Накануне был день поэзии, а еще обыски и допросы оставшихся в России героев «Мемориала»*, налет силовиков на «Открытое пространство». Вся пришедшая в суд пресса освещала это, все пришедшие слушатели сопричастны и вообще не расстаются последние дни.

Девушка Камардина, Саша, показывает фото письма Темы — теперь он рисует бодрых митингующих котов. На майке Саши — знакомый принт «Любовь сильнее репрессий». Девушки из «Открытого пространства» делятся подробностями писем политузников — с такими эмоциями, как будто это их основной круг общения и самые близкие. Читаем новости про Сашу Скочиленко (опубликованные карточки с ее личной перепиской из соцсетей заставляют нервно репетировать снос всех собственных личных переписок), обсуждаем, стоит ли рожать детей при Путине (невеста Камардина знает, что все точно будет замечательно) и в целом ведем себя, как сорокинская очередь (шучу).

Но о чем бы мы ни говорили с последними остающимися, кто регулярно ходит в качестве поддержки на политические суды, все всегда заканчивается 91-м и 93 годами. И спором:

Экс-кандидатка в мундепы Оля кормит нас нарезанными дома яблочными дольками, а опытная «яблочница» Лиля делится свежей историей про женщину, собравшуюся замуж за заключенного, которого она ни разу не видела вживую, — спасение из личного небытия, вдохнуть смысл и подвиг в жизнь без героя. Еле идут по этажу родители Егора Штовбы — оба инвалиды, нуждаются в уходе и заработке сына (суд и сегодня откажет адвокату в ходатайстве об освобождении).

Фотограф рассказывает (не мне) про сегодняшний сон, в котором в щель в своей гостиной дома она видела ребят… Я вспоминаю, как после трехчасового ожидания после назначенного времени первого заседания (дело Николая Дайнеко теперь отдельное и должно слушаться раньше, так как у него назначенный адвокат, а не оплачиваемый «свой») дверь зала открывается на щелочку и сильно поредевшая по сравнению с первыми «маяковскими» судами группа поддержки выстаивается в коридоре, чтобы попасть в зрительную ось аквариума, где сидят все трое. Тема и Егор нам машут, кажется, даже улыбаются. Три с половиной часа ожидания — чтобы несколько секунд посмотреть в щель без гарантий увидеть подсудимых.

Пресс-секретарь суда (настолько ярчайшая блондинка, что мне видятся погоны, но не уверена) заводит в зал, как пионервожатая, построенную в шеренгу снимающую прессу, и приставы выкликают, как на плацу: «Родители! Близкие!» «Я близкий!» — орет самый последний, пружинистый и рэпающий на ходу восточный парень с тату на шее «Борись». Тот самый бросивший бутылку парень из «московского дела», Самар Раджабов, невозможно не выбрать его нашей кучкой, когда пристав вызывает: «Кто-то один!» — в смысле последний.

Николая Дайнеко подняли вместе с ребятами по ошибке, и они приятно общаются в аквариуме, Николай отказывается комментировать соглашение со следствием, взгляд его выразителен. К нему пришли отец и подруги — всего человек пять.

Потом заседание Дайнеко все же провели отдельно, во время оглашения решения (видео из зала) он не скрывает расстройства. «Не жалеете, что пошли на сделку со следствием?»

— Нам докинули совсем свежую статью, — рассказывает Камардин в майке «Враги», повторяющей обложку книги его сборника поэзии. — Я запросил в библиотеке СИЗО актуальную версию УК, чтобы почитать про данную статью, про этот подарок от «бешеного принтера». И мне вот такое выдали за 19-й год (показывает потрепанный кодекс так, что хочется его купить). Там, естественно, ее нет. А книжки с воли нам перестали почему-то передавать.

Вспоминаю интервью его подруги по поэтическим сходкам: «Гулять водили за полгода всего три раза. А последние три месяца он сидит безвылазно в маленькой курящей камере, из-за чего у него болят легкие». Саша успела оставить на стекле аквариума зала 456 отпечатков губ. «Потом на меня орали приставы и грозились удалить». Один из самых трогательных судебных набросков лучшей художницы этого сезона Екатерины Галактионовой (от слова «галактика») — поднятые вверх сердечком руки Саши перед аквариумом (сорвали этот рисунок и перечеркнули двумя буквами на ее выставке, пострадавшей во время налета полиции на «Открытое пространство»).

Егор Штовба и Артем Камардин останутся в тюрьме до 26 апреля (то есть до следующего суда), а давший на них показания Николай Дайнеко — до 18-го (посмотрим). Шесть дней — невелика условная пока прибыль, и речь, предположим, не о том, что его отпустят домой, а о том, что судить будут без товарищей. Впрочем, вольнослушатели политических судов уверяют, что несправедливо осужденный человек имеет право и на слабость, и на поддержку — не бросят.

Стихотворение Камардина «Е! Или Каменскому от Хлебникова»:

Будущее

Удущее

Душее

Щее

ЕЕ!

Е!

* «Мемориал» признан Минюстом РФ иностранным агентом. А затем его деятельность в России была ликвидирована решением Верховного суда.