Анимадок Родиона Чепеля — исследование жизни главного мистификатора российской литературы, обладателя «Большой книги», «Национального бестселлера», премии Андрея Белого.

В последний раз Виктор Пелевин появлялся на публике больше 20 лет назад на литературной конференции в Токио вместе с Татьяной Толстой и Владимиром Сорокиным.

Конечно, фильм про «мистера Х» будут смотреть. Потому что само имя наиуспешнейшего современного писателя России — кликбейт: заголовок-сенсация, вводящая читателя в заблуждение.

Затворничество Пелевина давным-давно запустило миф, что его не существует (тем более что периодически появлялись известия о его смерти), мол, давно развоплотился, и все эти тексты генерирует группа авторов или обученная нейросеть.

Судя по всему,

Он сознательно нырнул в цифровой вакуум и исчез. И это исчезновение — штука посильнее любой рекламной кампании или изощренного самопиара.

С помощью изучения архивов, разнообразных баз данных и интервью знавших писателя людей автор фильма выстраивает хронологию этой достойной описания священной невидимой жизни писателя-оборотня. То ли социопата, то ли фаната privacy, то ли бога.

Образ затворника продуман до мелочей. Пелевин давно носит черные очки, не снимая их ни при каких условиях, даже когда знаменитый фотограф Ричард Аведон делал его портреты для The New Yorker.

Исключения редки. Например, во время интервью с Аленой Долецкой и Кариной Добротворской для Vogue в японском ресторане «Изуми»: мы видим этот кадр из сентябрьского номера журнала за 1999 год. У него тяжелый взгляд из-под нависших век. Впрочем, может быть виной — саке, которое он поглощал в тот вечер с такой скоростью, — рассказывает Долецкая, — что она за ним при всем желании не могла успеть.

Долецкая говорит о тотальном безразличии Пелевина к признанию и его пророческом даре: «У него есть некие занятия, которые он считает более интересными, достойными, увлекательными. Все, что он делал в литературе, всегда было чуть-чуть (или не чуть-чуть) на шаг вперед. Где под шагом я имею в виду пять лет, семь лет, десять лет. Он каким-то своим животным нюхом чувствовал, что грядет».

В одиннадцатом году в романе «S.N.U.F.F» он предсказал войну в бывшем СССР, непримиримое противостояние «Уркаины» и Византии. И описал особый режим, который не является злом в чистом виде «исключительно по той причине, что сильно разбавлен дегенеративным маразмом».

Помимо Долецкой о Пелевине вспоминают его друг детства Евгений Петренко, одногруппник по Литературному институту имени А.М. Горького и главный редактор журнала «Литературное обозрение» Виктор Куллэ, художник, перформер и музыкант Гермес Зайготт. Бывший редактор Пелевина Ольга Аминова.

Мы узнаем о решающей поездке молодого писателя в Китай, после которой он понял что-то важное для себя тогда и принял ключевое решение судьбы — исчезнуть.

Из того, что можно разглядеть в смутном стекле прошлого:

Бедность, которую он побеждал скоростью сочинения текстов и числом журнальных публикаций — сто пятьдесят долларов за статью.

Потом пришли 90-е, разлом эпох — его время. Когда одна жизнь закончилась, а другая никак не начиналась, тут-то, по словам Галины Юзефович, и возникает всякая хтонь. Когда случился расцвет эзотерики, обрели популярность труды Кастанеды, который задолго до Пелевина стирал свое прошлое. Возник южинский андеграундный кружок, собиравшийся в доме у Юрия Мамлеева — неформальный литературный и оккультный клуб.

Тогда же кооперативам разрешили печатать книги, да к тому же советские тиражи еще не скукожились. И дебютная повесть «Омон Ра», и «Жизнь насекомых» вышли гигантским тиражом, и понеслось…Тогда же он впервые сформулировал кредо: «Интервью не даю. У автора сведений об авторе нет».

Из романа в роман он обнаруживал антигуманоидные сущности за фасадами правильных слов и лозунгов. Показывал механику кукловодов, управляющих другими кукловодами. Подмечал полное отсутствие контакта — не только между людьми, но даже между буквами.

Родион Чепель набил руку на портретах тех… кого нет. Во всяком случае, в кадре. Его предыдущая картина посвящена разоблачению Павла Дурова, также сознательно стирающему свое изображение, превратившемуся в генератор идей, в интернет-тотем, примеряющему образ Нео или Мортуса.

Новая картина сделана ровно по такой же схеме. Автор пытается за шапкой-невидимкой и неснимаемыми черными очками рассмотреть своего исчезнувшего из публичного пространства героя. О нем рассказывают другие. Но на первом плане оказывается сам Чепель. В фильме он множится «читателями библиотеки», вращает зрачком в бумажной прорези, сидит или живописно лежит в тени Битцевского парка, едет на самокате, красиво швыряет «Священную книгу оборотня» в траву, бродит в изумлении меж нарисованных компьютером мухоморов, бежит от наплывающей на него тени (школа Парфенова + немного самолюбования + компьютерные эффекты). А в итоге приходит к выводу, что не только Пелевин «удалился», но и он — Чепель — в результате своей разыскной работы исчез из мира, который описал. Но если Пелевин — действительно личность, едва ли без остатка растворившаяся в текстах, то после фильма о писателе Пелевине прежде всего вспомнится… Родион Чепель.

Впрочем, фильм смотрится легко. «Пелевин» — документальный интертеймент, сделанный разнообразными изощренными средствами.

Анимация, созданная студиями Жи-Ши и Prand, здесь не только костыль, она отвечает в значительной степени за абсурдистскую линию картины. Вот рисованный Пелевин превращается в троллейбус и мчится по городу. А вот он проносится свозь холодильник, летит на школьную сцену и перепрыгивает через рояль, за которым девочка в школьной форме старательно играет Шопена. Или обнимает Волка, словно Иван-царевич, а китайская пагода его нагоняет.

Каждый новый роман принято читать, хотя бы для того, чтобы снова разочароваться.

Как ни относись к Пелевину, безусловно, он создал воображаемую метавселенную, сам в нее транспортировался, продолжает и будет продолжать порождать мифы, подозрительно похожие на реальность. Во-первых, потому что блестяще освоил это непростое занятие. А во-вторых, в своих темных очках, похоже, он разглядел что-то важное и тревожное в нашей загадочной стране, которую тоже именует Страной восходящего солнца — «потому что солнце над ней так ни разу по-настоящему не взошло».