Среднестатистическая семья из Ульяновска Осиповы. Он (Сергей Уманов) — плотник, дом загородный соорудил на живописном берегу Волги своими руками. На этих руках и свою любимую жену Машу (Анна Рыцарева) готов носить. Она у него не для мытья тарелок — для красоты. Для вечерней игры в карты. Для смотрения на звездное небо над рекой. И объятий в «медляке». Живут вместе с девятилетним сыном. Им хорошо в просторном доме-ковчеге с запахом дерева, со столярной мастерской — источнике благополучия, с воздушной стружкой под ногами. Несложно и дальше прочертить незамысловатую линию этой жизни, которую не омрачат даже придирки мамаш. Тещи — начальницы местного розлива. И свекрови — тетки с огородом, кабанчиком, курами, точно знающей, что неработающая баба не имеет права тарелки не мыть.

Но тут без обид — все свои. Пока не случается страшная беда: сын падает в саду, и на спине появляется подозрительная шишка. Потом другая. Родители боятся, что у мальчика рак. Диагноз ставится едва ли не страшнее. ФОП — неизлечимая болезнь «второго скелета»: кости начинают расти из мышц, сухожилий, мягких тканей, человек окостеневает — словом, превращается в камень. Твой ребенок на глазах превращается в камень.

Почти провокация: вызвать оглушенную новостями аудиторию на разговор об эмпатии, больных детях, иссыхающем источнике сил противостоять року. А между тем вокруг нас не стало меньше инвалидов, людей с неизлечимыми болезнями, детей со СМА. Да и с диагнозом ФОП — десятки.

Режиссер Авдотья Смирнова («Кококо», «История одного назначения», «Вертинский») много лет возглавляет фонд «Выход». Общеизвестно, что в семьях, где тяжко болеет ребенок, первыми не выдерживают отцы. Так устроена природа: связь матери и ребенка нерасторжима.

Вместе с писательницей Марией Степновой («Сад» и «Женщины Лазаря») они рассказывают историю отца, взвалившего на себя непосильный груз: борьбу за ребенка, в которой практически невозможно победить. Беда калечит семью, отношения с близкими. Рьяное и, как кажется окружающим, бессмысленное упорство Осипова — глупо, бесполезно. Так можно все потерять. Он теряет. Даже свой ковчег. Снова и снова пытается в мертвое влить живое — свои небесконечные душевные силы, свое дыхание, свою безнадежную надежду.

В сценарии прописаны линии не только главных, но и второстепенных персонажей. Доброжелательного соседа, например, который вроде и помочь готов, но и не пропустит случая приобрести по дешевке дом, спускаемый с молотка из-за чрезвычайной ситуации. Все эти линии соединяются в размышлении о том, что с происходит с нами — «впадающими в зависимость от яви».

В подкладке фильма евангельские мотивы, добавляющие объем повествованию. Каким был тот самый Иосиф Обручник отцом Христу? Ради ребенка и Марии он отправился в трудный дальний путь. Как воспитывал, оберегал и как отнесся к непосильным для смертного испытаниям, которые проходит не только сын Божий, но и его, Иосифа, сын. Вот и Плотник Осипов спасает не только сына, но и свою Марию. Волоком тянет-вытягивает сломавшуюся, практически обезумевшую, летящую в черноту, а порой упивающуюся своим падением.

Оператор Денис Клеблеев — режиссер-документалист, ученик Марины Разбежкиной («Алиса. Волнение» об Алисе Фрейндлих и «Король Лир» о пожилом актере, одержимом идеей сыграть Шекспира). Вместе с режиссером они выбирают максимально не эффектную картинку. Напротив,

Репортажное, подробное свидетельство жизни в предлагаемых невыносимых обстоятельствах — из которых вместе с героями пытаешься нащупать выход (экспериментальное лекарство? заграничные доктора? чудо?). Вместе с героями ищешь объяснение: «За что?» Эти обычные темные воды беды, которые не разгрести: самобичевание, вина, отрицание, проклятья, депрессия, принятие.

Немного выбивается из общего строгого стиля картины мать Осипова (Маргарита Бычкова) — слишком жирно, шаржировано написана бой-баба из народа. Зато прекрасны сцены в Ульяновском мемориальном центре — капище, посвященном вечно живому, хотя и каменному Владимиру Ильичу. Мать Маши (Светлана Казарцева) — директор комплекса, монолитна в своей идейности, словно слеплена крепко из одного куска — «гвозди бы делать из этих людей». Пиджак. Цветок в горшке. Стальной шарфик — саму бы на постамент. Решимость борца за все хорошее… но посуду ребенка лучше бы кипяточком, как бы не заразиться.

В этом Мемориале регулярно отправляют культ, принимают в пионеры, благословляют на подвиги. И Мария, впитавшая с детства, священное отношение к Вождю всех страждущих, истово молится белокаменному циклопических размеров истукану из мрамора, призывая в помощь символы коммунистической религиозности. И в столице она идет в Мавзолей, пишет записку дедушке-Ленину — он же поможет?

Он начнет идти по этой дороге с того, что обмотает тряпками все углы, все опасные предметы в доме. И пройдет путь до конца, ошибаясь, но не сломается … ему нельзя, все на его руках. Даже это серое небо.

Объектив кино «Плотник» направлен на двух главных героев. Выбор Авдотьи Смирновой поначалу кажется неочевидным — сколько у нас известных мастеровитых актеров — но абсолютно снайперский. Не знаю, кто еще сегодня сумел бы так сыграть Машу — узнаваемую провинциальную дурочку с маникюром, зазывным декольте и беззаветной верой в Ленина. С обескураживающей наивностью радующейся, что у ее ребенка — «не рак». Сбегающей от страха и нервного перенапряжения — в безумие. Теряющей в удушающем разочаровании человеческий облик. И, наконец, медленно сползающей в тьму подлинной трагедии. Но каким-то непостижимым образом актриса не лишает свою Машу — света, который во тьме светит.

Сергею Уманову, скромному, талантливому артисту из Петербурга, работающему в «Небольшом драматическом театре Льва Эренбурга» — по первой профессии, между прочим, столяру-краснодеревщику — роль с трагическими размахом и библейским подтекстом совершенно впору.

С его персонажами всегда сложно и интересно. Не забыть его разжалованного из офицеров прапорщика Стасюлевича в «Истории одного назначения», человека совестливого, на которого валятся, как и на Плотника, несовместимые с жизнью обстоятельства, гнетущее ощущение лжи и гигантской несправедливости. Вижу его сутулую спину — когда он в шинели уходит в воду топиться. Или поэта Агеева в «Вертинском» — блестящее дарование, обглоданное сталинской эпохой. Или образ отца погибшего ребенка в мини-сериале «Шторм». Но вот главная, выстраданная роль — сто оттенков, перепадов настроения, внутренняя работа, поиск единственно верного решения прямо в кадре, и сочувствие как неведомая сила любви, помогающая не ожесточиться — стоять прямо.