Случалось, что Нобелевской премией награждали заключенных. Бывало, что преследования начинались после ее получения. Например, немецкий журналист-антифашист Карл фон Осецки в 1935 году, когда ему присудили эту премию, находился в концлагере. Нельсон Мандела стал лауреатом через три года после освобождения (после 27-летней отсидки). Лю Сяобо был осужден за год до присуждения премии. Аун Сан Су Чжи находилась под домашним арестом без всякого суда — законодательство Мьянмы предусматривало изоляцию человека без судебной санкции на срок до 15 лет. Но судов над уже награжденными нобелевскими лауреатами в истории не было.

Академик Андрей Сахаров был отправлен в ссылку, но даже у советской власти не поднялась рука устраивать политический суд над нобелевским лауреатом (да и сослали его не в сибирскую глушь, а в большой город). Лауреата литературного Нобеля Александра Солженицына тоже не решились отправлять в ГУЛАГ за одноименный «Архипелаг». Премию писатель получил в 1970 году, «Архипелаг ГУЛАГ» вышел в 1974 году. И при том, что в КГБ был выделен целый отдел для разработки Солженицына, при том, что его судьбу решало Политбюро полным составом, — все-таки нет, не осмелились. Выслали из СССР, но не посадили в Лефортово и не отправили в психушку, как других диссидентов. Так что Алесь Беляцкий уникален даже в этом.

Я хорошо помню, как начиналась «Вясна». Была, разумеется, весна. 1996 год, первые массовые протесты (тогда было не так страшно: да, били, да, сажали на 15 суток, но не пытали и не отправляли на годы и десятилетия в тюрьмы, как сейчас), понятие «политзаключенный» в Беларуси еще оставалось литературным — из перестроечных книг, которые мы успели прочитать. Независимой стране, идущей в новое тысячелетие, это понятие как-то совсем не подходило. Но один политзаключенный в Беларуси все-таки уже был — поэт Славомир Адамович. Славомир — личность весьма противоречивая. В начале 90-х он встретился с Юрием Щекочихиным в Москве и рассказал ему, что работал на КГБ с 1986 года. Щекочихин опубликовал открытое письмо Славомира в «Литературной газете», а потом всю его историю — в книге «Рабы ГБ». В 1995 году Славомир написал стихотворение «Убей президента». В начале 1996 года его арестовали и обвинили в призывах к свержению конституционного строя. А Алесь Беляцкий был тогда научным сотрудником литературного музея Максима Богдановича. Он откуда-то узнал, что мама Славомира бедствует, ей не на что собирать передачи сыну в тюрьму, и пришел в офис Белорусского Хельсинкского комитета, который тогда только появился в Минске.

На том весеннем митинге 1996 года Алесь ходил с коробочкой среди его участников и просил помочь матери арестованного поэта. И люди помогали — все тогда были бедны, но мелкие деньги в коробочку все равно клали, ведь на том митинге собрались единомышленники. Матери Славомира Алесь помог. И решил, что пока другие будут заниматься важными общечеловеческими задачами и ставить перед собой глобальные цели, кто-то должен помогать тем, кто пострадал от государственного произвола. Так началась «Вясна».

Впрочем, до коробочки Алесь сам осознал, насколько важна помощь. В 1988 году он, тогда еще аспирант Института литературы АН БССР, стал организатором первого несанкционированного шествия: 20 тысяч человек собрались в центре Минска и пошли в Куропаты — урочище за чертой города, место массовых расстрелов в 1937 году. То шествие разогнали водометами и слезоточивым газом, а Беляцкого задержали и оштрафовали на 200 рублей за организацию несанкционированного мероприятия. Деньги на штраф аспиранту собирали всем институтом. Он это запомнил на всю жизнь.

А денег требовалось все больше. Митинги разгоняли, белорусов начали сажать. Было множество административных дел, штрафов, арестов, отчислений студентов и увольнений с работы. Были избитые, нуждающиеся в лечении. Были первые уголовные дела. Главное, с чем начала помогать «Вясна», — это юридическая помощь. Адвокат — это всегда дорого, и далеко не у всех есть возможность оплатить его участие. А назначенные государством адвокаты уже тогда уверяли подзащитных, что лучшая линия защиты — это признать вину и покаяться. К счастью, Алесю Беляцкому удалось убедить некоторые иностранные фонды, что помощь политзаключенным — это куда более важно, чем проведение семинаров или конференций.

В 2010 году, когда мы с мужем сами стали политзаключенными, я смогла на собственном опыте осознать, насколько это важно. Тогда нас, обвиняемых по уголовным статьям, было несколько десятков человек. И семьям каждого из нас помогала «Вясна». Даже просто нанять адвоката было не так просто — многие отказывались участвовать в политических процессах, опасаясь репрессий (правильно опасались, кстати: никто из тех адвокатов, что защищали нас, не смог сохранить лицензию). «Вясна» помогала даже с поиском защитника, не говоря уже об оплате. Государственной регистрации «Вясну» лишили еще в 2003 году, так что деятельность эта была полностью нелегальна. Алесь открыл счет в литовском банке: туда переводились деньги на адвокатов, передачи, лекарства, а потом их нужно было снимать и наличными везти через границу. Летом 2011 года, когда суды над нами уже прошли, началась разработка «Вясны». Беляцкий прекрасно понимал, чем это может закончиться. Более того,

Обвинение было, разумеется, в неуплате налогов. Следствие объявило деньги на литовском счете Беляцкого его личными и подсчитало якобы неуплаченный налог: 90 тысяч долларов. (Кстати, оказалось, что информацию о счете Беляцкого Литва предоставила Беларуси по официальному запросу. Потом посол Литвы в Минске Эдминас Багдонас извинялся перед женой Беляцкого.) И тогда белорусы сами стали «вясновцами»: как когда-то Алесь ходил с коробочкой, чтобы собрать деньги для матери Славомира Адамовича, так теперь соотечественники несли в офис «Вясны», кто сколько мог. И деньги собрали, и этот «ущерб государству» погасили. Беляцкого приговорили к четырем годам. В бобруйской колонии № 2 он работал упаковщиком швейного цеха. Тогда его первый раз выдвинули на Нобелевскую премию мира.

Когда Алесь Беляцкий еще сидел в Жодинском СИЗО и ждал этапирования в колонию, тяжело заболел его отец. Молниеносный рак сожрал его буквально за два месяца. Диагноз поставили в сентябре, через месяц после ареста сына. А в декабре врачи сказали, что счет идет на дни. Наталья Пинчук, жена Алеся, смогла получить разрешение на свидание сына с отцом. Это было 19 декабря 2011 года. Но когда она привезла в жодинскую тюрьму документы, администрация отказала. Вернее, Наталье предложили привезти отца в Жодино. А конвоировать Беляцкого в Минск жодинские вертухаи отказались. Хотя расстояние — 55 километров, и каждое утро автозаки с заключенными выезжают из Жодино, развозя их по судам Минска. Но везти Беляцкого к умирающему отцу они отказались. А в ответ на объяснения Натальи, что отец уже лежачий и до Жодино его никак не довезешь, посоветовали подать жалобу в департамент исполнения наказаний и пообещали ответить в течение 15 дней. Виктор Беляцкий умер через пять дней.

17 апреля 2012 года Алесь с Натальей должны были праздновать серебряную свадьбу, потом — его 50-летие. Но эти дни она отмечала, трясясь в маршрутках с продуктовыми передачами для мужа. Прошло 10 лет — и все повторилось.

В начале 80-х Наташа училась в педучилище в родном Лоеве, а Алесь — на историко-филологическом факультете Гомельского университета. Он играл на бас-гитаре в студенческой группе, которую однажды пригласили выступить на свадьбе двоюродного брата Натальи. Потом Наташа поступила в тот же университет в Гомеле, и начался студенческий роман. Вместе — вожатыми в пионерлагерь, вместе — на раскопки, вместе — на каникулы. Наталья была дочерью районного партийного начальника, который, познакомившись с будущим зятем, предупредил ее: «Смотри, чтобы Сибирью все для него не закончилось». Опытный партиец как в воду глядел. Не предвидел только, что СССР прекратит существование и Сибирь останется в другой стране.

В 2020 году, когда в Беларуси начались массовые протесты и такие же репрессии, волонтеры «Вясны» не успевали не только есть и спать, но даже, кажется, дышать. Число арестованных по уголовным делам измерялось уже не десятками, а сотнями, потом тысячами. Число подвергшихся пыткам и насилию — десятками тысяч. «Вясна» не только помогала, но и документировала, вела мониторинг, убеждала родственников жертв не бояться огласки и говорить вслух.

Хорошо помню свой разговор с Алесем Беляцким зимой 2021 года. Я тогда говорила: «Не могу даже представить себе, Алесь, какой жуткий объем работы предстоит после смены власти. Это же нужно будет добиваться пересмотра стольких дел, отмены стольких приговоров, и «Вясне» придется в этом участвовать — не представляю, как вы справитесь!» Для меня все было очевидно: есть приговоры, которые нужно отменять, и политзаключенные, которых нужно освобождать. Алесь посмотрел на меня с некоторой снисходительностью и начал долго и обстоятельно объяснять.

Это тоже жертвы репрессий, объяснял Беляцкий, и все эти случаи нужно будет рассматривать отдельно, восстанавливать справедливость и добиваться выплаты пенсий. Студенты, которых отчислили за гражданскую позицию, — такие же жертвы, они имеют право требовать компенсации. И вот тогда я поняла масштаб личности правозащитника Беляцкого: для него права человека неразделимы и не могут быть разложенными на разные полочки. Ключевое для него — это нарушение государством этих прав, и неважно, в чем оно выражается: в увольнении с работы или 20-летнем тюремном сроке. Готовность защитить человека вне зависимости от степени страданий, просто исходя из факта нарушения прав, готовность помочь его близким, готовность идти в тюрьму за права незнакомых людей — это все Алесь Беляцкий.

Второй раз его арестовали 14 июля 2021 года. За решеткой уже находились волонтеры «Вясны» Марфа Рабкова и Андрей Чапюк. Потом арестовали гомельских «вясновцев» Леонида Судаленко и Татьяну Ласицу. В принципе все уже было понятно. Возможно, если бы было время посидеть-подумать, взвесить за и против — кто знает, к какому решению пришли бы оставшиеся на свободе? Но у них не было свободного времени. Так что в июле пришли за ними. Вместе с Алесем арестовали его заместителя Валентина Стефановича и юриста Владимира Лабковича. Их обвиняют в финансировании протестов и контрабанде (все тех же денег, которыми оплачивалась юридическая помощь репрессированным). Дело передано в суд. С нобелевской речью выступила Наташа. Алесю грозит от 7 до 12 лет лишения свободы. Все так, как и должно было быть при диктатуре. Все так, как не должно было быть никогда.

* Признана в РФ иноагентом и экстремистской организацией, и запрещена