами, все последние годы. Афанасьев и до 24 февраля ими интересовался как людьми, был с ними связан: разговаривал, вмешивался, писал, договаривался —

Михаил жил в квартире по социальному найму (потому ее и отняли, пока он в тюрьме), полный рот железных зубов, ездил всегда на старых праворульных японках, самых бюджетных, Toyota Mark II — идеальный вариант (потому и сын Марк), но вообще во всем прочем, что не касается машин, Афанасьев — безусловный патриот. Он от этой земли. Он не понимал той волны негодования, поднятой тусовкой, когда публиковал в своих соцсетях фото с Марией Захаровой (МИД) — так же простодушно, как раньше, например, публиковал фотку с Михаилом Федотовым (бывшим главой СПЧ). Афанасьев гордился и дружбой со статусными либералами, и работал с бывшим губернатором, единороссом Зиминым, и с ОНФ. Он всегда радовался, контактируя с людьми, что-то из себя представляющими, независимо от их политических взглядов или близости к власти.

Афанасьев с его зашкаливающим общественным темпераментом вообще, похоже, ничего не боялся, а уж ошибаться — и подавно. И если он и ошибся, то, разумеется, не намеренно, и страх ошибиться не может довлеть над профессиональными обязанностями, которые у журналиста в том и заключаются, чтобы искать и распространять общественно значимые новости. Это вообще-то в наших интересах, чтобы страх не задавил остающиеся в России формы жизни окончательно. В интересах всех нас, всех без исключения. В том числе многочисленных полковников, расследовавших дело Афанасьева. Ну и потом. До статьи УК о запрете заниматься журналистикой пока в Госдуме не додумались.