РепортажиОбщество

Кровные братья

Младший отправился воевать в Украину, старший не сумел его остановить. Два лица нашего времени

Кровные братья
Прощание с погибшим после ракетного удара по Макеевке. Кадр «Новой газеты»

18+. НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ БОРУХОВИЧ (ТУМАКОВОЙ) ИРИНОЙ ГРИГОРЬЕВНОЙ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА БОРУХОВИЧ (ТУМАКОВОЙ) ИРИНЫ ГРИГОРЬЕВНЫ.

Таксист долго искал дорогу к дому на набережной речки Самарки, как называют ее в Самаре. Здесь рядом стоят дома двух братьев. Младший с началом мобилизации ушел добровольцем «бить украинских наркоманов и нацистов». Старший ненавидит все войны. Новый год они встречали вместе. И вместе узнали о том, как в Макеевке погибли их земляки.

С одной стороны улицы, которая мне нужна, лес и река, с другой — частный сектор без признаков дороги в снегу. От шоссе вниз ведет железная лестница, покрытая ледяной коркой. После получаса поисков таксист все-таки находит дорогу. Местные прозвали эту улицу наркотрафиком. Когда нет снега, здесь земля вечно перекопана «закладчиками», и ни бдительные граждане, ни две патрульные полицейские машины сделать с этим ничего не могут. На этой улице на окраине Самары выросли братья Сергей и Илья Круговые. Выросли и построили два дома — старшему и младшему.

Я приехала к младшему — Илье.

Илья Круговой. Фото: Ирина Тумакова / «Новая газета»

Илья Круговой. Фото: Ирина Тумакова / «Новая газета»

Илье Круговому, известному самарскому журналисту, 48 лет. В октябре он решил, что очень хочет воевать за родину. Частичная мобилизация шла вовсю, но он призыву не подлежал, потому что с детства страдал астмой. И Илья пошел записываться в добровольцы.

— У меня пять дедов воевали, — объясняет он. — Видимо, генетика. Я вообще-то собирался в полк «Ахмат», но в военкомате предложили идти добровольно мобилизованным. Я скрыл, что у меня астма, потому что хотел сражаться. Первое — это за родину. Вот. Второе… Не знаю. За наши земли. Вот так вот.

В середине декабря часть мобилизованных из Самары отправилась в Украину. Оставшихся в области распустили в новогоднее увольнение. Поэтому Илья встречал Новый год дома. Дом у него небольшой, два этажа — по комнате на каждом. Видно, что работы по строительству еще не закончены. Вместо дверной ручки — красный разводной ключ. Споткнувшись о берцы у порога, я задеваю ключ, он падает, Илья привычным движением прилаживает его обратно.

Фото: Ирина Тумакова / «Новая газета»

Фото: Ирина Тумакова / «Новая газета»

На первом этаже — столовая, она же и кухня с душевой кабиной в углу. Здесь стоит клетка, в которой живет шиншилла Шиша. На втором — спальня, она же библиотека и кабинет. Книжные шкафы занимают стену. На корешках некоторых книг иероглифы, Илья изучал японский язык. В дальнем углу на полке — модели парусников из тонких деревянных реечек. Один почти готов, на палубе можно рассмотреть крохотные лестницы. Паруса ни к одной модели он приделать не успел.

В доме хорошо натоплено, но Илья встречает меня в бушлате. И гордо показывает нашивку с позывным: «Редактор». Это он сам для себя такой придумал.

— Так я и есть редактор, — объясняет. — У меня сайт есть спортивный.

Позывной написан на каждой из выданных ему в армии вещей. На шапке, которая лежит на табуретке, он вычерчен шариковой ручкой с внутренней стороны.

Илья сильно пьян. Он не выходит из этого состояния с сентября. А коллеги в Самаре говорили мне, что он не пил последние лет пятнадцать.

— Действительно не пил, — слышу я голос от входной двери. Это пришел старший брат, Сергей. — Пить он начал, когда в военкомат сходил.

Поселок, где мобилизованные проходят слаживание, находится недалеко от Самары. Завтра у Ильи кончается увольнение. На полу в кухне стоит большая дорожная сумка и валяются вещи, которые надо в нее побросать. На стуле висит бронежилет. На столе — стакан, рядом подстаканник, банка из-под пива, коробка из-под доширака и книга «Генерал». Бутылки уже в мусорном ведре, горлышки торчат.

Завтра Илья возвращается «в расположение». Здесь никто не называет это место как-то иначе, я тоже не знаю, как правильно. Учебка? Воинская часть? Все называют поселок под Самарой — и понимают, о чем речь. А сами мобилизованные говорят — «располага». Там Илья будет ждать, пока их полк отправят на спецоперацию. Как и тот, что отправили в декабре и разместили в ПТУ в Макеевке.

— Не знаю, когда пойдем, — пожимает плечами Илья. — Кто-то говорил, что скоро. А меня уже тянет в располагу. Нас там учат. Мы, скажем, по полигону бегали. Стрелять нас тоже учат. Оружие пока не выдали, но оно за нами прописано.

Сергей уже сел на стул у окна. Он хочет послушать, что будет брат говорить «московской журналистке». Смотрит на меня настороженно. На последней фразе Ильи он хлопает рукой по столу и отворачивается.

Завтра утром, когда Илья будет возвращаться «в располагу», в Самаре и области начнут хоронить мобилизованных, которых из той же «располаги» отправили на спецоперацию в середине декабря. Они погибли в Макеевке в ночь на 1 января, так и не успев повоевать.

Читайте также

Как живет Самара после гибели военных в Макеевке

Видеорепортаж Ирины Тумаковой* и Анны Артемьевой

Инструктаж

Напомним, что в ночь на 1 января в Макеевке под Донецком ВСУ ударами «Хаймарсов» уничтожили здание ПТУ, где были расквартированы российские войска. Сколько человек в это время отмечали там Новый год — неизвестно. Большинство, если не все, это были мобилизованные из Самарской области. Сколько погибло? Есть официальный данные — 89 человек, но им почему-то не особо верят.

Траура в Самарской области не было. Был траурный митинг 3 января на площади Славы, там собралась патриотическая общественность. Как писала местная пресса, «почтить память погибших пришли десятки жителей города». Десятки. Митинг был вполне провластный, его устроили общественная организация «Боевое братство» и женсовет 2-й гвардейской армии. Но «почтить память» пришли, повторю, «десятки человек». Меньше, чем к этому времени было опознано погибших и прибыло на лечение в Самару раненых — если брать цифры, опубликованные губернатором.

Самара продолжала праздновать Новый год. Тела привезли под Рождество. В городе не выключили новогоднюю иллюминацию, в Доме офицеров не отменили танцы вокруг елки, в домах культуры по области — рождественские концерты.

Дом культуры в Новокуйбышевске. Фото: Ирина Тумакова / «Новая газета»

Дом культуры в Новокуйбышевске. Фото: Ирина Тумакова / «Новая газета»

Под конец праздников, 8 января, какая-то другая общественность распространила в соцсетях призыв выйти на ту же площадь Славы, чтобы требовать траура по погибшим. Спустя 40 минут после предполагаемого начала митинга сотрудники полиции все еще поджидали тех, кому придет в голову вслух заикнуться о трауре. Ну еще в Сети появились два-три видеоролика, на которых маленькие группы жителей то Самары, то Тольятти, то Чапаевска или Новокуйбышевска выступают даже не против спецоперации, а только в защиту мобилизованных. У многих скрыты лица. Девушку с одного ролика нам удалось найти, но на просьбу поговорить она испуганно ответила, что никогда никаких видео не записывала.

Илья встает, сдвигает со столешницы немытую посуду.

— Не знаю, сколько их там было в Макеевке, но (…) [здесь приводится мнение, которое российские власти могут признать «фейком»], — кивает он, наливая в стопку водку из початой бутылки.

— И что? — вскакивает старший брат. — Тебе, дураку, это ни о чем не говорит?! Завтра обратно поедешь?

Илья молча смотрит в одну точку.

— А можно просто не возвращаться в вашу располагу? — спрашиваю я.

— У нас таких, кто не вернулся из увала, называют «сочинцы», — со смешком объясняет Илья мне, а не брату, и ставит на стол пустую стопку. — Вот есть «двухсотые», есть «трехсотые». А есть те, кто «ушел в Сочи», дезертиры. Или еще говорят «пятисотые». Двое суток им дают на возвращение, кто не вернулся — тот «сочинец». А есть еще «семисотые», это синерепые. Ну кто бухает, не просыхая. Ну представьте: приехал человек, грубо говоря, из Исаков — и получил двести тысяч рублей. Двести тысяч! Он и не мечтал даже о таких деньгах.

Илья говорит, что сам-то пошел в добровольцы не ради денег.

Илья. Фото: Ирина Тумакова / «Новая газета»

Илья. Фото: Ирина Тумакова / «Новая газета»

— Если вам интересно, я расскажу, — соглашается он. — В прошлом году я заболел ковидом. И наткнулся по телевизору на сериал «Солдаты». И я чего-то подумал… Так жалко стало, что я не служил! Реально жалко. Ну и… Когда началась [частичная] мобилизация, я подумал: пять дедов воевали. Надо доделать дедово дело!

Они с Сергеем родные братья, поэтому у старшего, получается, тоже «пять дедов воевали». Сергей досадливо морщится.

— Из пятерых братьев домой вернулись двое, — произносит он. — Двое только с войны вернулись! Один — потому что застал самый конец войны, а то бы и его не было. И нашего бы деда не было, и нас бы с тобой не было. Но деды-то защищали родину, а ты-то куда собрался?

— У меня процент выживаемости большой, — хвастается Илья, не слушая брата. Оттягивает ворот футболки. Под ключицей у него шрам от ножевого. — Меня пытались убить несколько раз. И в драках, и дядька мой родной пытался…

— А сами вы убивать готовы? — спрашиваю я.

— Готов? — щурится старший брат.

Илья молчит. Встает, снова берет бутылку, долго на нее смотрит. Наливает. Выпивает.

— Вообще-то да, — кивает, сильно стукнув о стол стопкой. — Они сидели там и готовились напасть на нас. Там же нацистов херова туча! Инструктора в располаге всё нам объясняли. Люди на Украине абсолютно безбашенные. Они наркоманы. И вот он идет реально обколотый, его, чтобы убить, надо три пули в него всадить. Обязательно три, меньше никак.

— В Украине все нацисты и наркоманы? — переспрашиваю.

— Да фиг их знает…

Читайте также

Спецвойска

Заключенные, завербованные «Вагнером», получают помилование. Мы изучили их приговоры

Территории

Списков погибших в Самаре нет. Военкоматы сообщали только родственникам, а те иногда писали что-то в соцсетях. Только так можно было узнать, когда, с кем и где прощание. Надо отдать должное самарским властям: хоронили не потихоньку, а все-таки по-человечески. Цветы, батюшки, представители администраций, ветеранские организации, оркестры. Но делалось все с таким расчетом, чтобы нигде даже нечаянно не проявился масштаб произошедшего. Все панихиды постарались разнести на разные дни.

Если собирать имена по соцсетям, получается, что в небольшом Новокуйбышевске похоронили четверых, погибших за одну ночь. Георгию Ложкину было 46 лет, он работал охранником на нефтеперерабатывающем заводе, в военкомат пошел добровольцем, обманув жену. Сказал ей, что повестка пришла. Владиславу Иноземцеву было двадцать шесть. Еще о двоих, Артеме Ягненкове и Денисе Иванове, не известно ничего. Восемь погибших были мобилизованы в Тольятти, и это только те, чьи имена появлялись в пабликах. Их тоже хоронили в разные дни.

Шестеро — в Самаре. Одним из них был замкомандира полка, подполковник Алексей Бачурин, бывший кадровый военный, ушедший когда-то в запас и вернувшийся в армию во время частичной мобилизации.

«Лёха был очень счастлив, когда его призвали, — рассказывал его друг Вячеслав. — Частичная мобилизация — это для него была возможность вернуться в армию, он был уверен, что после этого в армии останется».

Кладбище Рубежное в Самаре. Фото: Ирина Тумакова / «Новая газета»

Кладбище Рубежное в Самаре. Фото: Ирина Тумакова / «Новая газета»

Об остальных погибших нельзя было узнать и такой малости.

В ДК «Нефтяник» маленького поселка Мирного прощались с двоими местными жителями — Дмитрием Ромадановым и Александром Нестеровым. Рядом плакал такой же, как Илья, будущий боец, отпущенный попраздновать Новый год. Только этот, звать его Андрей, не доброволец, его мобилизовали в октябре, хотя в военкомате он тыкал пальцем в свой паспорт, по которому ему 50 лет, показывал худые ноги в язвах и живот с пупочной грыжей. Он и мне их показывал там, в ДК, и уверял, что обязательно погибнет. И спрашивал: что будет, если он просто не вернется из увольнения. Миловидная блондинка, сотрудница Дома культуры, презрительно кривила рот: он же пьяница, нашли кого жалеть.

Мобилизованный Андрей. Фото: Ирина Тумакова / «Новая газета»

Мобилизованный Андрей. Фото: Ирина Тумакова / «Новая газета»

Представитель администрации Мирного помогал полицейским фильтровать тех, кто пришел прощаться. «Могут же быть провокации и диверсии, — объяснил он, изучая мои документы. — Вдруг у вас, например, пирожок в руках, а в нем — взрывчатка?»

Единственное, что сообщил о погибших губернатор Самарской области, это число опознанных тел: 89. Сколько раненых лечатся в области — люди не знают (по официальной версии — 45 человек. — Ред.). Родственников пропускают в госпиталь с паспортами по спискам.

В гибели военнослужащих Минобороны обвинило самих погибших: по официальной версии, в новогоднюю ночь они активно поздравляли родных по телефонам, запрещенным на спецоперации, и враг использовал это, чтобы навести артиллерию.

Илья официальным данным о причинах гибели земляков верит.

— Что, по-вашему, Россия выиграет от СВО? — спрашиваю у него.

Подумав, он отвечает медленно:

— Ну, допустим, территории…

Опять молчит.

— Черт его знает, — выпаливает, так и не найдя ответ. Думает еще с полминуты и все-таки придумывает: — Там же Кузбасс, огромные залежи угля!

— Тьфу ты, — отворачивается к окну Сергей. — Кузбасс — это Сибирь!

Он встает и идет к двери.

— Сейчас опять наговорю — брату не понравится, — бросает Сергей в мою сторону и берется за разводной ключ, который у Ильи вместо дверной ручки. Ключ падает, Сергей прилаживает его обратно. Поворачивается снова к брату. — Илья, ради чего? Илья, я не понимаю, какая такая неимоверная цель, чтобы бросить всё, пойти — и погибнуть?!

Последние слова Сергей почти кричит. Илья сидит на табуретке, голову обхватил руками, словно хочет заткнуть уши.

— С чего ты взял, что я погибну, […]? — вскидывается он вдруг.

— А с чего ты взял, что ты победишь?

— Побежу! Кого угодно побежу!..

Братья замолкают. С полминуты смотрят друг на друга.

— Нас в школе учили, вдалбливали: миру — мир, — Сергей устало опускается на стул у окна. — Фильмы про войну показывали. Исторические примеры приводили. И вдруг это — бабах!.. Как можно, Илья?

— Да я не поддерживаю! — стонет младший. — Я хочу это закончить…

Младший брат

Вчера утром Илья уехал обратно в часть. Длинное новогоднее увольнение кончилось. Сергей усадил брата в машину и долго смотрел ей вслед.

Их дома — это один двор, его охраняет московская сторожевая по кличке Уран. Я открываю калитку и захожу, Уран бросается в мою сторону, я чешу его за ухом, слышу скрип шагов по снегу и оборачиваюсь.

— Это Илья купил собаку, — говорит Сергей. — А теперь я и собаку его кормлю, и шиншиллу, и за домом смотрю. Я ему сказал: собаку-то я сам прокормлю, разберусь, а чем шиншиллу кормить, я не знаю, поэтому ты сделай какой-то запас корма. Шиншилл у него раньше было две — самец и самка. Самка старенькая была, умерла. Остался один самец. Животных он всегда очень любил.

Сергей и дальше, рассказывая о брате, будет то и дело сбиваться на прошедшее время. Нет, он не хоронит Илью раньше времени. Вчера, проводив его, понял, что какая-то дверь в их жизни захлопнулась.

— Я физически боюсь за него, я боюсь его потерять, — признается Сергей. — Родной брат, родителей у нас нет, умерли. И больше никого из близкой родни у нас нет, нас только двое.

Он мне говорит: чего ты переживаешь, меня убьют — получишь пять миллионов. Меня просто поразила эта фраза. Зачем мне эти деньги? Не дай бог — я их и брать не буду. Никому такие деньги радости не принесут. Мне не нужны деньги, мне нужен живой брат. Пусть пьяный, вредный, скандальный, но живой.

Сергей Круговой. Скриншот из видео

Сергей Круговой. Скриншот из видео

У Сергея пятеро детей, и дом у него больше, чем у Ильи. Сидим в комнате, где украшена елка. Дети вешали на нее смешные самодельные игрушки. Прежде чем подняться сюда, мы прошли через гараж-мастерскую, там сохнет краска на большой лодке. Не на деревянной модели, а на самой настоящей лодке. Такое хобби у старшего брата — лодки строить и чинить.

— Брат очень интересный человек, — рассказывает Сергей об Илье. — Он начал читать еще лет в пять, до школы. Вот мы два брата, у меня с русским языком очень тяжело, у меня тройки были по русскому и литературе, а у него всегда пятерки. Ему не было двадцати лет, когда он начал работать в одной из первых частных газет в Самаре. Я приходил к нему в редакцию, мне там было интересно. Он всегда был на хорошем счету. Он пишет очень хорошо и очень грамотно, где надо — эмоционально, где надо — сухо, у него талант. У него хорошая память. Прочитав страницу, он может ее наизусть слово в слово пересказать. И долго у него карьера шла вверх, у него много грамот…

Какое-то время дела у Ильи действительно шли в гору. Он попал в губернаторский пул, зарабатывал на выборах, завел политический блог. Потом увлекся спортом, создал спортивный сайт, начал ездить на соревнования. Хвастался, что за один видеоролик ему как-то отвалили двести долларов. С гордостью показывал брату фотографии с турнира по дзюдо, куда приезжал Путин.

— В общем-то он всегда был на стороне властей, всегда был за Путина, — замечает Сергей. — Я с ним спорил.

У нас в поселке не стало пожарной части, не стало поликлиники, не стало детского садика, все эти элементарные вещи пропали. Что, спрашиваю, изменилось к лучшему? Этого он мне не мог сказать. И все равно был за власть: она, говорил, нам помогает, она дала нам свободу. Какую свободу?

Фото: Ирина Тумакова / «Новая газета»

Фото: Ирина Тумакова / «Новая газета»

Под откос у младшего брата все пошло с началом спецоперации. Роликов больше никто не заказывал, на сайт и ютуб-канал перестали давать рекламу. Да и в принципе спорт стал заметно меньше волновать людей. Илья остался без денег. Какое-то время ему помогали друзья.

— А в сентябре я узнал, что брат начал ходить на какие-то медкомиссии, — продолжает Сергей. — Я спросил, что это значит. Он ответил: ты только никому не говори, но я собираюсь пойти добровольцем. А у него астма. И вообще болячек хватает. Ты понимаешь, спрашиваю, что ты непригоден? Нет, отвечает, я в хорошей форме. Не знаю, может быть, он надеялся, что будет военным корреспондентом.

Работу военного корреспондента Илье не предложили, хотя его навыки в армии учли: в военном билете указана военно-учетная специальность — оператор электронно-вычислительных машин. Строчкой ниже — оператор беспилотных летательных аппаратов. Он действительно умеет управлять дроном. Таким, с которого фотографируют.

— Я не представляю себе брата в этой роли, — качает головой Сергей. — Не представляю. Я не понимаю, как это возможно. Одно дело — ты управляешь дроном, чтобы делать фотоснимки. Другое дело…

У нас с ним такого разговора не было, но мне кажется, что он не готов убивать. С сентября я его трезвым почти не видел, для меня это о многом говорит. А уж когда это случилось в Макеевке…

Сейчас Сергей корит себя за то, что часто ссорился с братом в последнее время. Но и слушать спокойно разговоры Ильи он не мог. Он еще рассказывает и рассказывает о том, какой у него брат. Какой у него был брат. Потом замолкает. Я тоже молчу.

— Хочется как-то все это остановить, — произносит вдруг Сергей. — Если дети, когда подрастут, будут спрашивать, что я сделал, чтобы этого не было, то я не буду знать, что ответить. Все боятся сказать что-то против этого. Боятся потерять работу, потерять свободу… То есть потерять остатки свободы, потому что я не могу сказать, что сейчас у нас есть свобода. Вот мы собрались переделать соседнюю страну. Так ты начни с себя, себя сначала переделай. Я очень надеюсь, что прекратится эта [спецоперация]. Очень надеюсь. Хочу надеяться, что брат попадет туда не раньше, чем все это кончится.

При участии Владимира Прокушева

Командировка №1

«Знаю, что посадят. У меня был выбор, и я его сделал»

История старшего лейтенанта Дмитрия Васильца, который отказался участвовать в СВО. За это его будут судить

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow