Казалось бы, сегодня Америка меньше всего нуждается в страхе. Достаточно включить телевизор и посмотреть сводки с фронта, которые уже восемь месяцев леденят кровь. Но и они не отменяют психологическую потребность в искусственных ужасах, замещающих и вытесняющих настоящие в маскарадной мистерии зла под названием «Хэллоуин».

В этот черно-красный день календаря накануне старинного христианского праздника Дня всех святых Америка погружается в безумие куда более древнего языческого Хэллоуина.

В сущности, это — праздник-исключение. Единственный день в году, когда мы отдаем должное ночной стороне жизни.

На моих глазах за те полвека, что я провел в Америке, этот праздник чертовщины превратился из детской забавы в универсальный фестиваль альтернативной реальности. Более того, Хэллоуин с легкостью перешагнул границы своего традиционного кельтского и англо-саксонского ареала, чтобы завоевать другие народы и страны, включая (не знаю, правда, как сейчас) и Россию, где давно забыли воспетые еще Гоголем карнавальные традиции.

Не потому ли, что Хэллоуин — праздник смерти, которая была идеологически несовместима с советским режимом? Смерть грубо перечеркивала все планы коммунизма, поэтому коммунизм и не знал, что с ней делать. Лучший памятник этой растерянности — Мавзолей, где ленинское тело и сегодня продолжает ленинское дело. Не имея возможности избежать смерти, власть нагружала ее социальными функциями. Чаще всего смерть преодолевалась в труде. ГУЛАГ стал апофеозом трудового перевоплощения: здесь жизнь наглядно и безжалостно переплавлялась в индустриальные объекты.

Но чем страшнее были будни, тем светлее праздники. (Вспомним хотя бы фильм «Кубанские казаки».)

Хэллоуин пришел от противного. Смерть в нем спустилась с трагических вершин в обитель гротеска, пародии, черного юмора. Ее присутствие — шумное и назойливое memento mori — вносит иронический оттенок в наши отношения с реальностью. Этот двусмысленный нюанс, остранняя жизнь, мешает ей раствориться без осадка в повседневных заботах.

Каскад праздничных кошмаров, которые обрушиваются на нас каждый Хэллоуин, служит своеобразной инициацией. Во время этого обряда, как объясняют антропологи, подросток проходит испытание страхом.

Только научившись его преодолевать в игре со смертью, он может вступить на равных правах не в потустороннюю, а во взрослую жизнь, где всегда остается место суеверию.

О том, насколько универсальны наши предрассудки, говорят данные специального исследования. Согласно опросам авторитетного в США социологического центра,

Чтобы объяснить долговечность и повсеместность веры в потустороннюю активность, ученые обратились к эволюции, которая может объяснить природу этой веры нашим внутренним устройством. Так, антрополог Паскаль Бойер считает страх перед инфернальным важным защитным механизмом, внедренным в психику человека на самой ранней стадии его развития. Находясь в постоянной опасности быть съеденным хищником или убитым соперником, наши предки интерпретировали любой знак как сигнал опасности.

Вечно живя настороже, они пугались внезапного звука, движения, вспышки света. Обычно это были безобидные явления природы вроде ветра или грозы, но осторожные выживали чаще беспечных, а значит, и передавали потомству вместе со своими генами страх перед необъяснимым.

Интересно, что такая гипотеза происхождения религиозных эмоций одинаково удобна и для ее автора, убежденного атеиста, и для его верующих сторонников, которые считают, что Бог, управляя эволюцией, передал нам таким образом способность открыть Свое присутствие в этом мире.

В этой перспективе Хэллоуин, несмотря на всю коммерциализацию праздника, сохраняется осколком первобытного мироощущения. Прививка от неизбежного страха перед потусторонним, он заслуживает уважения уже потому, что помог нам выжить и стать людьми.