В понедельник, 13 марта, начали судить «по существу» московского активиста Михаила Кригера — во Втором Западном окружном военном суде Москвы. Желтое двухэтажное довоенное здание напоминает одновременно о близости лефортовских гарнизонов (прямо за ним — Петровский дворец на Яузе) и о сталинской эпохе. Кригер, давний критик российского руководства и противник СВО, сидит в Бутырке — из-за поста про подростка Михаила Жлобицкого, который взорвал себя у здания ФСБ в Архангельске.
63-летнего не очень здорового (астма) человека судит за оправдание терроризма и возбуждение ненависти тройка судей, очень доброжелательных.
Слушателей и прессу через 40 минут после назначенного начала пригласили в зал и сообщили, что по факту неявки подсудимого заседание перенесут часа на два, но уже через 10 минут заметно похудевшего Кригера провели по коридору в зал. Пока судьи не пришли, Миша отвечает на вопросы зрителей о жизни в Бутырке: гуляет, читает, учит английский, лекарств от астмы хватает. Из новостей доходит только пропаганда, но «новость, которую я жду, опубликуют везде». Активист Фокин сравнивает эту сцену перед аквариумом с сократическим диалогом «Кротон» 2500 лет спустя.
А вообще «кригер» по-немецки — это воин.
Один из подошедших судей расспрашивает каждого журналиста, откуда он и какого года рождения («Восемьдесят девятого?» — «А какого? Тысяча девятьсот?»).
Суд удовлетворяет ходатайства Михаила о допуске третьего общественного защитника Екатерины Рыжовой и о допуске в зал родного брата Павла (удаленного ранее как свидетеля). Суд вызывает и не обнаруживает на заседании дочь Кригера Екатерину. Прокурор зачитывает обвинение — «вменяемый пост» про анархиста Жлобицкого, подорвавшего себя у архангельского ФСБ. Михаил Кригер сообщает, что не признает свою вину. Допрашивают свидетеля — оперуполномоченного, на рапорте которого строится обвинение. Яцук Александр Валентинович, «эшник», рассказывает, как в исследуемых публикациях им были обнаружены признаки оправдания терроризма.
Я не слышу, как тихо отвечает «эшник», сижу в коридоре с гражданской женой Михаила Айшей, она приболела и приехала позже, принесла заявление и документы из загса на заключение брака — свидания разрешены только родственникам. Входим, когда начинают допрашивать младшего брата Кригера Павла.
На вопрос о национальности Павел отвечает: «Еврей». Судья спрашивает для протокола: «При таких данных русским языком владеете?»
«Отставал ли Михаил от сверстников в развитии?» — спрашивает судья брата Павла. Павел отвечает, что «опережал раз в восемь, поэтому и сидит сейчас тут». Рассказывает, что они родом из Днепропетровска, их было три брата, отец — ветеран войны, родителей уже нет в живых. Рассказывает, как учился Михаил в школе и как пошел работать, отслужил в армии и поехал на БАМ. Когда 60-летний мужчина, стоя перед президиумом, как школьник у доски, сообщает, что брат закончил десятилетку с тройкой по черчению, это по-театральному абсурдно возвращает нас в школу — быстрее, чем мучительное многочасовое сидение на жестких судебных лавках из ДСП, чем слушание монотонных речей прокурора, чем пятиминутные перерывы-«переменки», чем вкус столовских обедов.
«Была неловкость оттого, что они сидят за правду, а я…»
Начался суд над активистом Михаилом Кригером. Он ответил на наши вопросы
Михаил Кригер в зале суда. Фото: соцсети
Михаил руководил экскаваторной фирмой и всю жизнь помогал людям: беженцам из Украины — сейчас, беженцам чеченских войн — тогда, бездомным и политзаключенным. Возил с Сергеем Мохнаткиным вещи в спецприемник и курировал семейный детский дом, водил детей оттуда в Третьяковку, двоим выпускникам дал работу в своей фирме, летал на суды и постоянно собирал деньги на оплату адвокатов. В организованных Кригером концертах в поддержку политзэков участвовали Сергей Юрский и Тимур Шаов. (В сентябре Кригер просил меня распространить информацию о ближайшем вечере, я ответила, что мне не нравится устроитель, а Миша написал, что если бы заклятый враг устраивал концерт ради политзэков, он бы его немедленно поддержал.)
Поселил на рабочем участке бездомного, а когда тот исчез, украв у кого-то из бригады тысячу рублей, на вопрос, зачем привел вора, ответил: «Я дал человеку шанс, как он им воспользовался — его дело».
Судья уточняет про «тесный контакт» с Доктором Лизой — в ответ слышим, как Миша кормил на Павелецком вокзале бездомных (смотрите в фильме «Вокзал по средам»), покупал им билеты домой (которые те норовили сдать и пропить).
Все домашние животные (около 10 душ) сейчас у них с женой Айшей подобранные. «Дачи, загородные дома?» — «Такого нет. Только нарко- и психдиспансерам нечего сказать». — И Павел повторяет характеристику участкового про удовлетворительное поведение обвиняемого. «Отличное поведение», — балагурят братья, судья это пресекает. «В прошлый раз вы вместе были задержаны по административному делу», — напоминает Павлу адвокат Тертухина.
«Да, в марте Михаил начал петь гимн Украины, и его начали задерживать. Я из солидарности поддержал — и меня повязали». «Нет такой статьи за гимн Украины», — говорит судья.
«Мишу все любят и уважают. Так получилось в жизни, что куда бы я ни приходил после Миши — в училище, на работу, — везде мне были рады как его брату». Судья спрашивает, согласен ли Михаил с тем, что про него рассказал Павел. «Да, мне понравилось. И я даже думаю, что если Паша придет в Бутырку после меня, то ему тоже все будут очень рады».
Все смеются, следующее заседание с вызванным экспертом-лингвистом от защиты и обвинителем от ФСБ назначено на 11 утра 24 марта. Судья на прощание — участникам процесса (получилось, что всему залу): «Не опаздывайте!»
