Сегодня поговорим не о классике. Поговорим о романе, который пока на слуху у всех, кто более-менее следит за современным книжным рынком: о «Шуме времени» Джулиана Барнса (опубликован на русском в 2016 году). Официально это книга о Дмитрии Шостаковиче, но это совсем не биография, хотя в ней и описываются многие реальные факты из жизни композитора (детство, карьера, газетная кампания против его музыки, командировка в Америку и пр.). Но в основном повествование построено на потоке сознания героя, так что говорить о документальности не приходится. Да и сам Барнс, перечисляя в послесловии основную библиографию, говорит открыто, что в этой книге он никакой не биограф, а романист.

Так что фактически это история о художнике вообще. Или даже так: о человеке вообще — не «маленьком человеке», не «большом человеке», хотя и имеющем личный автомобиль и множество государственных наград, а о среднем, мечтающем о банальных вещах типа покоя, семьи и возможности тихо заниматься своим делом.

Для русского читателя в «Шуме времени», с одной стороны, нет ничего нового: ну репрессии, сталинизм — да притом глазами англичанина, знающего об эпохе террора понаслышке. С другой стороны, в том и основная новизна: европеец, представитель того самого Запада, который обвиняют в многолетних посягательствах на русскую культуру, пишет об этой культуре филигранно, сложно, бесконечно бережно, абсолютно точно — ни одной интонацией или деталью при этом не фальшивя, разве что чересчур стараясь не перепутать употребление русских поговорок. И — главное — без особых проблем проникая в ту загадочную русскую душу, которой так гордятся скрепные идеологи.

Но для нас сейчас важнее даже не это. Важнее то, что Барнс в своей книге не столько пересказывает историю, сколько с научной точностью описывает и классифицирует настоящее.

Фактически он дает полный перечень основных законов современного российского авторитарного общества — со всеми типами его героев, с описанием основных социальных и психологических процессов и т.п.

Если кратко, перечень этот выглядит примерно так.

Главный закон, он же социальный процесс, сопутствующий Большой Власти, — это, конечно, Большая Ложь. И дело даже не в том, что сегодня тебя носят на руках, завтра топчут ногами, а послезавтра отмывают и насильно сажают на трон до следующей смены политического «сезона» (с оттепели на заморозок) — это и так понятно. Дело не в том, что личности меняются, а культ остается — это тоже понятно. Дело в том, что Большая Ложь отравляет организм каждого человека, проникая в него, даже если он сопротивляется, даже если в его кабинете не висит портрет Вождя, даже если он отказывается от государственных постов и даже если он просто молчит. Точнее, особенно если молчит. Тогда Большая Ложь заставляет его выступать перед Властью, читая по написанной чужой рукой бумажке, отрекаясь от кумиров и поливая грязью друзей, подписывать обличительные письма — короче, кричать «ура!».

Закон Большой Власти номер один: либо говоришь то, что думаешь, либо кричишь «ура!» — третьего не дано.

Самим собой может остаться только идеальный для этой власти тип — тип Тихона Хренникова, главного антагониста и гонителя Шостаковича. Средний композитор, который тем не менее возглавлял Союз композиторов вплоть до распада СССР и который мог одним росчерком пера лишить композиторов права на приобретение нотной бумаги. Непотопляемо-лебезящий, всегда остающийся в фаворе, «Хренников сорок восемь лет давал приглаженные, обтекаемые интервью, утверждая, что Шостаковичу, человеку жизнелюбивому, бояться нечего». В 2003 году он получил государственную награду из рук Владимира Путина и умер спустя четыре года в возрасте 94 лет.

Закон Большой Власти номер два: она покушается не только на слова, мысли и даже не только на душу — она покушается на биографию.

окажется, что ты погряз во вранье и коллаборационизме, что ты носитель и проповедник всех возможных вражеских идеологий, что ты возглавлял заговор против родины, что ты наставлял молодых последователей на скользкий путь предательства и ненависти к родной стране. В доказательство — ворох твоих собственных цитат без контекста, а в худшем случае — предсмертная записка. Итак, закон номер два: в эпоху Большой Власти лучше вообще не умирать.

Закон Большой Власти номер три:

И в переносном значении, и в буквальном. Иначе говоря, ее главная цель — лишить человека, простите за каламбур, цельности. «Ведь я червяк в сравненьи с ним!» — то и дело повторяет герой Барнса в беседах с власть предержащим, имея в виду сравнение с Вождем. Поначалу повторяет с внутренней усмешкой, а затем все серьезнее и серьезнее. «И каково это, когда переламывают твой дух, твой стержень. А когда стержень сломан, его не заменишь, как скрипичную струну».

Закон Большой Власти номер четыре. Двуличие не спасает. До определенного момента можно читать с листа чужие слова и подмигивать зрителю и самому себе: мол, мы-то понимаем, что это все бред, а в голове у меня совсем другое. Можно пригибаться, уворачиваться, подписывать бумаги, не читая. Можно пытаться смеяться и высмеивать. Можно думать, что трус ты только внешне, а внутри герой. Можно не думать совсем. Но наступает этот определенный момент — и ирония уравнивается с трусостью. Противопоставить ей становится можно только прямоту, искренность, творчество — человечность. А главное — способность услышать сквозь шум времени гармоничное трезвучие даже в звоне трех грязноватых стаканов с водкой на зимнем провинциальном перроне. Закон Власти номер четыре: правда красоты, правда жизни и правда искусства — вот чего Большая Ложь не любит больше всего.