Лексика по разнарядке

В привычном уже турборежиме Госдума приняла 16 февраля во втором и третьем чтениях закон «О внесении изменений в Федеральный закон «О государственном языке Российской Федерации». Его проект был внесен правительством с целью укрепить и очистить «язык государствообразующего народа, входящего в многонациональный союз равноправных народов Российской Федерации». Логика безупречна: только один народ образовал это государство, и его язык обладает особым статусом, но права остальных народов (и их языков) абсолютно «равны».

Закон предписывает русскому языку «функционировать» в строгих рамках «нормативных словарей, нормативных грамматик и нормативных справочников», утверждаемых правительством по предложению правительственной же комиссии по русскому языку. Согласно закону, некая комиссия и правительство должны оставить в лексиконе только те «иностранные слова, которые не имеют общеупотребительных аналогов в русском языке и перечень которых содержится в нормативных словарях».

Вот, к примеру, фраза из текста, написанного на характерном канцелярите (иностранные слова выделены): органы власти «обеспечивают с привлечением специалистов, если это необходимо, и с использованием информационных технологий проведение лингвистической экспертизы и (или) редактирование текстов подготавливаемых проектов нормативных правовых актов в целях приведения их в соответствие с нормами современного русского литературного языка».

Пуристские (то есть «чистые» от иностранщины) нормы, по идее, подразумевают отказ от таких базовых для российской политической системы терминов, как «президент», «федерация», «администрация», «полиция», «депутат» и «армия». А почему бы и нет? Патриотические блоги охотно наделяют В. Путина титулами «верховный правитель» и даже «государь». Подзабытое «национальный лидер» теперь уже точно не приживется — оба слова «чужды нашей культуре». В словосочетании «специальная военная операция» только одно слово — исконно русское, славянское, а сакральных букв Z и V нет в русском алфавите.

Предвидя подобные недоразумения, глава думского комитета по культуре Елена Ямпольская поспешила успокоить сограждан: по ее прогнозу, предусмотренные законом «нормативные словари» созреют только к 2025 году. В уже имеющихся, очевидно, чересчур много заимствований.

Но у предусмотренной законом (контр)реформы есть еще одна неожиданная грань, бросающая вызов базовой «духовной скрепе» нынешнего политического режима — православию. Разработчики законопроекта явно не разглядели этот аспект. Церковная лексика во многом состоит из иностранных заимствований…

Языковые «иноагенты» РПЦ

Официальным богослужебным языком РПЦ является церковнославянский — особый книжный язык, который никогда не был разговорным, а разрабатывался специально для перевода Священного Писания и богослужебных текстов. Считается, что за основу этого языка был взят южноболгарский диалект, распространенный в славянской общине Салоник. Однако в исходном диалекте отсутствовали аналоги большинства церковных понятий, которые пришлось прямо заимствовать из греческого. Например, слово «церковь» — это фонетически адаптированное греческое Κυριακόν («Господне»).

В славянском не нашлось аналогов чинам святых — ангелам (со множеством их разновидностей — архангелов, серафимов, херувимов) или апостолам. Если просто перевести эти термины на русский, получится как-то невыразительно: «вестники» и «посланники».

Еще сложнее со священными степенями (санами): слова «монах», «инок», «схимник», «диакон», «протоиерей», «иеромонах», «игумен», «архимандрит», «епископ», «митрополит» и «патриарх» — сплошь греческие. Если применить к ним принцип языкового пуризма, то получится какой-то протестантизм, исчезнет всякое благоговение. «Диакон» окажется просто «служителем», «игумен» — «начальником», «архимандрит» — «завхозом». «Епископ» так и вовсе прозвучит «антицерковно»: в переводе с греческого это не кто иной, как «надзиратель», а если на жаргоне — то «смотрящий».

Может быть, это близко той социальной функции, которую выполняет РПЦ в РФ в эпоху патриаршества Кирилла, но добровольно на такую русификацию эта организация точно не пойдет. Представим себе епархиальный указ на «очищенном» варианте русского языка: «Возвести начальника Макария в чин завхоза Свято-Успенского уединения (да, «монастырь» — тоже иностранное слово!). А служителя Андрея лишить звания. Надзиратель Дионисий». Даже патриарх потеряет свой таинственный вес, когда превратится в невнятного «отценачальника».

а на головы вместо камилавок, скуфей и митр надевать верблюжники, наплешники и головные повязки (это все ближайшие варианты перевода). Храмы будут украшать образа и знамена (по модели «главного храма ВС РФ»), литургия («общее дело»!) будет совершаться на тарелке и вместопрестолии, а остатки греческой архаики типа пения на архиерейских службах «Ис полла эти деспота» или «Аксиос» придется совсем исключить. Церковные названия месяцев, позаимствованные из латыни и с небольшими изменениями перешедшие в современный русский, логично заменить на исконно славянские, подобные тем, которые есть в белорусском, украинском, польском, чешском, болгарском и других славянских языках, а главный христианский праздник Пасхи называть просто Воскресением.

На этих примерах видно, как борьба с инородными влияниями в языке оборачивается десакрализацией, профанацией культуры.

Тайна двойных имен

Отдельная большая тема — имена. Как божественные (Саваоф, Иисус Христос, Яхве), так и человеческие. «Типично русские» Иван, Михаил, Гаврила, Данила, Матвей, Осип, Семен, Мария и Елизавета оказываются еврейскими, и их переводы порой очень причудливы. Основной же массив «русских» имен составляют греческие — типа Алексей, Александр, Дмитрий, Андрей, Артем, Василий, Григорий, Денис, Алла, Галина и т.д. Число славянских имен, доставшихся нам в основном от дохристианского прошлого, среди распространенных в современной России не так велико: Владимир, Вячеслав, Вера, Надежда, Любовь, Людмила…

Русские князья домонгольской эпохи, принимая крещение, становились носителями двойных имен, но в историю (и в том числе в церковные святцы) они вошли под своими славянскими, «языческими» именами.

Постепенно двойным именам стали придавать магический смысл: русские князья и бояре XIV–XVI веков скрывали свои крещеные имена, публично выступая под «родовыми» псевдонимами. Московский князь Иван III имел тайное имя Тимофей, его сын Василий III — Гавриил, а Иван IV Грозный — Тит. Считалось, что незнание тайного имени влиятельного человека делает невозможным наведение на него порчи и заклятья. Своего рода бытовое «имяславие» — представление об имени как об эманации сущности, обладающей огромной энергией, силой.

В Коране (2:23) дается понять, что точный перевод священного текста на другие языки невозможен. По мнению исламских богословов, арабский неслучайно был избран для божественного откровения, а весь текст Корана на этом языке существовал еще до творения мира. Современные переводы Корана представляют собой попытки его интерпретации на других языках (например, на русском их принято называть «переводами смыслов»).

В христианской традиции отношение к переводам Священного Писания гораздо мягче, но и тут есть масса проблем. «Перевод — всегда очень трудная задача, — писал профессор Санкт-Петербургской духовной академии архимандрит Ианнуарий (Ивлиев). — Переводы одного и того же текста при разных задачах переводчика могут разительно отличаться друг от друга. Значительно труднее обстоит дело при толковании (…) сложившейся терминологии в религиозном, богословском, литургическом, философском, научном языках. Едва ли не в каждой строчке библейского текста мы находим «простые» слова, семантика которых в соответствующем религиозном контексте была не столь уж проста. Привнесенный долгой традицией новый смысл превратил эти слова в специфические термины».

Если на христианском Востоке Библия активно переводилась на разные языки, то на Западе на протяжении всего Средневековья был «канонизирован» единственный латинский перевод V века — Вульгата. В католической церкви сформировалось учение, которое византийцы назвали «трехъязычной ересью». Отталкиваясь от того, что классические письменные языки развиты гораздо лучше, чем «народные», католическая церковь признавала возможной передачу Божественного откровения только на трех языках: еврейском, греческом и латыни. Аргумент в пользу «ереси» нашли в самом Писании — в Евангелиях сообщается, что Понтий Пилат, предав Христа на распятие, велел прикрепить к Его кресту табличку «Иисус Назорей — Царь Иудейский» на тех самых трех языках.

Солунские братья создали для своих переводов новый книжный славянский язык, насыщенный греческой лексикой. Св. Мефодий, значительно переживший своего брата, вынужден был провести два года в баварской тюрьме за свои переводы. (Интересно, какие санкции ждут россиян, не готовых расстаться с «иностранными влияниями в языке»).

Знаменитая Никоновская реформа Русской церкви середины XVII века, помимо прочего, была нацелена на преодоление изоляции московской культуры того времени — заново делались переводы богослужебных текстов с греческого, а наполнившие Москву украинские и белорусские «справщики» привнесли в русскую речь немало греческих и латинских терминов, положив начало отечественному научному языку.

Эта тенденция получила развитие в петровское время, в эпоху секуляризации, когда возник светский литературный язык, обогатившийся уже голландской, немецкой и английской лексикой.

…В истории культуры рост числа заимствованных слов всегда был верным индикатором прогресса. Неважно, в духовной или технической сферах. Заимствованная лексика не убивает, а обогащает любой язык — иностранные слова становятся своими, родными, а обозначаемые ими реалии придают жизни народа динамику и многоцветность. Попытка бороться с этим живым, природным явлением не только антинаучна, но и антикультурна, если угодно — антидуховна. К тому же в эпоху глобализации языки и культуры в целом сближаются и сливаются, а не изолируются.

Утешает одно: язык — настолько живой организм, что его невозможно загнать в прокрустово ложе ограничительных законов. Если следующий федеральный закон будет посвящен изменению порядка цветения ромашек или продолжительности зимы, то его эффективность будет примерно такой же.