На согласованной с властями акции у посольства Турции в Стокгольме 21 января шведский радикал датского происхождения Расмус Палудан сжег Коран. Спустя два дня лидер антиисламской группировки в Голландии «Пегида» Эдвин Вагенсвельд публично разорвал Коран в Гааге. Очередные надругательства над святыней ислама вызвали бурю эмоций в мусульманском мире. И в России.

Пресс-секретарь патриарха РПЦ и глава синодального отдела по взаимоотношениям церкви с обществом и СМИ Московского патриархата Владимир Легойда назвал случившееся «недопустимым вандализмом». «Нельзя плевать в то, что свято для другого человека. Нельзя в политической борьбе <…> оскорблять религиозные святыни», — наставляет спикер патриархии.

И это не протокольные формулы. Последнее время руководство РПЦ активизировало сближение с исламским миром и все чаще подчеркивает свою «восточную идентичность», которая противопоставляет «нас с мусульманами» «антихристову Западу, называющему себя христианским»…

Почему Иран?

Как смиренный послушник верховной власти патриарх Кирилл не ставит под сомнение ее заявления на мировоззренческие темы. «Однажды наш президент Владимир Путин <…> на вопрос журналистов об отношении православия к католицизму и исламу ответил: «Мы к исламу ближе». Я тоже считаю так», — признался глава РПЦ несколько лет назад во время визита в Казань.
«И ислам, и православие, — пояснил патриарх, — принадлежат к одной восточной группе. Так получилось, что Восток оказался менее восприимчивым к новациям».

«Восточная идентичность» звучит в речах патриарха все чаще, заменяя доктрины «русского мира» и «славянского братства». Термин «русский мир» ныне перешел в разряд агрессивных раздражителей и стал нарицательным, а «славянское братство» скорее формируется сегодня вокруг Украины, которой всесторонне помогают Польша, Чехия, Словакия, Словения, Хорватия, Черногория, Северная Македония и даже Сербия, в то время как единственным союзником Москвы остается белорусский режим, едва не свергнутый собственным народом в 2020 году.

На встрече с генсеком Всемирной исламской лиги Мухаммедом Абделькаримом Аль-Иссой Кирилл вновь подчеркивал: «Православные и мусульмане принадлежат к единой восточной культуре». Патриарху импонирует в исламе то, что он «твердо стоит на догмах — основе нравственности — и с опасением смотрит на религиозную жизнь Запада». В современном глобальном противостоянии христианской и исламской культур глава РПЦ винит, разумеется, первую — ведь западное христианство «деградирует»:

На фоне СВО российско-иранское сотрудничество наполнилось новым содержанием, Иран стал важным приоритетом внешней политики Москвы. Приоритетом диалога РПЦ с миром ислама также является Иран — в структуре патриархии действует совместная с лидерами Исламской революции комиссия «Ислам — православие». По словам патриарха, она формулирует общую позицию по противостоянию «секуляризации современного мира» и «защите нравственных ценностей». Общий враг РПЦ и Ирана — «гонка за материальными благами и плотскими удовольствиями».

Иран — особая страна как с религиозной (ее население исповедует шиизм, в то время как более 80% мусульман в мире — сунниты), так и с геополитической (она находится под жесткими международными санкциями по решению СБ ООН) точки зрения. С суннитским мейнстримом активнее и успешнее взаимодействует как раз Римско-католическая церковь, критикуемая теперь РПЦ.

По инициативе и при участии папы Иоанна Павла II в 1986 году в итальянском Ассизи состоялась первая совместная молитва христианских, мусульманских и других религиозных лидеров. Она положила начало целому движению в западном христианстве, объединенному «духом Ассизи». На начальном этапе в этом движении участвовала и РПЦ. Сегодня Ватикан ведет содержательный богословский диалог с главным интеллектуальным центром суннитского ислама — каирским университетом Аль-Азхар. Московская патриархия также направляла своих представителей в этот университет, но ее внезапное «каноническое вторжение» на Африканский континент и резкое похолодание в отношениях с католиками выбили почву из-под этого диалога. Остается только Иран.

Вот как говорит об этом настоятель храма РПЦ в Мадриде протоиерей Андрей Кордочкин:

— Идеальная Россия, построенная на «традиционных ценностях», — это православный Иран. В этой парадигме глава государства — это не просто управленец, а аятолла, самостоятельно истолковывающий духовные материи, церковь же выступает его ретранслятором. Именно поэтому он говорил о том, что православие ближе к исламу, чем к католичеству. Именно поэтому он провозгласил шахидский принцип: «Мы, как мученики, попадем в рай, а они просто сдохнут».

Отношение к исламу стало новой линией водораздела между «почвенниками» и «западниками» в РПЦ. Заслуженный профессор богословия Алексей Осипов так формулирует незатейливую доктрину, которая практически стала официальной в его церкви: «Запад, Европа уже давно потеряли христианство… Никакого антагонизма [с исламом у нас] не было, это лживая пропаганда!»

Усилия папы римского Франциска по прекращению боевых действий на территории Украины православные активисты вслед за Рамзаном Кадыровым расценивают как выступление на стороне «четвертого ЛГБТ-рейха» против христиан и мусульман России.

Тайна Христа и «ширк»

Собственно, богословский взгляд на ислам патриарх Кирилл сформулировал на Пасху 2017 года в московской детской больнице: «Здесь и христиане, и мусульмане; каждый обращается к одному и тому же Богу-Творцу; и вот в ответ на это мы каждый получаем реальную Божию помощь». Это такой уровень редукции религиозности, при котором становится неважна личность Богочеловека Иисуса Христа — основа христианства. Новый Завет высказывается по этому поводу так: «Всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста» (1 Иоан. 4:2); «Всякий, отвергающий Сына, не имеет и Отца; а исповедующий Сына имеет и Отца» (1 Иоан. 2:23).

Православное святоотеческое предание уделяет много внимания отличиям христианства и ислама. По мысли святителя Григория Паламы, Коран знает евангельское откровение о Христе, но сознательно отвергает его, считая искажением истины. Святой замечает, что приоритетом исламского мира является внешняя экспансия и мирской успех.

Константинопольский собор 1180 года провозгласил анафему исламскому вероучению по причине отрицания Божества Иисуса Христа, а в богослужение православной церкви вошел чин отречения от магометанства. Он совершается над мусульманами, крещенными в детстве, но воспитанными в исламской вере и пожелавшими вернуться в христианство.

Под ударами исламского мира — сначала Арабского халифата, а потом и Османской империи — пала «хранительница православия» Византия, которая считала себя последней христианской империей на земле.

когда потеряна реальная историческая преемственность религиозной традиции и ее приходится реконструировать.

Принципиальное отличие христианского представления о Боге от мусульманского подчеркивает и Коран: «Поклоняйтесь Аллаху и не придавайте Ему сотоварищей» (4:36); «Аллах не простит того, что вы придаете Ему в сотоварищи другие божества, но простит другие грехи, кому пожелает из Своих рабов. Тот, кто измышляет в сотоварищи Аллаху другие божества, совершает великий грех и никогда не получит прощения Аллаха» (4:48). Исламская традиция называет этот грех «ширк» и относит к нему христианское почитание Бога-Троицы.

На упрек в «почитании трех богов» русский средневековый святой Максим Грек отвечал: «Если кто исповедует трех богов, тот да будет проклят на веки веков, аминь! Мы знаем единого Бога, Творца и Создателя всего, имеющего Слово и Дух, равночестных и тождественных по Божеству, собезначальных и соприсносущных, ибо никогда Бог не был без Слова и Духа <…>. Един Бог в Троице, а не три Бога, да не будет сего! Как ум, слово и дух все три называются одною душою, а не три души; так же круг солнечный, свет и луч, все три составляют одно солнце, а не три солнца: таково и таинство Святой Троицы».

В тренде

Выражаясь научным языком, налицо богословский ревизионизм в угоду политической конъюнктуре. Раз необходимо мотивировать православных на «священную войну» с Западом, включающим Украину, значит, им теперь ближе ислам, чем «неправильное» христианство. Недаром еще преамбула к российскому закону о свободе совести именует православие и христианство разными религиями!

РПЦ на этом фоне выглядит, выражаясь языком патриарха Кирилла, более секулярной, более вовлеченной в актуальный политический процесс, чем якобы «деградировавший» католицизм. Неслучайно иранский шиизм, играющий роль госидеологии Исламской республики, ближе РПЦ, чем широко разлитый в геополитическом пространстве суннизм, взаимодействующий с Ватиканом.

Внутри же России ислам развивается более пассионарно, чем лишенное своего голоса православие. И в этом контексте показная лояльность патриархии исламу может восприниматься как некий «задел на будущее», когда нам придется жить совсем в другой политической реальности…