Самые звонкие ньюсмейкеры, параллельное правительство, последняя инстанция в оценках происходящего в ходе специальной военной операции и в практическом управлении, «реальные пацаны» — это Рамзан Кадыров и Евгений Пригожин. По сравнению с ними «столичные штучки» типа Дмитрия Медведева и Вячеслава Володина, несмотря на резкость высказываний, выглядят не столь впечатляюще. «Сколько дивизий у Дмитрия Анатольевича и Вячеслава Викторовича?» — могли бы риторически вопросить Рамзан Ахматович и Евгений Викторович. А вот у них дивизии есть, включая полчища троллей.

В рамках сложившейся системы они практически уже получили легальный статус, причем на их фоне власть выглядит образцом корректного и предупредительного поведения. У власти же все интеллигентно — минюстовские и минкультовские чиновники в итальянских неимпортозамещенных костюмах, даже судьи в мантиях. Могут, правда, дать­ 22 года лишения свободы ни за что, зато кувалдой по голове не бьют, пахнут дорогим парфюмом, а не тюрьмой.

Троллинг стоунз

Пригожин постепенно становится реальным игроком на российской политической сцене, наращивает харизму, комментирует действия армии, вступает в жесткий конфликт с губернатором Петербурга, поощряет публичные казни «предателей», иронически троллит западных «партнеров». Сейчас он нужен в этом качестве, да и конфликты групп вокруг себя страсть как любит. Пригожин, да и Кадыров держат в тонусе разнообразные элитные трусоватые кланы, которые в ужасе от этих двух персонажей, но сделать ничего не могут. От этого они (кланы) в еще большей степени сплачиваются вокруг верховного главнокомандующего, видя в нем единственную защиту от грубой силы.

Вопрос только в том, сможет ли Путин вовремя восстановить монополию государства на насилие после того, как часть этой монополии перешла на аутсорсинг к Пригожину. И будет ли он в состоянии отрегулировать партийно-политическое поле, если Пригожин вдруг станет еще и публичным узнаваемым политиком с рейтингом, главным оператором ультранационалистической и жестко «ястребиной» ниши, оказавшись в глазах давно не видевшего политических альтернатив населения большим путинистом, чем сам Путин. «Кремлевский повар» оказался способен готовить широкую линейку политических блюд.

Direct action , так сказать. В смысле прямого действия, а не абстрактных рассуждений.

Показная жестокость — часть этого торгового предложения. Она может быть и постановкой, троллингом, иммерсивным спектаклем. Но от этого не перестает быть частью рекламной кампании прикладного во всех смыслах культа насилия.

Патриарх Кирилл оправдывает в своих очень далеких от духа христианства проповедях героическую смерть за родное Ново-Огарево, а Пригожин доставляет этот товар населению «под ключ».

а чисто конкретный дядька с тремя звездами Героя (что твой Леонид Ильич! — тоже троллинг) успешно рекрутирует уже готовых быть опричниками без всякой «гойды».

Утверждают, что подлинные конструкторы этой реальности — главные «братья Баклушины» российской политической сцены, fratelli Ковальчуки. Им или одному из них — ведущему инноватору — приписывают множество проектов. От Собчак — кандидатки в президентки и косметических во всех смыслах «Новых людей» до Пригожина — партийного лидера и даже самой идеи специальной военной операции. Кто бы и что бы ни придумывал, важен результат, а он близок к перманентному Карибскому кризису с элементами антиутопии Александра Кабакова «Невозвращенец», популярной в конце 1980-х.

Пушечное мясо политики

Вот приедет Путин, Путин нас рассудит… Но президент даже не приходит на помощь своему губернатору Санкт-Петербурга Александру Беглову. Как только Александр Дмитриевич сбрил усы (зачем?), он потерял магический защитный кремлевский купол. Как и несколько беззащитным оказался главный партнер по путинским турпоходам Сергей Шойгу. Верховный главнокомандующий пока наблюдает за маневрами Пригожина и, возможно, оценивает, как далеко может зайти этот параллельный военный комиссар всея Руси.

Однако надо понимать, что общественное мнение при всей своей изменчивости очень инерционно. Когда «Левада-центр»* просит своих респондентов самостоятельно вспомнить политиков, которым они доверяют, на память (после Путина, разумеется) им в течение долгих лет приходят все те же Лавров и Шойгу. Хотя их рейтинг доверия в последнее время стагнирует, и в условиях «структурной перестройки экономики» респонденты все чаще вспоминают о существовании Мишустина — у него теперь второй после верховного главнокомандующего показатель доверия. Респонденты не вспоминают в этом контексте Кадырова или Пригожина, они для них пока не политики в собственном смысле слова. Политики — это все же те, кто находятся по адресу Москва, Кремль, или Охотный ряд, или Большая Дмитровка, или Краснопресненская набережная.

Тем не менее такой статус — дело наживное. Рискнет Путин разрешить Пригожину стать партийным деятелем «в законе» — и тут же у него появятся все атрибуты политика, включая разнообразные социологически измеримые рейтинги и всероссийскую узнаваемость.

Пока процессы на политической поляне регулируются. В период беспрецедентного кризиса калифы на час появляются, доминируют на экранах и дисплеях, а затем вдруг погибают смертью храбрых при неясных обстоятельствах или в автомобильной катастрофе.

А поскольку эти действия могут оказаться перманентным состоянием нынешнего режима, шансы удержаться на политических вершинах и даже остаться живым у него есть. А вот есть ли они у граждан России — это другой, куда более сложный и важный вопрос.

* Внесен властями РФ в реестр иноагентов.