Эти два интервью вышли на двух авторских ютьюб-каналах почти одновременно. Две журналистки-иноагентки Катерина Гордеева* («Скажи Гордеевой») и Ирина Шихман* («А поговорить?») поговорили с двумя новыми эмигрантами — режиссером Дмитрием Крымовым и актером Анатолием Белым.

Гордеева встретилась с Крымовым в Нью-Йорке. Выдающийся театральный режиссер оказался в Америке 25 февраля, как он сам говорит, волею случая: улетел ставить «Вишневый сад», не помышляя ни о какой эмиграции. И уже там, осознав сполна масштаб катастрофы («Это стук топора по вишневому саду. Вишневые деревья вырубают прямо сейчас. Это конец»), принял решение пока не возвращаться. Вскоре на родине начали реально вырубать его «вишневый сад», отменяя поставленные им спектакли или вычеркивая имя режиссера из афиш.

Ведущий артист Московского Художественного театра Анатолий Белый тоже никогда не думал об эмиграции. Но 24 февраля твердо решил уезжать. Несколько месяцев ушли на сборы и оформление документов. Плюс к этому он, чтобы не подводить родной театр, доиграл сезон до конца. Последним его спектаклем стал булгаковский «Бег». Не специально. Так совпало. Ирина Шихман поговорила с Белым в Израиле, где он теперь живет и работает.

И Крымов, и Белый после первых месяцев эмиграции, исполненных отчаяния и непонимания, как дальше жить, сегодня снова востребованы и полны творческих планов. Крымов создал театральную лабораторию и сейчас с артистами-американцами ставит «Евгения Онегина» (привет всем плачущим по русской культуре, якобы повсюду в мире злостно отменяемой). Белый играет моноспектакли, читая стихи современных поэтов, написанные ими после 24 февраля, и усердно учит иврит, чтобы через несколько месяцев влиться в труппу театра «Гешер».

Их собственная жизнь в новых вынужденных обстоятельствах как будто налаживается, но оба интервью не только и не столько об этом. Важно ли искусство вообще и театр, в частности, когда рушится мир?

Толстой, Булгаков, Мандельштам ни при чем, убежден Дмитрий Крымов. Художники ни в чем не виноваты. Они делали и делают свое дело — просто часть людей так устроена, что на них не воздействует ничто высокое и не делает их лучше.

«Эстетика — часть этики. Понятия «хорошо» и «плохо» — понятия, прежде всего, эстетические, предваряющие категории «добра и зла», — цитирует Катерина Гордеева фрагмент из нобелевской лекции Иосифа Бродского. «Огромному количеству людей плевать на категории этика и эстетика, — возражает на то Крымов. — Театром интересуется малое количество народу. Ну и что? Вот для них… Если дьявол через телевизор действует, я хочу в театре сделать маленький антидот».

Ирина Шихман в беседе с Анатолием Белым тоже цитирует нобелевскую лекцию Бродского: «Литература оказывается надежным противоядием от каких бы то ни было — известных и будущих — попыток тоталитарного массового подхода к решению проблем человеческого существования. Как система нравственного, по крайней мере, страхования, она куда более эффективна, нежели та или иная система верований или философская доктрина». «Вы до сих пор в это верите?» — спрашивает она Белого. «До (…) да, я в это верил, — признается артист. — Но она — точка невозврата, самая глобальная катастрофа, которая меняет все… Зло сильнее в какие-то моменты существования. Сейчас зло сильнее. Огромнейшая силища зла, пожирающая людей в России».

Крымов, однако, уверен, что «ЭТО» скоро кончится — так ему подсказывает художническая интуиция. Белый считает иначе: «Эта мгла надолго, моей жизни не хватит, чтобы в России все вернулось в лучшую сторону».

Крымов на вопрос, где ваш дом, отвечает без колебаний: «В Москве, конечно». Хотя «дом там, где можно работать, а работать там сейчас я не могу». Он скучает по Москве, по проходной театра, по своим спектаклям, понимая, что так, как прежде, он ставить уже не сможет, и не очень представляя, кто теперь его зрители, да и есть ли они. Но когда все это закончится, «я очень надеюсь, что тут же раздастся звонок из театра Фоменко, из МХТ… с требованием расписания»…

Анатолий Белый говорит твердо: «Внутри меня произошел такой разлом. Я понимаю, что я не вернусь». Впрочем, специально подчеркивает: «Но я все равно люблю Россию».

…Недавно видная деятельница культуры и по совместительству депутат Государственной думы Елена Драпеко на патриотическом ютьюб- канале «Эмпатия Манучи» учила уехавших из страны представителей культурной элиты Родину любить: «У них нет самого главного чувства — чувства Родины, привязанности к своей стране. Это такое генетическое чувство, которое спасает в очень многих трудных ситуациях… Может быть, кто-нибудь из них горько пожалеет и захочет домой. И вот здесь для нас будет трудный вопрос — что делать с ними? Пока мы еще не победили, мы должны очень жестко быть. Вот когда мы будем победителями, мы можем стать добрыми… и, может быть, простить, понять».

Полагая себя и себе подобных не только единственно правильными патриотами, но и судьями тем, кто покинул Родину «в годину тяжких испытаний», она высокомерно разглагольствовала о предателях, которые сбежали и теперь за «коврижки» плюют «с той стороны фронта в нашу сторону»: «Народ их не простит». Когда ведущий Вячеслав Манучаров спросил ее о Римасе Туминасе, бывшем худруке Вахтаговского театра, — «гениальном режиссере и в то же время русофобе», Драпеко предложила «таких» высылать и изолировать. «Негодяй тоже может быть талантливым. Анни Рамштайн была гениальным режиссером, только она Гитлера поддерживала», — привела она исторический пример. Под «Анни Рамштайн» культурная дама, скорее всего, подразумевала Лени Рифеншталь, впрочем, для адресной аудитории Драпеко это большого значения не имеет. Тем более что, к ее большой радости, наконец-то начался процесс смены культурной элиты. Прежняя, выращенная и вскормленная западными НКО, фондом Сороса и международными фестивалями, схлынула, зато «прорезается, выпирает из земли» новая, необходимая стране и народу.

Елена Драпеко не говорит, а изрекает. При этом глаза у нее горят, с гладкого лица не сходит плотоядная улыбка вершителя чужих судеб. Гнев, боль, бессилие, тоска, горькие размышления о добре и зле — все, чем мучаются большие русские художники Дмитрий Крымов и Анатолий Белый, — Драпеко неведомы. Стук топора, вырубающего плодоносный вишневый сад, ей кажется музыкой сфер.

* Внесены властями РФ в реестр иноагентов.