Умерла Елена Дьякова. Блистательный театральный критик, товарищ по «Новой газете». Было ощущение ее случайного попадания в наше взрывоопасное время, она принадлежала прекрасному ненадежному серебряному прошлому. И речь ее завораживающая «Милые барышни…», и наряды нездешние, и украшения…

Как в ее любимых стихах Левитанского:

Дом заколочен, и нас в этом доме забыли.
Мы еще будем когда-то, но мы уже были.
Письма на полке пылятся — забыли прочесть.
Мы уже были когда-то, но мы еще есть.

При этом смешлива, язвительна, сокрушительно образована. Она сама была человеком Руссо, Чехова, Диккенса, Гофмана, Гете. И разумеется, Мейерхольда и Вахтангова.

Она сама была театр.

Ее рецензии порой превосходили спектакли, которые она зримо во всех подробностях описывала. Тексты как высокохудожественные высказывания — они объясняли авторам спектакля то, чего они сами не знали. Словно развивала смыслы, продлевала горизонт спектакля. Умела и в неудаче разглядеть то, чем еще можно спасти театр.

Очень любила нашу газету. Была у истоков. Знала Митю Муратова с 1986 года, с их 24 лет. Вспоминала, как газета начиналась в 1993-м, на окраине, в двух съемных комнатах: «А уж как закрывалась раз пять по полному безденежью. Как Муратов в 1995-м, в безнадежный период, был выбран главным редактором. Встал и сказал тронную речь: "Ребята, я вам ничего обещать не могу". И сел».

Рассказывала о своей сильной духом потрясающей матушке, природном докторе, проработавшей всю жизнь — от аспирантки до завкафедрой.

У нее были самые лучшие в мире рецепты пасхи и куличей.

Ужасно переживала разрушение старой Москвы.

Рассказывала о путешествиях, с такими вещественными деталями и нюансами, описывая встреченных людей: смех и слезы.

Она повторяла, что когда ее любимый сын Саша, ученый, китаист что-то ей рассказывает, она чувствует себя Винни Пухом, которому выросший Кристофер Робин, приходя из школы, рассказывал о деяниях Королей и Купцов.

Вот и я в наших частых беседах с Леной чувствовала себя «потрепанным медведем, напрягавшим опилки, но слушавшим трепетно».

Последние годы, когда тяжко болела, занялась изучением своего старинного рода Аносовых. Она словно вернулась в свое время.

И практически завершила большое исследование — читать не оторваться.

В Новый год, она, как всегда, меня поздравила. Как всегда, подробно перечислила всех членов моей семьи. И добавила: «Пусть нервные узлы 2022 развяжутся, пусть прояснится и успокоится все у детей, пусть наша газета многострадальная найдет форму жизни. Держимся».

Почти до последнего дня говорили с ней по телефону. Меня смутило последнее письмо, которое она отправила перед тем, как лечь в больницу. В нем она писала о большом архиве, который в нескольких экземплярах хотела бы передать друзьям. В нем и главный труд последних лет — рукопись семейной хроники «Аносовы». Она завещала нам этот труд.

Ее домашнюю елку украшали старые игрушки, передаваемые из поколения в поколение. Среди них — любимый заяц, клоун на прищепке, и ангел, летящий с дудочкой.

Ангела вам в долгую дорогу, Леночка.

Дышит в саду запустелом ночная прохлада.
Мы старомодны, как запах вишневого сада.
Нет ни гостей, ни хозяев, покинутый дом.
Мы уже были, но мы еще будем потом.